Письма из деревни - Александр Энгельгардт

Письмо четвертое

Весна. – Табличка батищевских урожаев 1871–1872 гг. – Вор ли мужик. – Ленив ли наш работник. – Особенности его характера. – Не знают меры работе. – Ретив ли чиновник. – Хозяйство после «Положения». – Необходимо изменить систему хозяйства. – О дороговизне рабочих рук. – Причина бедности крестьян – разобщенность в их действиях. – Губернская сельскохозяйственная выставка. – Починка фрака. – Pas de culture. – О некоторых необходимых удобствах. – Полушубок или пиджак. – Ружье на «случай». – Выставочный скот. – Градоотвод и корчевальная машина. – Наказанное легковерие

Весна. Опять прилетели грачи, опять потекли ручейки, опять запели жаворонки, опять у крестьян нет хлеба, опять…

– Ты что, Фока?

– Осьмину бы ржицы нужно: хлебца нетути, разу укусить нечего.

– Отдавать чем будешь?

– Деньгами отдам. К светлой отдам, брат из Москвы пришлет.

– А как не пришлет?

– Отслуживать будем, что прикажете.

– Ну, хорошо, работы у меня нынче много, разочту «что людям», то и тебе.

– Благодарим.

– Ступай за лошадью.

– Лошадь сбил лес возючи, – на себе понесу.

– Как знаешь, неси мешок.

– Мешок есть.

Фока, ухмыляясь, вытаскивает мешок из-под полы: он шел с уверенностью, что отказа не будет, – нынче никому почти отказа нет, – и только для приличия, что не в свой закром идет, спрятал мешок под зипун. Фока насыпался и потащил мешок в четыре с половиною пуда на плечах.

– А ты что, Федот?

– Хлебца бы нужно.

– Ты ведь брал!

– Мало будет; еще два куля нужно до «нови».

– А чем отдавать будешь?

– Деньгами отдам по осени: половину к покрову, другую к Николе; за могарыч десятину лугу уберу.

– Что же так много могарычу сулишь, или деньги замотать хочешь?

– Зачем замотать, – отдадим. Все равно без могарычу никто в долг не даст, лучше вам пользу сделать. В третьем годе я у И*** попа два куля брал тоже за могарыч; ему сад косил, более десятины будет, а хлеб-то еще плохой, сборный с костерем. Мы с братом насоветывалися: лучше, чем на стороне брать, у вас занять: дело ближнее, покос под самой деревней, косите вы рано; нам десятину убрать ничего не стоит, лучше своему барину по соседству послужить.

– Ну, хорошо; я тебя, впрочем, облегчу, – рожь в шести с полтиной поставлю.

– За это благодарим.

– Ступай за лошадью.

– Ячменцу бы еще с осминку нужно. Я за ячмень вам отработаю.

– На какую работу?

– Что прикажете, – лен будем брать, мять будем; может, сами в город ставить будете – отвезу.

– Хорошо. Расчет «как людям».

– Благодарим.

Федот ушел и через четверть часа вернулся в сопровождении Клима, Панаса, Никиты и почти всех остальных хозяев соседней деревни: он был послан вперед разведчиком.

– Нашим всем до «нови» хлеба нужно. Мы все возьмем: Климу I1/ куля, Панасу 1 куль, Никите 2… Мы вам за могарыч весь нижний луг скосим, каждый двор по десятине.

– Хорошо; все будете брать?

– Все.

– Как Федот?

– Как Федот.

– Половину к покрову отдать?

– К покрову, когда конопельку продадим.

– Ну, хорошо. Конопли я у вас за себя возьму. К покрову ко мне в амбар ссыпайте.

– Слушаем.

Нынче никому почти отказу нет; нынешнею весною я всем даю в долг хлеб, кому на деньги, кому под работу, кому с отдачей хлебом, кому с могарычем, кому без могарыча, смотря по соображению. Потому, во-первых, что нынче у меня у самого всего много, а продажи на хлеб нет, во-вторых, я познакомился с народом, и народ меня знает; в-третьих, я повел хозяйство на новый лад, и работы всякой у меня много.

Да, в прошедшем году преуспело-таки мое хозяйство. Во всем у меня урожай. Судите сами – вот вам сравнительная табличка моих урожаев за 1871 и 1872 годы.

Всего уродилось вдвое, иного и втрое, против предыдущего года. Да и не в одном только хлебе урожай; в феврале прошлого года у меня было 90 ведер молока, а в феврале нынешнего – 200 ведер; в прошедшем году я продал 24 пуда масла, а в нынешнем 56 пудов. В прошедшем году у меня только одна овечка принесла парочку, а в нынешнем году все овцы котили по парочке и все ярочек… Во всем нынче благодать божья – одно только нехорошо, что хлеб (то есть рожь) дешев и никто его не покупает. Вот если бы при таком урожае да был неурожай у крестьянин, да рожь поднялась бы в цене до 12 рублей… Загреб бы денег.

Нынешний год рожь уродилась отлично, но никто ржи не покупает – рад хоть в долг под работы ее распустить.

На пшеницу, лен, пеньку, льняное семя всегда есть покупатели и цены всегда стоят хорошие; на овес хотя цены низки, но тоже есть покупатели, – ия, впрочем, овса не продаю, а весь скармливаю дома лошадям, скоту, свиньям, – но ржи никто не покупает. Лен, пенька, семя, овес покупаются для отправки в Ригу; рожь для отправки не покупали, и продать ее можно только на винокуренные заводы и крестьянам. Главные покупатели ржи – местные крестьяне, которые покупают ее для собственного пропитания.

В прошедшем, 1872 году, у нас был урожай хороший. Конечно, крестьянам хлеба до «нови» не хватит, но все-таки же не то, что в 1871 году, когда был неурожай и на рожь, и на яровое. У богачей-крестьян ржи уродилось более, чем нужно для собственного пропитания; у зажиточных крестьян своего хлеба хватит до «нови», у тех, которые покупали с марта, хватит до июня; у тех, которые покупали с января, хватит до марта, и т. д. У помещиков рожь тоже уродилась хорошо – все хотят продать, необходимо должны продать, потому что рожь составляет главную доходную статью помещичьих хозяйств, а между тем цен нет, и, главное, нет покупателей. Вот если бы у помещиков был урожай, а у крестьян неурожай, да если бы не было железной дороги, по которой, в случае неурожая, подвезут хлеба из степи, тогда другое дело, тогда рожь поднялась бы до 12 рублей и ценность работ понизилась бы.

Крестьянин, который не может обернуться своим хлебом, который прикупает хлеба для собственного продовольствия, молит бога, чтобы хлеб был дешев. А помещик, купец-землевладелец, богач-крестьянин молит бога, чтобы хлеб был дорог. Когда погода стоит хорошая, благоприятная для хлеба, когда теплые благодатные дожди сменяются жаркими днями, бедняк-мужик радуется и благодарит бога, а богач, как выражаются крестьяне, все охает и ворчит: «Ах господи! – говорит он: – парит, а потом дождь ударит – ну, как тут быть дорогому хлебу!».

Это выражение крестьян насчет богачей-крестьян рисует положение дела. В самом деле, при существующей системе хозяйства, когда помещики ведут такое же хозяйство, как и крестьяне, то есть сеют по-старому рожь и овес, только в меньших размерах, чем до «Положения», и вообще продолжают в уменьшенном размере ту же систему хозяйства, какая существовала прежде, помещичьи интересы идут совершенно вразрез с интересами крестьян.

Благосостояние крестьянина вполне зависит от урожая ржи, потому что даже при отличном урожае большинству крестьян своего хлеба не хватает, и приходится покупать. Чем меньше ржи должен прикупить крестьянин, чем дешевле рожь, тем лучше для крестьянина. Помещик, напротив, всегда продает рожь, и от ржи, при существующей системе хозяйства, получает главный доход. Следовательно, чем дороже рожь, чем более ее требуется, тем для помещика лучше. Масса населения желает, чтобы хлеб был дешев, а помещики-купцы, землевладельцы, богачи-крестьяне желают, чтобы хлеб был дорог.

Если бы благосостояние крестьян улучшилось, если бы крестьяне не нуждались в хлебе, – что делали бы помещики со своим хлебом? Заметьте при этом еще, что при урожае не только понижается цена хлеба, но, кроме того, возвышается цена работы. Если бы у крестьянина было достаточно хлеба, то разве стал бы он обрабатывать помещичьи поля по тем баснословно низким ценам, по которым обрабатывает их теперь?

Интересы одного класса идут вразрез с интересами другого. Понятно, что помещики не могут выдержать, что помещичьи хозяйства приходят в упадок, что помещичьи земли переходят в руки крестьян-кулаков, мещан, купцов…

Наше хозяйство тогда только будет на верном пути, когда каждый будет желать благодатной погоды, урожая, дешевого хлеба, когда никто не будет с сердцем говорить: «ну, как тут быть дорогому хлебу?»

Продажа ржи нынешней зимой шла очень туго; к весне крестьяне стали покупать, но если бы не распускать в долг, то большая часть хлеба осталась бы в амбаре. Конечно, отпускать в долг без толку невозможно. Мировой, конечно, свое дело делает, – мужик еще очень прост и сейчас сознается, что должен, – но ведь у мирового только бумажное дело, мировой только выдает бумагу – получай потом. В течение двух лет я ознакомился с соседними крестьянами, и они меня узнали; установилось известное взаимное доверие, хотя каждый из нас все помнит пословицу: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Вообще не худые отношения. Уплаты денег я никогда не задерживаю, рассчитываю верно, и если о цене не сговорились, то не нажимаю, а плачу по-боже-ски: если же меня нет дома или я занят с гостями, то уплату производит Иван. А то приходит мужик за деньгами – нельзя теперь, барин или барыня спит; приходит другой раз – нельзя, барин с гостями занят; приходит третий раз – денег нет, подожди вот хлеб продам. Верная уплата денег – первое дело, но этого еще мало. Необходимо уметь ценить труд, знать, что чего стоит, и если случится, что мужик прошибется или по крайности с голоду возьмет работу за слишком дешевую цену – это часто случается, – нужно вникнуть в дело и расчесть по-божески, чтобы и себе убытку не было, и мужик остался бы доволен. Если мужик не выполняет условия, бросает работу, отказывается от обязательства, то нужно опять-таки вникнуть в дело, разобрать его с толком. Всегда окажется какая-нибудь основательная причина: изменилось семейное положение мужика, цены поднялись, работа не под силу, вообще что-нибудь подобное; мошенничество тут редко бывает. Ни с кем я не сужусь; я еще ни разу не жаловался ни мировому, ни посреднику, ни волостному, а между тем большею частью даю в долг деньги и хлеб без расписок, выдаю задатки без условий, и до сих пор еще никто из крестьян меня не обманывал. Крестьяне судов не любят, и если кто часто судится, о каждой безделице жалуется в волость или мировому, у того работать не будут. Крестьянин никогда не отказывается от долга, – по крайней мере, со мною этого не случалось, – и если не может отдать в срок, просит обождать, и, справившись, отдает или отрабатывает. Да и относительно выполнения работ не могу пожаловаться, чтобы были неисправны: до сих пор все у меня делалось своевременно, но, разумеется, нужно и самому не зевать и в то же время помнить, что у каждого крестьянина есть работа и на своем поле.