Золото лепреконов - Снорри Сторсон

Заказав билет на вечер, горбун хотел отложить трубку, но смаргл остановил его вальяжным мурлыканьем:

– Три наперстка и сыр.

– Не понял?

– Теперь будет три наперстка и сыр, – повторил смаргл и демонстративно захрапел.

– Что б ты залился своим хересом и утонул! – воскликнул карлик, кидая трубу.

– А неплохо было б… – прилетело в ответ.

До представления было еще далеко, впереди ждал нелегкий день, полный дел. Но впервые в жизни Ириами ждал вечера с таким нетерпением. К обеду он уже ненавидел все и всех, но клиенты словно взбесились. Никто ничего не закладывал, все отдавали долг. В этом был какой-то тайный смысл. Горбун вспомнил о герцогине и испугался. Совершенно абсурдно испугался того, что она тоже сейчас войдет в дверь и вернет ему золото. И тогда он будет плакать уже не над Слезами Бо, а по ним… Задрожав всем телом, карлик забрал золото у очередного неудачника, нервно спровадил его и закрыл дверь перед носом следующего посетителя, повесив табличку с надписью «Обед». Но обедать он не стал – ещё подташнивало. Поднявшись к себе наверх, горбун смотрел на Слезы Бо, пока головная боль не прошла. Настроение чуть-чуть улучшилось, но нестерпимо зачесался горб. Чесалось настолько сильно, что Ириами уперся спиной в дверной косяк и елозил туда-сюда до скрипа в костях. Вполне возможно, он расчесал горб до крови, но стало легче. Нацепив парадный сюртук и подвязав шикарную бабочку, горбун спустился к матери и попросил ее поработать за него.

Мать жила в коморке на первом этаже. Это была серая невзрачная женщина без возраста. Она жила одна, всегда одевалась в черное и почти ни с кем не общалась. Соседи неплохо относились к ней, здоровались, но не более того. Ни подруг, ни друзей у нее не было. Отца Ириами совсем не помнил: тот умер, когда карлику было не больше одного цикла. Мать никогда не говорила ни о его смерти, ни и о нем вообще, а Ириами было все равно, он не расспрашивал. Со смерти мужа мать Ириами не снимала траур. Иногда горбун думал, что она носила траурную одежду не только по отцу, но и по себе, по своей жизни, да, наверное, и по самому Ириами. Почему ему так казалось, он не понимал, но отделаться от этих мыслей был не в силах. В детстве Ириами слышал от матери только ласковые слова, она никогда не ругала его за все те гадости, которые он совершал. И, хотя горбун с младенчества отличался нравом мерзким и жестоким, мать всегда вступалась за него, вытаскивала из бесконечных потасовок и окружала заботой. Она любила его или, по крайней мере, делала вид, что любит, но горбун ей не доверял, как не доверял на свете ни одной живой душе. И, хотя мать не давала ни малейшего повода, горбун всегда сомневался в искренности её слов и с подозрением относился к ласковому голосу, доброму взгляду и похвалам в свой адрес. Она хвалила его много и часто, по любому поводу и без повода. И чем старше и уродливее он становился, тем больше она хвалила его. Ириами вырос в контрастной атмосфере уличных насмешек и материнской любви. Со временем соседи к его уродству привыкли и смеяться перестали, а с тех пор, как он завел ломбард и сделал состояние, даже слегка лебезили перед ним. Но мать, конечно же, не переставала ни любить, ни хвалить его, и карлик, так и не поверив в ее любовь, старался видеться с ней как можно реже, умудряясь избегать общения под одной крышей. Так и повелось, что обедали вместе раз в седмицу, а по праздникам горбун выводил мать погулять или на представление заезжих бардов. Иногда он доверял ей вести дела, но только в крайних случаях, очень редко. Сегодня был один из таких редких случаев. Ириами решил не работать после обеда, несмотря на обилие посетителей. У дверей конторы собралось несколько человек, готовых ждать окончания перерыва прямо здесь. «Почему-то я уверен, что все они хотят забрать свои вещи…», – подумал горбун, выходя с черного хода.

Поправив сюртук, Ириами пришел к выводу, что его горб опять немного вырос и что надо заказать новый парадный костюм. Решив сделать это незамедлительно, он двинулся по бульвару Часовщиков к Садовой площади. Заглянув по пути к своему новому портному, он решил провести оставшееся до представления время за кружкой эля в таверне неподалеку, где надеялся послушать те сплетни, которых не пропускала печатная цензура. Интересовала Ириами, естественно, Мамаша Гретхен. Свернув с бульвара, карлик проковылял по переулку Медников и открыл дверь в таверну «Свой окорок». Здесь было людно – обедали каменщики, строившие неподалеку новую церковь Всех Благ. Каменщики сидели плотно, заняв несколько длинных столов, и говорили обо всем подряд. Увидев пустой столик возле окна, Ириами устремился к нему, но его опередили. Столик заняли какие-то путешественники, приехавшие, судя по виду, из Аргении поглазеть на столицу Королевства. Ириами остановился на полпути и завертел головой в поисках новой цели.

– Почтенный мастер Ириами, идите сюда, здесь есть для вас свободное место и кружечка эля! – послышалось из самого темного угла.

Ириами пригляделся и узнал своего коллегу ломбардщика из района Сновидений. Он вспомнил, что дела у того шли всегда неплохо, что непонятно – район Сновидений был районом портовых грузчиков и уличных девок, в таких местах люди закладывают свои вещи в обмен на медяки, в лучшем случае – на серебро, и почти никогда не отдают долги. Звали ломбардщика Косой Ганс, и прозвище это подходило, скорее, какому-нибудь пирату, а не «честному» скупердяю, дающему деньги под залог. Ходили слухи, что этот малый обделывает делишки и потемнее, но Ириами было все равно, они никогда не сорились с Косым Гансом просто потому, что дел общих не вели, а знакомство было шапочным. Тем не менее, Ганс горбуна уважал и даже боялся, понимая, что в кривых лапках карлика есть сила. Посомневавшись всего мгновение, Ириами уселся на скамью рядом с Гансом и заказал эль.

– Мастер Ириами, я всегда был восхищен вашим талантом, вашей проницательностью и… ну… всеми остальными вашими качествами, – начал Косой Ганс.

– Дорогой коллега, очевидно, вам что-то от меня нужно, раз вы так рассыпаетесь комплиментами. Давайте лучше сразу перейдем к делу, вы ведь знаете, что и к вам я тоже отношусь с превеликим уважением.

– Увы, мастер, сегодня я говорю вам не комплименты, а скорее уж соболезнования. Но, поверьте, я совершенно искренен.

– Не совсем понимаю, о чем вы…

– Так вы не знаете? Как же так?! Главный ломбардщик столицы не знает столь убийственную новость, причем касающуюся лично его? Я удивлен. Хотя… у вас много врагов в тех кругах… неудивительно, что вам никто не сказал. Теперь время уже не то… все узнается по газетам. Вот раньше… раньше приличные люди узнавали все самое интересное исключительно от информаторов!

– Вы говорите, как старикашка какой-то прямо: «раньше то, раньше это»! Но скажите, милейший, что ж за такая «новость», о которой я не слыхал?

Косой Ганс ухмыльнулся, но улыбка у него получилась печальной, скорее даже трагической:

– Мастер Ириами, так уж вышло, что именно от меня вам придется принять эту ужасную, трагическую весть. Я бы хотел, чтобы мы с вами пили эль при иных обстоятельствах…

– Да не тяните уже! – не выдержал горбун.

– Простите. Дело в том, что готовится королевский указ о запрещении частной деятельности ломбардов. С завтрашнего дня «в долг» деньги сможет ссужать только королевская казна. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему они не додумались до этого раньше? Ведь это же очевидно и прибыльно со всех сторон! Понятно, что не обошлось без нового министра финансов. Король-то сам…

Косой Ганс все говорил и говорил, но Ириами не слышал. Все вокруг задрожало, мир треснул и развалился. Горбун с полной ясностью осознал, что прежней жизни пришел конец. Завтра он останется без работы. Но сам Ириами словно отделился от мира, он наблюдал издалека – ни тоски, ни даже грусти не было. Одним махом осушив кружку, карлик испытал неимоверное чувство облегчения. Нестерпимо зачесался горб. Во рту пересохло, и он заказал еще эля.

– Что же вы будете делать теперь? – не отставал Ганс.

– Пойду к вам в порт грузчиком.

– Э..э.. – Ганс не сразу уловил, что его коллега шутит.

– Или девкой распутной, говорят, они неплохо зарабатывают, – горбун подлил масла в огонь, и Косой Ганс разразился таким хохотом, что вся таверна затряслась.

Ириами понял, что весь день клиенты забирали свое барахло потому, что знали об указе. «И никто ничего не сказал. Гады!» Хотя понять их можно – ему никто не симпатизирует, а если завтра ломбарды прекратят свое существование, то никто не сможет выкупить свои заклады. Но к сделке с герцогиней это все не имеет отношения. Даже если прямо сейчас он бросит все и уедет в Берг, она найдет его и в Берге… и в Дартарстане. И убьет. Нет…, со Слезами Бо придется расстаться в обещанный срок. Все, что он может сделать в данной ситуации – это насладиться их воздействием в полной мере. И то, что ломбарды закрывают, тоже как-то связано с деятельностью Слез, с тем, чтобы сделать Ириами счастливым за две седмицы!