Направить в гестапо - Свен Хассель

Удар пришелся в цель; по реакции Хайде было ясно, что у него есть еще кое-что кроме ткани, селедки и ковров.

— Откуда мне знать, что ты не будешь меня шантажировать?

— Даю слово.

Порта вскинул руку с тремя поднятыми пальцами.

— Твое слово! — насмешливо произнес Хайде. — Так я тебе и поверил. Бери селедку и ткань, а ковры поделим поровну.

— Кто здесь ставит условия, ты или я? — спросил Порта. И ткнул себя пальцем в грудь. — Я заимодавец, а ты должник, и я решаю, что возьму за списание долга. Все ковры будут моими.

— Это уже слишком! — запротестовал Хайде. — Восемьсот ковров! Они стоят куда больше, чем я задолжал тебе…

— Как знаешь, — сказал Порта. — Только если не будешь ладить со мной, я уж точно не буду ладить с тобой.

— Хочешь сказать, что настучишь? — негодующе спросил Хайде.

— Вот именно — обо всем, что только смогу припомнить! Я не забыл, что в тот раз ты устроил тому крестьянину. И с тех пор точу на тебя зуб. У меня хорошая память.

Хайде пожал плечами.

— Ну что ж, раз ты не перестаешь ворошить прошлое — но скажу тебе одну вещь. И селедку, и ковры изо всех сил ищет полиция, так что не вини меня, если попадешься с ними. Только имей в виду — я ничего о них не знаю.

— Не строй иллюзий, — сказал Порта. — Если меня загребут, я позабочусь, чтобы ты составил мне компанию.

— Ну, ладно, теперь послушай меня, — прошипел Хайде. — При желании я мог бы отправить тебя за решетку в любое время — знаешь, почему? Потому что случайно познакомился с человеком, который работает на одном из эсэсовских складов. И случайно узнал, что эсэсовцы ищут человека, который исчез с большой партией стальных касок — у них уже подготовлена камера в Фульсбюттеле.

— Ну и что?

— А то, что стащил их ты! — выкрикнул Хайде.

— Черт возьми, — нервозно произнес я. — Если будете так орать, к нам спустится половина треклятого гестапо.

Хайде понизил голос до злобного шепота.

— Если будешь совать свой длинный нос в мои дела, то в скором времени тебе придется долбить камень где-нибудь в концлагере.

Малыш, наблюдавший за происходящим с полнейшим равнодушием, вмешался и предотвратил возможное кровопролитие.

— В тот день, когда уберем Леопольда, — сказал он, совершенно неожиданно, как нам показалось, хотя наверняка долго носился с этой мыслью, — я устрою себе пир из колбасы со сливовицей. — Облизнул губы и погладил себя по животу. — Это будет настоящее празднество, настоящий кутеж.

— Послушайте, — сказал я. — Леопольд и его приятели должны гордиться нами. Они вечно орут, что мы должны быть крепкими, как пресловутая крупповская сталь — ну что ж, скоро они узнают, что так оно и есть. Они не плохо над нами поработали.

— Крупповская сталь! — насмешливо произнес Малыш. — Да она мягкая, как масло. Смотрите!

Он нанес сильнейший удар кулаком в бетонную стену; кулак остался цел, но стена сильно содрогнулась, в центре появилась тонкая трещина и разошлась в двух направлениях. Мы смотрели на нее с благоговейным страхом, потрясенные, как всегда, когда Малыш демонстрировал силу. По сравнению со всеми нами Малыш был гигантом, и мы не раз видели, как он разбивал кирпичи голыми руками. Однажды он ударом ладони плашмя сломал корове шею. Порта тоже мог разбить кирпич, но ему для этого всегда требовалось две попытки. Штайнер как-то попробовал и переломал все кости руки. Все остальные довольствовались тем, что стояли рядом и наблюдали. В последнее время Малыш взял манеру практиковаться на железной пластине, отвергнув кирпичи как детскую игрушку.

Послышались приближающиеся шаги, мы замерли и прислушались. Они походили на размеренную поступь солдата.

— Кто это? — прошептал Порта. — Малыш, иди, посмотри.

Малыш шумно вышел из нашего убежища.

— Стой, буду стрелять!

Шаги внезапно прекратились, послышался хорошо знакомый голос:

— Кончай дурачиться, это я.

— Кто «я»? — спросил Малыш.

— Ну, ты даешь! — сказал Барселона. — Если после стольких лет не узнаешь моего голоса, тебе нужно проверить слух!

— Ничего не знаю, — упрямо заявил Малыш. — Без пароля никого не пущу.

— Пошел ты!

Шаги Барселоны послышались снова, потом резко прекратились при диком крике Малыша:

— Пароль, или стреляю!

— Слушай, балбес, это я, Барселона! Опусти винтовку и кончай валять дурака!

Хайде осторожно подошел к Малышу и встревоженно зашептал:

— Что это с тобой? Пропусти его, пока чего не случилось.

— Мне нужен пароль, — монотонно ответил Малыш. — Я хороший солдат. Знаю, что от меня требуется, и не могу пропускать всех встречных и поперечных.

Положение казалось безвыходным. Барселона стоял в неуверенности в нескольких метрах. Я затаил дыхание, недоумевая, что за муха укусила Малыша, но знал по прошлому опыту, что перечить ему, когда он в таком настроении — значит лезть на рожон.

— Тьфу ты, черт возьми, — ругнулся внезапно потерявший терпение Барселона. Бросился к Малышу, промчался мимо него и сломя голову подбежал к нам.

Малыш опустил винтовку и вошел следом за ним.

— Испугался, — самодовольно заявил он. — Чуть в штаны не наложил.

Барселона напустился на него.

— Это что еще за шутки, безмозглая обезьяна? Да и какой у нас пароль?

Малыш пожал плечами.

— Откуда мне знать? Ты фельдфебель. Если ты его не знаешь, как можно ожидать, чтобы знал я?

— Последнего умишка лишился? — уничтожающе спросил Барселона. Увидел бутылку сливовицы и протянул руку.

— Давайте выпьем — Старик послал меня сказать вам, что если повезет, ночь у нас пройдет спокойно. Гестапо устраивает охоту на ведьм в своих рядах, Билерт тянет жилы из своих людей, так что им будет не до нас.

— С чего это вдруг? — спросил я. — Какая тут цель?

— Периодическая «большая чистка», — объяснил Барселона. — Устраивают их время от времени, чтобы гестаповцы особенно не распускались.

— За что их забирают?

— За все, начиная с умышленного убийства и кончая кражей горсти конторских скрепок. Бандитизм, мужеложство, изнасилование, инцест — нет таких преступлений, чтоб они не совершали. Билерт внизу построил половину гестаповцев, ждущих отправки под замок. Поверьте, если так будет продолжаться всю ночь, к утру здесь останется только он один.

— И отлично… — начал было я, но вдруг Порта перебил меня громким вскриком.

— Постойте! Мы сумеем поживиться, если вызовемся оказать ему помощь…

— Кому? — ошарашенно спросил Малыш. — Билерту?

— Конечно! Кому же еще, черт возьми?

— Но зачем? — промямлил Малыш.

Барселона свирепо усмехнулся.

— Qui vivra, verra[26], — негромко произнес он.

Четверть часа спустя произошла смена караула, и нам можно было возвращаться в караульное помещение. Барселона уже ушел с вестью о предложении Порты, Старик уже предложил наши услуги удивленному Билерту, и сцена была подготовлена. Мы вошли с важным видом, и Порта сразу же объявил себя хозяином положения.

— Обыскивать их карманы буду я.

— Согласен, — кивнул Легионер. — У тебя нюх на добычу.

— Смотри, — угрюмо предупредил Старик. — То, что ты предлагаешь, именуется незаконным присвоением денег.

— Да кончай ты ныть, — презрительно махнул рукой Порта.

В дверь караульного помещения постучали. Старик не торопливо подошел к ней, открыл, и конвоир втолкнул трех человек в форме СД[27].

— Кандидаты в тюрьму, — отрывисто сказал он. — Не спускайте с них глаз.

И, бросив на стол Старика три желтых бланка, вышел.

Барселона раскрыл журнал регистрации и стал записывать данные этих людей, фамилии, звания и преступления, за которые их арестовали. В верхнем левом углу желтых бланков объяснялось, что арестованный в течение сорока восьми часов будет передан трибуналу СС, а до тех пор должен находиться под охраной штрафной роты[28]. То есть под нашей. Порта стоял посреди комнаты. И встретил арестантов жуликоватым взглядом.

— Посмотрите как следует, — предложил он с притворным дружелюбием, — и решите, что думаете обо мне — мы проведем в обществе друг друга несколько часов, так что нам лучше поладить. Разумеется, поладим мы или нет, целиком зависит от вас. Со мной поладить нетрудно. Только я вроде кота, ясно? Если гладить меня против шерсти, мне это не понравится. Я, Йозеф Порта из Двадцать седьмого полка, обер-ефрейтор, становой хребет немецкой армии, имейте это в виду. А теперь выкладывайте все из карманов!

Все трое стали неохотно выкладывать их содержимое на стол. Унтершарфюрер Бланк с вполне понятным беспокойством достал пять сигарет с анашой. Порта взял их и понюхал.

— Как только не стыдно носить в карманах такую мерзость? Ведь прекрасно знаешь, что это запрещено уставом.

— Мне их дал один из арестованных, — пробормотал Бланк в попытке представить свое преступление менее гнусным.