Бедная богатая девочка - Екатерина Черкасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она со знанием дела принялась изучать карту вин, хотя большинство грузинских названий ничего ей не говорили.
- Говорят, 1995 год был хорош для виноделия? - блеснула она познаниями.
Сергей только удивленно приподнял брови.
- Я вижу, дама знаток, - с сильным кавказским акцентом угодливо произнес метрдотель. - Тогда сразу замечу, что хорошие года для французских вин не всегда совпадают с таковыми в Грузии. Вы меня понимаете?
- Конечно, тогда, может, вы сами предложите что-нибудь? - с достоинством спросила Сима.
- Да, мадам, это моя работа, - поклонился грузин, продемонстрировав аккуратную плешь среди черных вьющихся волос.
Костров с интересом следил за их диалогом.
Метрдотель щелкнул пальцами и негромко сказал несколько слов по-грузински подлетевшему официанту. Через пять минут тот бережно, как драгоценность, принес невзрачную бутылку темного стекла, покрытую пылью и паутиной.
- Надеюсь, вы понимаете, что пыль не стерта специально,
чтобы показать вам, что вино это действительно старое, что оно
долго хранилось в одном месте. Это настоящая "Хванчкара" урожая 1947 года из сталинских подвалов! - торжественно произнес он. - Драгоценное вино! Только для таких дорогих гостей, как вы!
Он осторожно вынул пробку, налил немного вина в бокал и отставил вино на поверхности могло впитать запах пробки. Затем наполнил на четверть второй бокал и предложил Кострову. Тот со знанием дела подержал бокал в руках, посмотрел на свет, вдохнул аромат, попробовал, перекатывая вино во рту, и наконец выдохнул:
- Восхитительно!
Сима тоже попробовала, стараясь повторять его действия.
Гранатовые капли растеклись по языку, наполнив рот вкусом солнца, травы, цветов, фруктов, выросших когда-то, более полувека назад, тщательно собранных и хранившихся все это время, чтобы дать ей, Симе, почувствовать аромат того послевоенного лета.
Она открыла глаза, Костров смотрел на нее нежно и немного насмешливо.
- А почему ты для них такой дорогой гость? - поинтересовалась Сима.
- Так, помог однажды. Что будем есть?
- Полностью доверяю тебе, дорогой, - многозначительно
произнесла Сима, пребывающая в романтической расслабухе, вызванной замечательным напитком.
Между лобио, сациви, чанахи и шашлыком разговор о деле все-таки состоялся.
- Я не понимаю, почему ты до сих пор не встретилась с Викторией, сказал Костров.
- Пойми, я хотела сначала собрать о ней как можно больше сведений, чтобы было о чем говорить, - оправдывалась Сима.
- И что же ты узнала? - Сергей аккуратно отрезал
сочащийся золотистым маслом кусочек ачма-хачапури.
- Ну, девочка она странная, возможно, психически больная,
до сих пор посещает психиатра. Я, кстати, была у него, кажется, все
беседы с пациентами он записывает на кассеты, потом их анализирует.
Мама говорит, что это обычная практика, чтобы не ускользнуло нечто
важное, на что можно не обратить внимания при беседе. Но, как ты понимаешь, это - врачебная тайна. Просидела я у него полтора часа, практически ничего не узнала, зато захотелось рассказать ему о себе - он психиатр от бога, мама говорит, этому не научишься, с этим надо родиться.
Сергей молча слушал, иногда одобрительно кивал, подливая в бокалы вино.
- Гораздо больше я узнала от ее няньки. Очаровательно говорливая старушка. Похоже, Вика не слишком любила свою мать, зато обожала отца. Но она стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с матерью, и ее смерти. И впала в "реактивное состояние". Я немного знаю, что это. Обычно такие состояния довольно хорошо лечатся, но только не в Викином случае. Шли месяцы, а лучше ей не становилось. Пока не обратились к Гольдину. Она почти выздоровела, но, похоже, только "почти". Я была в университете, ее характеризуют замкнутой, малообщительной, странной, она не участвовала в студенческих тусовках, не принимала ухаживания сверстников, возможно, употребляла наркотики. Ты слышал о посттравматическом стрессовом расстройстве?
- Это что-то вроде вьетнамского, афганского или чеченского синдрома?
- Не только. Это психические расстройства после переживания
катастроф, - пояснила Сима. Выросшая в семье психиатра, она
чувствовала себя почти профессором. - Катастрофа может быть
любой: война, стихийное бедствие, угроза жизни, в данном случае
смерть матери у нее на глазах.
- Ты молодец, - похвалил Симу Костров. - Могла
бы Вика убить своего отца?
- Она очень его любила и патологически ревновала. Девочка она
как минимум психически неуравновешенная, всего можно ожидать. Но это
было бы слишком просто.
- Почему?
- Неясно, при чем здесь Хлопин. Затем, логичнее было
бы убить Светлану, как главную соперницу. Кроме того, в прошлом Светланы
не все чисто.
- С чего ты это взяла? - спокойно спросил Костров.
- Она говорит, что была бедна, приехала работать сиделкой.
Но в то же время я точно знаю, что у нее был, а может быть,
и есть, любовник. Кто и когда, - Сима предупредила вопрос
Сергея, - не знаю. Но обязательно узнаю.
Сергей пожал плечами.
- Не уверен, что это важно. А вот в чем у меня нет сомнения,
так это в том, что мы должны опередить следствие и найти настоящего
убийцу.
Сима немного поколебалась и сказала:
- Я не сказала самого главного. В поселке Артемовых
я встретила человека, который видел машину Вики, возможно, в ночь
убийства. В ней сидел мужчина. Правда, свидетель - пьяница,
и я не уверена, что ему можно верить.
Они прощались у Кольцевой дороги. Оба вышли из своих машин,
не глуша моторы и не выключая свет. Костров привлек к себе Симу
и поцеловал, впервые поцеловал по-настоящему, не щеку и не в макушку,
и не шутя. Она чувствовала это по его ставшим тяжелыми рукам, горячему
дыханию, по чему-то еще, не поддающемуся описанию, но более
всего напоминающему энергетический кокон, вне которого течет время,
идет мокрый снег, сигналят машины, хрипит динамик голосом Джо Кокера...
ГЛАВА 12
- Мамочка, а если я выпрошу у Гольдина его кассеты?
заискивающе спросила Сима у матери, которая в это время заваривала
чай.
Рука Марины дрогнула, и она перелила кипяток в заварочный чайник. По столу расползлось желтоватое пятно с чаинками.
- Что значит выпрошу? - Марина Алексеевна строго
посмотрела на дочь над очками. Вид у нее был совершенно учительский.
Неужели ты всерьез считаешь, что он даст тебе профессиональные записи? Смешно даже говорить об этом.
- А если я все же попробую? - не сдавалась Сима.
Она обожглась кипятком и старательно вдыхала воздух, смешно приоткрыв рот и маша руками.
- Пробуй, - сухо откликнулась Марина Алексеевна,
но я бы не дала.
Отдышавшись, Сима порылась в сумке и выудила оттуда потрепанную бумажку, на которой был записан телефон Гольдина. Марина Алексеевна с презрением посмотрела на беспорядок, царивший в Симиной сумке, - у нее самой все было идеально.
- Борис Ефимович, здравствуйте, дорогой, - ласково пропела Сима. - Это опять Серафима, дочь Марины Алексеевны.
Да, да, вы очень заняты? Как насчет завтра вечером? Последняя пациентка, и как раз Вика? Отлично! А можно к вам приехать, посоветоваться? Да-да, очень важно. Ладно, договорились, в восемь. - Сима положила трубку и посмотрела на мать.
Марина Алексеевна пожала плечами, прихватила под брюшко тяжеленного упирающегося Гошу и отправилась смотреть новости. Сима не разделяла материнской страсти к новостям, но уже привыкла, что та ежедневно смотрит "Сегодня", "Вести", программу "Время". Марина Алексеевна считала, что только анализ различных информационных программ, представляющих различные политические течения, может составить объективную картину мира.
Уже засыпая, Сима планировала завтрашний день: утром написать отчет для жены Арабского, позвонить самому Арабскому, узнать насчет Светланы и ее любовника, еще раз поговорить с нянькой, попытаться связаться с Викой, вечером - Гольдин...
* * *
Сима проснулась бодрая и свежая. Она закрыла глаза и вспомнила Кострова, его насмешливый взгляд, жест, которым он подавал ей руку, запах его теплой щеки, привкус табака на его губах... Она резким движением подняла сжатую в кулак руку и взвизгнула:
- Йес!
Через час она неслась по забитым транспортом улицам
Москвы в агентство. В полдень должна была прийти мадам Арабская
за вожделенными свидетельствами измены. Ну уж нет, она не могла подсунуть ее другу Мише такую свинью. Поэтому, когда, сидя в теплом офисе и прихлебывая противный растворимый кофе, она заканчивала отчет, Арабский в ее описании представал чистым и непорочным ангелом, спустившимся с небес и имевшим только один недостаток: некоторое пристрастие к алкоголю, да и то в силу духовной неудовлетворенности и душевного одиночества. Сей отчет мог даже из самого черствого сердца выдавить слезу и заставить каяться даже самую грешную душу. Ну, ясное