Бедная богатая девочка - Екатерина Черкасова

Только не понижать градус! - внезапно встрепенулся он и резво поволок скользящую по наборному паркету Симу в сторону бара.

А бар у него и вправду был как настоящий: стойка, высокие

табуреты, зеркальные полки с огромным выбором напитков. Арабский сбросил пиджак, закатал рукава рубашки и старательно изображал профессионального бармена.

- Что леди желает выпить? Шампанское "Дом Периньон", коллекционное, замечательного урожая 1995 года? Подать карту вин?

- Только не понижать градус! - завопила Сима, понимая,

что залить плещущуюся в ней алкогольную смесь шампанским смерти подобно.

- Что же, мудро, мудро, - по-отечески похвалил ее

Арабский. - Могу предложить что-нибудь на свой вкус?

- А то! - немедленно откликнулась Сима, - Эх,

Майкл, не поверишь, я ведь всегда по водочке заходила, селедочкой закусывала.

- А по тебе и не скажешь. - Арабский недоверчиво окинул

ее взглядом с ног до головы. - По виду - шампанское, Париж,

норка, икорка.

- Это сейчас, - спохватилась Сима, поправляя дорогие

Инкины часики на запястье. - А ведь выросла я в семье алкоголиков.

Сима мысленно попросила прощения у мамы и скрестила пальцы.

Безрадостное детство, корка хлеба, свист ремня... Гены не спрячешь.

- Ах, бедная моя девочка, - со слезами в голосе произнес

Арабский, вылезая из-за барной стойки, чтобы нежно прижать к себе девушку. - Что я могу для тебя сделать? Хочешь поступить в университет? Хочешь, я открою для тебя фирму, например туристическую? Или салон красоты?

Сима растрогалась и дрожащим голосом спела из Земфиры:

- Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?

- Девочка моя, Изабелла, только я умоляю тебя, уйди

с панели. - Арабский так расчувствовался, что из глаз его потекли слезы, он их размазал по лицу пухлым кулачком, напоминая лысоватого ребенка.

Сима тоже разрыдалась, исполненная нежности к этому маленькому олигарху, но все еще не решив, обижаться ли ей на то, что ее приняли за проститутку. Затем она передумала обижаться, так как этот образ выбрала сама и, стало быть, отлично в него вписалась.

- Будем пить прекрасный, бесподобный молт, - наконец-то успокоился Михаил, вырвав у Симы обещание никогда не торговать своим телом. - Нет ничего лучше простого, но благородного скотча на скалах.

- Чего на скалах? - не поняла Сима.

- Скотча, прекрасного, выдержанного, несмешанного

молта, сохранившего запах дыма после копчения ячменных зерен. - Он положил в широкие невысокие стаканы крупные куски льда

и медленно налил янтарную, резко пахнущую жидкость,

с удовольствием глядя, как виски, растапливая лед, становится светло-желтым, вязко, как масло, переливается и обволакивает прозрачные кубики.

- Лед - это и есть скалы. А скотч на скалах

просто шотландское виски со льдом.

Сима понюхала стакан и сморщилась:

- По-моему, чистый самогон.

Арабский мягко и покровительственно засмеялся:

- Никогда так не говори. Со временем ты научишься ценить этот

вкус и аромат, различать его оттенки, отличать шотландское виски

из копченых зерен от ирландского из сушеных, от канадского бурбона,

ржаного, кукурузного. И уж конечно, никогда не спутаешь прекрасный

зрелый молт с дешевым ординарным "Джонни Уокером"

с красной этикеткой или "Учительской горькой".

- Какой-какой учительской? - засмеялась Сима.

- Виски "Teacher's", "Учительская", никогда

не пей.

Сима поднесла к губам стакан и, стараясь не дышать, глотнула. Маслянистая жидкость обожгла небо, но это оказалось приятно. Она уже смелее глотнула. Действительно, ничего похожего на самогон, запах которого вначале испугал ее. Это было как с маслинами, вкус которых сначала ей тоже показался отвратительным.

- Миш, а у тебя есть кто-нибудь? - Сима со стаканом

в руках прошлась по комнате. Она задержалась у камина, где стояли многочисленные фотографии в разнообразных аляповатых, явно случайных рамках.

- Ну, я женат. Ты же знаешь.

- Да, знаю. - Сима раздраженно махнула рукой. - Я

имею в виду любовницу, подругу.

- У-у, - покачал головой Арабский. - Хотя нет, подожди, теперь ты моя подруга. - Он взял Симу за руки и просительно заглянул ей в глаза. - Мы ведь можем иногда встречаться, выпить виски, поболтать. Ты не смотри, что я "новый русский", я ведь доктор исторических наук, специалист по античной истории. Знаешь, я, когда разбогател, всех старых друзей потерял, наверное, неловко им со мной. А новых так и не завел. Жена на даче живет, выезжает в Москву только походить по магазинам ("Не только", - подумала Сима), не вижу ее неделями. Сын в Америке учится, в Принстоне.

Вот вечерами выпиваю в этой огромной хате сам с собой, от тоски выть хочется. Понимаешь меня?

Сима покивала, ей и вправду было жалко маленького одинокого олигарха.

- Ты ведь будешь моим другом, правда?

- Конечно, буду, - сказала Сима и решительно

нажала на кнопку, закрывающую шторы.

Пока Арабский готовил очередной скотч, Сима без особого интереса рассматривала стоявшие на камине фотографии. Ухоженная стройная дама с недовольным лицом - жена. Чернявый губастый мальчишка, вымахавший на голову выше отца, - сынок-студент. Несколько фотографий с приемов, некоторые - на фоне экзотических пейзажей. Неизменно только недовольное высокомерное выражение лица жены и немного заискивающее и виноватое Михаила. Внезапно сердце у нее екнуло, перевернулось и забилось беспорядочно-быстро. С фотографии ей улыбалась Светлана, одетая в легкомысленную цветную тряпочку. Она была снята у подножия гигантской статуи Будды в компании с четой Арабских.

- А это кто? Родственница? - безразлично спросила Сима.

- Да нет, случайное знакомство на отдыхе. Очень милая женщина, Света, кажется. И муж у нее приятный, молодой, забыл, куда дел его визитку.

- Тоже бизнесмен, наверное? - Сима безуспешно скрывала свой интерес, голова ее неожиданно стала совсем ясной.

- Не помню, случайное знакомство. А почему ты спрашиваешь?

- Да так, уж больно вид у тебя довольный, выглядишь шикарно. Арабский польщенно улыбнулся, хотя, надо сказать, вид его трудно было назвать шикарным: круглые щечки торчали из-под соломенного шлема завоевателя диких народов, майка туго обтянула упитанное брюшко, шорты подчеркивали кривизну коротких ножек. Он напоминал постаревшего детсадовца на прогулке. Не хватало только трехколесного велосипеда или сачка для ловли бабочек. Но он был мил и обаятелен, и Сима почувствовала, что при других обстоятельствах даже могла бы в него влюбиться.

- А где же ее муж?

- Снимает.

- А на других фотографиях?

- Точно нет, жена очень скоро из-за чего-то поссорилась

со Светланой. Она вообще всегда со всеми ссорится, - вздохнул он.

Они выпили по стаканчику виски, и Арабский отправил Симу домой

на своем "Лексусе". Она была все же изрядно пьяна и не заметила, что благородный Снегирев на стареньком джипе проводил ее до дома и даже дождался, пока в ее окнах загорится свет. Все-таки она лучшая подруга его жены и единственный сотрудник его агентства.

ГЛАВА 11

Всю ночь Симу преследовали бессвязные кошмары: она погибала

в жаркой пустыне без воды, облизывала сухие потрескавшиеся губы, горло было обожжено, она с трудом дышала. Затем все в той же пустыне наступила ночь, стало холодно, но пить хотелось по-прежнему. Сима с трудом разлепила глаза, потерла их, размазывая несмытую вчерашнюю тушь, и поплелась на кухню в поисках питья. Кроме тепловатой воды в чайнике, ничего не нашлось, и Сима, страдая от жажды и головной боли, запила ею таблетку аспирина. Вероятно, она вчера еще и простудилась, разгуливая на шпильках по лужам. Уж куда уютнее были бы высокие ботинки на гусеничной подошве. Возвращаясь, она наткнулась на нечто безвольное, мягкое и шелковистое, валявшееся прямо в коридоре на заляпанных туфлях. Инкина шубка напоминала шкурку мертвого животного. Полная раскаяния и угрызений совести, Сима с трудом наклонилась, подняла шубку и повесила ее на вешалку. Нетвердой походкой, натыкаясь в темноте на углы, она вернулась в постель и уснула, сквозь дрему вспоминая уговоры Арабского уйти с панели. Она даже захихикала, если только во сне можно хихикать.

Утром сквозь полупрозрачный, смешанный с явью сон она услышала, как Марина Алексеевна нарочито громко двигается по квартире. Обычно, если Сима спала, мать старалась передвигаться бесшумно, чтобы не разбудить бесценное чадо. Но сегодня...На кухне гремела посуда, половицы грозно скрипели под ногами Марины, она демонстративно хлопала дверью, всячески выражая свое неудовольствие и раздражение. Марина Алексеевна подчеркнуто ласково и громко разговаривала с огромными волосатыми котами Дымой и Гошей, представляющими собой неполную семью - мать и сына. Сын перерос Дыму раза в полтора, но был глуповатым, пугливым и во всем слушался более мелкую мамашу. Изображая возмущение Симой, Марина Алексеевна становилась необычайно нежной с котами, называла их детками, умилялась прекрасному аппетиту и той благодарности, с которой они ласкались к ней, облизывая хищные мохнатые морды.