Казанова - Елена Морозова

— Господин Левендаль!

Вздрогнув от неожиданности, указанный господин с поклоном подошел к королеве.

— Это, кажется, фрикасе из цыплят? — спросила Мария Лещинская, указывая вилкой в тарелку.

— Именно так, ваше величество! — с поклоном согласился Левендаль.

Королева вновь опустила голову, уткнувшись носом в тарелку, и обед в молчании продолжился. Окончив трапезу, королева так же молча удалилась.

В Париже, как и повсюду, Соблазнитель использовал для любви каждый удобный момент. Заметив, что пятнадцатилетняя дочь его квартирной хозяйки зачастила к нему в комнату, он исподволь стал обучать девушку основам «науки страсти нежной»: давал ей читать непристойные книжки, вел фривольные беседы, а когда та, поджидая вечером Казанову, уснула прямо у него на кровати, он неслышно разделся, лег рядом — «а остальное понятно и без слов». На рассвете юная Мими, теперь уже на практике познавшая таинства любви, спустилась к себе в комнату. С тех пор девица в любое время была желанной гостьей постояльца. Через несколько месяцев обнаружилось, что Мими беременна, и мадам Кенсон подала на Казанову в суд, желая заставить его жениться на дочери. Однако Соблазнитель легко доказал свою невиновность: он заявил судье, что девица приходила к нему с ведома мадам Кенсон, которая сама посылала ее к постояльцу, дабы та служила ему. Следовательно, он всего лишь пользовался ее услугами, удовлетворяя потребности природы человеческой. К тому же девицу он ни к чему не принуждал силою, а за комнату платил регулярно. Парижский судья отступил перед казуистом-венецианцем и заставил мадам Кенсон уплатить судебные издержки. Впрочем, не желая портить отношения ни с матерью, ни с дочерью, Соблазнитель дал им денег на роды. Сдав младенца в воспитательный дом, Мими упорхнула из-под материнского крыла и стала актрисой, Соблазнитель еще несколько раз встречался с ней, а потом потерял ее из виду.

Немногих девушек знакомство с Соблазнителем не приводило к потере невинности. К таким уникальным особам принадлежала, в частности, соотечественница Казановы, девица Везиан. Эта шестнадцатилетняя брюнетка, прибывшая в Париж и снявшая комнату на одном этаже с Казановой, хотела выхлопотать пенсию за отца, погибшего на французской службе. Деятельный Казанова тотчас вызвался ей помочь; он взял ее бумаги и целый день разъезжал с ними по своим высокопоставленным знакомым, спрашивая каждого, что можно сделать для бедной, но очаровательной девицы. Все в один голос заявили: если девица хороша, она без труда найдет себе богатого покровителя. Идти честным путем и обращаться к военному министру бесполезно: для безвестных просителей в министерстве денег нет. Вернувшись, Соблазнитель рассказал все Везиан. Девица была рассудительна и не цеплялась за бесполезную в ее положении добродетель; она лишь хотела продать ее подороже. Невольно напрашивается сравнение: юная Жюльетта, героиня мрачных фантазий де Сада, оказавшись без средств к существованию, также выбирала, кому бы ей подороже продать свою добродетель…

Глядя на овечку, готовую ринуться в пасть к богатому серому волку, Казанова испытывал миллион терзаний: понимая, что не может ни составить счастья девицы, ни вечно оберегать ее, он сам толкал ее на путь бесчестья, прекрасно сознавая, что привлекательная и воспитанная девушка достойна лучшей участи. Вспоминая в «Мемуарах» историю девицы Везиан, Казанова подвел итог своим размышлениям, написав чеканную фразу: «Женщин я любил до безумия, но всегда предпочитал им свободу». На следующий день после неудавшихся демаршей Соблазнитель отвез Везиан в театр, а сам поехал ужинать к Сильвии. Вернувшись к концу представления забрать девушку из театра, он узнал, что она уехала в карете графа Нарбоннского. Несколько дней Везиан отсутствовала, а потом вернулась — пешком, вся в слезах. Из сбивчивого ее рассказа Казанова узнал, что граф увидел ее в театре, подсел к ней и сумел убедить в своей внезапно вспыхнувшей страсти. Не дав ей ни с кем посоветоваться, он увез ее к себе, в маленький загородный домик, где всем заправляла злая и грубая экономка. Граф обещал заботиться о ней, вручил кое-какие подарки, но обещания не сдержал, а сегодня утром прислал экипаж, который отвез ее в город к театру на то самое место, откуда граф увез ее в тот злосчастный вечер. Перед отъездом экономка отобрала у нее все графские подарки.

Огорченный Казанова, чья вспыхнувшая было страсть к девушке успела смениться чувством искренней дружбы, успокоил ее и обещал помочь. После долгих размышлений он, посоветовавшись с другом Балетти, решил устроить Везиан фигуранткой в Оперу. В фигурантки и певицы хора поступали исключительно девицы нуждающиеся, желавшие заполучить богатого покровителя, поэтому знатные господа ходили в Оперу как на восточный базар — выбирать себе наложниц. Иметь на содержании девицу из Оперы было модно, так что обычно никто из фигуранток не оставался без покровителя. А если какая-нибудь девица вдруг стала бы оберегать свою добродетель, то она бы просто умерла с голоду, ибо жалованья девицам не платили. Поняв, что добиться пенсиона за отца она не сумеет, а служить компаньонкой у какой-нибудь сиятельной ведьмы она не хочет, девица Везиан приняла предложение Соблазнителя и его друга Балетти. Через пару месяцев девица нашла себе достойного покровителя. Он забрал ее из театра, купил ей дом и обеспечил ее на всю жизнь; кажется, она даже полюбила его.

Еще одна знаменитая история, где Казанова выступает «устроителем девичьего счастья», связана с малышкой Морфи. Познакомившись на ярмарке с прелестной тринадцатилетней оборванкой, Казанова захотел провести с ней ночь, но девчонка заломила слишком большую цену, тогда Соблазнитель, бывший не при деньгах, за меньшую сумму уговорил ее раздеться в его присутствии. Когда девчонка скинула лохмотья, он «обнаружил перед собой безупречную красавицу». Понимая, что такая красота дорогого стоит, Казанова собственноручно отмыл девицу. Она оказалась «белой, как лилия» и с роскошными белокурыми волосами. Восхищенный Казанова отвел ее к художнику и попросил написать ее обнаженной. Художник изобразил девицу лежащей на животе, руки и грудь ее опирались на подушку, а голова была чуть-чуть приподнята. Под портретом Соблазнитель велел написать «О’Морфи», что по-гречески означало «красавица». Красота юной Морфи произвела сильное впечатление также и на художника. Сделав с портрета копию, он показал ее в Версале, где она в конце концов дошла до короля. Узнав о существовании оригинала, монарх пожелал увидеть девушку. Ее доставили. Оглядев красавицу со всех сторон и убедившись в ее невинности, Людовик оставил ее у себя.