Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Пока мы ехали из Приозерска, я думала, а что почувствую, увидев людей, едва не убивших Полину. Оказалось - ничего. У меня не получалось видеть в них оступившихся людей, как требовала этика Созвездия, и размышлять, как я могла бы им помочь не попасть в столь бедственные обстоятельства, я тоже не могла. Мне были не интересны ни их мотивы, ни они сами. Ненавидеть? Слишком много чести. Все же саалан с их гражданской казнью были в чем-то правы. Она была точкой, завершающей жизнь человека, но не убийством. Откуда-то из глубин памяти всплыло определение Лелика - "тело". Когда он бывал зол до полного отсутствия эмоций в адрес человека, называл его так...

   Хотелось проводить приговоренных до аэропорта и забыть об их существовании навсегда, но я знала, что забыть их не удастся. Те, кто теперь боролись за право назвать себя оппозицией, уже выставили их новыми жертвами политических репрессий, и, значит, вся эта милая компания еще всплывет пару раз, прежде чем утонуть окончательно. Вряд ли их хватит на большее. Сидя в месте, которое они считают безопасным, получать средства к существованию можно только методом Кисы Воробьянинова, а для этого бывшим членом Государственной думы надо уметь по крайней мере выглядеть. Так что как бы ни был прав князь, принимая такое решение, этой помойке он сделал шикарный подарок в виде живых и вполне говорливых "жертв режима". А если есть жертвы - значит, была и борьба. Так что этих троих, пока они не прискучат читателю и зрителю, еще не раз продадут прессе и, прикрывая реальное "очень хочется кушать" их дутыми страданиями, на них еще пособирают денег разок-другой. На этом всем будет паразитировать еще десятка четыре ублюдков, уже находящихся за пределами края. И они еще не раз попортят кровь князю и прополощут своими языками имя Полины.

   Но сейчас "жертвы режима" выглядели мокрыми курами, так что улыбнуться, поймав взгляд кого-то из троих, я себе все же позволила. Той самой улыбкой, узнаваемой даже без рыжего хвоста. И тут же была наказана вспышкой фотокамеры. Или поощрена, потому что фотокорреспондент явно ловил в кадр не только меня. И, значит, ненависть и страх предателя, клеветника и труса уже сегодня увидит весь мир, что бы ни написали в статье, к которой прикрепят снимок.

   Ребята Эмергова - те, которые в форме и при погонах, а не его мотоклуб - ждали наш груз прямо у трапа. Сверили документы и лица, расписались за каждого и повели в самолет. Вот и все. Даже странно, что подразделению обещали внеочередной день отдыха за каких-то два часа работы. Хотя, наверное, для саалан сопровождать таких преступников не к месту казни, а на свободу - это тяжелое испытание. И только в этот момент я поняла, что не произнесла ни единого слова с той минуты, как села в наш автобус в Приозерске.

   Погода отмякла через пять дней холода, второго февраля, и все обитатели школьного крыла высыпали во двор. Дети - с радостными воплями, учителя - с улыбками. Во дворе уже были мерин Болид и его товарищ по прогулкам Унриаль да Шайни. Кто-то начал строить снежный городок, кто-то просто глазел в небо и наслаждался в меру холодной и ясной погодой, и на быстро приближающуюся птицу поначалу никто не обратил внимания. Потом дежурный гвардеец на КПП обратил внимание товарища на летящее существо.

   - Смотри, прыгун... неужели морской?

   - Нет, - присмотревшись, сказал второй, - для морского маловат, этот, кажется, горный.

   - Откуда он вообще тут взялся? - задумчиво произнес первый, и тогда до второго наконец дошло.

   - Потом, Аннай! Все потом! - сказал он, схватил скамейку, стоявшую у КПП, и держа ее над головой, побежал на территорию, где учителя из саалан спешно загоняли детей под любые навесы и крыши.

   Унриаль да Шайни, взглянув на гвардейца, быстро перевел взгляд на небо и чуть не присел. Болид покосился на него и заложил уши. Унриаль, собравшись и изо всех сил сохраняя спокойствие, очень быстро перехватил мерина за недоуздок и повел к бетонному забору резиденции. Стоя рядом с конем и всем весом прижимая его к забору, он шептал: "Стой тихо, малыш, и эта дрянь нас не достанет". Тихо стоять Болид не хотел, он закладывал уши, фыркал, пытался зажать маркиза между собой и стеной и разворачивался к двору задом, а Унриаль, тратя все силы, прижимал мерина боком к стене. На дворе тем временем творилась полная неразбериха. Полина и Кайдена клали малышей прямо в снег, учителя собирали по двору последних зазевавшихся подростков, и над всем этим бедламом летела серая тварь длиной примерно как две составленные вместе лодки "Пелла". Причем половину длины составляла голова, точнее, зубастая пасть и куцый бессмысленный затылок с дурацким треугольным костяным выступом. Под крыльями виднелись две чешуйчатые лапы с когтями размером с бутылку от шампанского и над ними брюхо светлого зеленовато-серого цвета.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   Гвардеец, сгребший под свою скамейку троих подростков, ругнулся на сааланике, пытаясь схватить за одежду шустрого пацана, покинувшего укрытие, но было поздно. Мальчик Сережа, вечная головная боль учителей, гвардейцев и досточтимых, вывернулся из рук взрослого, схватил сломанную снеговую лопату, немедленно наступив на нее, обломал фанеру, получив заостренную палку, и со всей дури метнул ее в тварь. И попал. Тварь издала мерзкий вопль, похожий на крик чайки, но в несколько раз громче, упала в снег - и вдруг рассыпалась искрами. На месте ее падения остался мешочек из серой шерстяной ткани. Сережа немедленно залез в него и обнаружил там крупный драгоценный камень розово-лилового цвета и немного серебряной проволоки. Злая, как оса, Кайдена внимательно смотрела в окна второго этажа школьного крыла. Полина поднимала и отряхивала малышей. Прогулка была испорчена, и учителя отправляли детей в холл. Переодеваясь, воспитанники уже обсуждали полученные впечатления. В преподавательскую спешил Айдиш, вызванный на конфликт между досточтимыми. Два автора идеи схлопотали по затрещине от Кайдены, едва она вошла в общий рабочий зал, и возмущались ее резкости. Объясняя свой экспромт попыткой создать игровую ситуацию, они, похоже, не принимали никаких доводов: разговор был слышен шагов за десять от закрытой двери, а значит, велся на сильно повышенных тонах. Досточтимый директор открыл дверь.

   - Предупреждать надо! - рявкнула Кайдена.

   - Но разве настоящий прыгун будет предупреждать?! - вопросил один из авторов внезапного перформанса.

   - Так, собратья, - подал голос Айдиш. - Вам двоим я подобрал книги о природе детской игры и игры вообще. До тех пор, пока вы не прочтете их все, советую вам воздержаться от экспериментов над живыми людьми. После того как вы их прочтете, а я вернусь из столицы, мы обсудим с вами, как приложить ваши знания к нашим обстоятельствам. Кайдена, забери мистрис Бауэр из ее кабинета и идите с ней в госпиталь.

   - Ну что, праздновать будем?

   - Что именно?

   - Оппы свой бизнес отдали администрации. Причем не официально администрации, а считай, в руки Самому.

   - Это как?

   - Ну усыновление это, которое Бауэр подписала, оно же не просто так. Мать этого парня Самому родня, он ее при мне сестрой назвал.

   - Не говори ерунду. Он да Гридах, а портал получил да Юн.

   - Ну и что? Может сестра замужем и фамилия мужа. А этот ушлый перец ему племянник. Формально фамилия другая, а реально...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   - А реально у них с родней кошельки не всегда общие.

   - Вова, но случай исключительный, ради крупной прибыли чего нет-то. Да и контролировать ее так удобнее. На родственных основаниях.

   - Не выглядит достоверным, но допустим. И почему она согласилась, с твоей точки зрения?

   - Я думал, ты знаешь...

   - Нет. Я не знаю.

   - Вова, а что это у нас Сам в город зачастил по вечерам, и с таким сложным лицом?