Десятая жертва (сборник) - Роберт Шекли

Взяв шотландское виски с водой, Келли направился к креслу со спинкой в виде лиры. Сел и, отхлебнув, одобрительно кивнул.

– Я ж говорил, Макс, что меня всегда тянуло глянуть на Веселый Пари, – промолвил он, решив не затрагивать вопроса о том, что произошло между Авророй и Максом. – Я ж говорил.

– Несомненно. Но почему именно теперь? Кстати, я собирался тебе звонить. Тут кое-что подвернулось, и мне пришлось уехать впопыхах, сам знаешь, как оно бывает.

– Верное дело, знаю. Ну, я ж не обижаюсь, что вы мне ничего не сказали. Мы квиты. Вы были щедры со мной выше крыши. Я здесь не за тем, чтоб на вас наезжать.

– Черт, я и не думал волноваться на этот счет. Ты да я, мы никогда ничего друг от друга не скрывали. Если тебе понадобится помощь, только дай мне знать. В данный момент мое финансовое положение оставляет желать лучшего, но очень скоро…

Келли прервал его, выставив открытую ладонь.

– Я вовсе не о том, Макс. Я здесь не затем, чтоб проедать вам плешь насчет денег. Когда вы эдак смылись, я просто остался не у дел. Я вас не виню, мы всегда понимали, что я работаю на вас там, а как съедете, так и кранты. Но я начал задумываться. Я ж серьезно насчет того, что хотел повидать Пари. Так что огляжусь, пока не подвернется еще чего. И еще одно.

– Выкладывай, – улыбнулся Макс.

– Я знаю, вы не рассчитывали на меня. Но я подумал, что все равно могу понадобиться. Чем бы вы там нынче ни занимались, недурно иметь под рукой человека, на которого можно положиться. Который прикроет вас с тылу. Или будет ходить по поручениям, как в Нью-Йорке. Или еще чего. Не отвечайте мне прямо с ходу. Может, вам надо это малость обмозговать. Я тут задержусь на недельку-другую. Поглядим, чего вы надумаете. Если нет, так я вернусь в Нью-Йорк без обид.

– Что ж, очень благородно с твоей стороны, – согласился Макс. – Я об этом поразмыслю, обещаю. Где ты собрался остановиться в Париже?

Келли постучал по карману плаща, оттопырившемуся из-за книги в бумажной обложке.

– У меня с собой путеводитель, мои вещи остались внизу, а место я как раз собираюсь подыскать.

– Я бы разместил тебя здесь, но сам видишь, как оно…

Келли кивнул.

– Да, еще одно. У вас нет телефонного номера этого вашего приятеля, этого самого Хоба?

– Разумеется, есть. – Нацарапав номер на полоске бумаги, Макс вручил ее Келли. – А зачем тебе понадобился Хоб?

– Да так, ни за чем. Просто симпатичный парень, а больше я тут никого не знаю, кроме вас. А вам, как погляжу, не до меня. Я дам о себе знать, Макс.

Глава 42

Двадцать минут спустя в дверь Макса снова позвонили. Он открыл. За дверью стоял Хоб, какой-то помятый и недовольный.

– А почему мне не позвонили снизу? – поинтересовался Макс.

– Я сказал, что ты меня ждешь.

– И вправду жду. Что ж, входи.

И тут зазвонил телефон. Макс схватил трубку.

– Да, это Макс. Кто это?

– Макс, это твой старый дружок Эмилио.

– В Париже?

– Совершенно верно, дружок. В Париже.

– Что ж… добро пожаловать в Город Огней.

– Большое спасибо. Макс, у нас с тобой имеется неоконченное дельце.

– Нет у нас никакого дельца. Тут Франция, а не Америка.

– А тебе не доводилось слыхать об экстрадиции?

– О каком это дельце ты говоришь?

– То, о чем я говорю, обсуждению по телефону не подлежит. Я сейчас подъеду. Но сперва хочу побазарить с Авророй.

– Вставай в очередь. Я тоже.

– Нечего со мной шутки шутить, толстячок, я же знаю, что она там.

– Тогда ты знаешь больше, чем я.

– Ну, если врешь…

– Не веришь, подъезжай прямо сейчас, поедим чили и поглядим какую-нибудь французскую телепередачу. По-моему, через полчаса из Нормандии начнут транслировать конкурс эрудитов, наверно, будет интересно.

– Ладно. Если увидишь ее, скажи, что я хочу с ней повидаться. А этот твой частный легавый Хоб, он-то в Париже?

– Он прямо тут.

– Дай-ка мне его.

Хоб взял трубку.

– Хоб слушает.

– Мне надо с тобой встретиться, – заявил Эмилио. – Знаешь подходящее место?

– Скажем, в пивной «Брассери д'Итали», на углу Порт д'Итали и Массена через полчаса.

– Где это, черт возьми? А, выкинь из головы, возьму такси. Лады. Дай-ка мне снова Макса… Максик, мы скоро с тобой потолкуем. У нас с тобой неоконченное дельце. – Он дал отбой.

Положив трубку, Макс сообщил Хобу:

– Это Эмилио.

– Я догадался.

– Как, по-твоему, следует ли ему говорить, что наркоту умыкнули?

– Он ведь такой умник, вот пусть сам и узнает. Макс, что у него на тебя?

– Лет двадцать в федеральной тюряге, если только я не пойду на сотрудничество. То есть надо подставить своего здешнего партнера, чтобы Эмилио мог его арестовать и заслужить лавры.

– И ты собираешься это сделать?

– Из-за него я между молотом и наковальней, – развел руками Макс. – Если я ничего не придумаю, настанет очередь мистера Игрека.

– Мне казалось, обычно его зовут мистер Икс.

– Так оно и есть, но я решил окрестить его по-новому. Так куда свежей.

– Береги себя, Макс, – сказал Хоб. – Поговорим после.

Глава 43

Стало жарко, Париж наконец-то распростился с непредсказуемостью весны, разнежился, стал теплым и стабильным. Воздух напоил аромат цветов: настала пора цветения кизила.

Но славная погода была Хобу до лампочки; его донимали какие-то астматические симптомы, да заодно он чувствовал себя не в духе и не в настроении выслушивать саркастические комментарии Эмилио об ограблении.

Само ограбление подействовало на Хоба с опозданием, став неожиданным потрясением для нервной системы.

Поначалу, стоя в темном переулке Бельвиля, пока Халил обыскивал чемодан в поисках наркотиков, о существовании которых Хоб даже не подозревал, он не чувствовал ничего, кроме досады, что при всем своем обширном опыте в данной области не предвидел хотя бы возможности подобного грабежа. Но досады притупленной, его будто укутывала защитная серая пелена. Однако вскоре она уступила место злости и стыду за то, что он, Хоб, умный, изощренный Хоб, не предвидел подобного, не предвидел и не догадался, что десять тысяч долларов за сопровождение красивой женщины в Париж смахивают на сказочную приманку, при помощи которой и разыгрывают мошеннические операции. Его собственное стремление к большим деньгам, вернее нужда в них, завлекло его в эту запутанную ситуацию, где он не только не ведает, что творит, но даже не ведает, хочет ли творить это вообще. В такие времена, времена предельного отвращения к самому себе, все мотивы, все причины любых действий кажутся дутыми.

При более глубоком проникновении в суть выясняется, что любые действия вообще лишены смысла. Таков край пропасти проникновения в суть, от которого испуганно отшатнулся Хоб.