Бегущий по лезвию бритвы - Филип Дик

Через минуту стюардесса вернулась уже с подносом.

— Это вы просили со льдом? — обратилась она к Блау. Это была хорошенькая блондинка с зелеными, как у кошки, глазами и высокой грудью. Ее можно было бы назвать красавицей, если бы не квадратная челюсть… На глазах у изумленного Лео исчезли и длинные ее ресницы, обратившиеся вдруг в защитные…

Он отвернулся. Хуже всего, когда это происходит с женщиной. Особенно если женщина эта красива…

— Ты видел? — спросил Блау, залпом выпив свой виски.

— Да. И это лишний раз говорит о том, что медлить нельзя! Как только прилетим на Терру, тут же отправимся на прием к этому мерзавцу Хепберн-Гильберту.

— Зачем? — спросил Феликс Блау.

Лео удивленно посмотрел на него и молча указал на блестящий стальной протез Феликса.

— А мне эта штука, честно говоря, нравится, — ответил тот.

«Именно этого я и боялся, — подумал Лео, — Рано или поздно это должно произойти со всеми. И все же я так просто не сдамся! Кого-кого, а меня-то ему не сломить! Теперь все будет зависеть только от меня, от меня одного. Впрочем, так даже лучше. Я слишком хорошо представляю себе грядущее, для того чтобы согласиться с этим, пусть даже я останусь единственным человеком, живущим по законам доэлдрической эры. Опираться я мог лишь на то, чем я обладал от рождения. Эта сила — а это действительно сила — недосягаема для Палмера Элдрича, она не принадлежит мне, и потому я не могу утратить ее… Я чувствую ее. Над нею не властен никто. Она существует вне этого мира, где рука превращается в протез, а глаза — в линзы… Там, где она, всего этого нет.

Тысячелетиями мы жили под гнетом древнего проклятья, однако и оно не смогло лишить нас того единственного, что все это время делало нас людьми — людьми, а не скотами! Если то, что стоит за Палмером Элдричем, вознамерилось обратить нас в часть себя, оно совершило роковую ошибку. То, на что оно покусилось, неуничтожимо извне.

Все это говорит мне мой продвинутый разум — как я и полагал, Э-терапия не прошла даром. Сто тысяч лет, пройденных по пути эволюции, даровали мне эту мудрость. Нет, я не выбросил деньги на ветер! Нет! Как только мы вернемся на Терру, я отправлюсь на курорты Антарктиды, именно там я смогу найти единомышленников! Мы образуем Лигу Защитников Расы!»

— Эй, Блау! — Он ткнул искусственным локтем то, что сидело рядом с ним. — Я — твой потомок. Элдрич пришел из иных пространств, я же — из иных времен! Ты понимаешь?

— Ну и что из того? — спросил Блау сонным голосом.

— Как что? Ты только посмотри, как развиты мои лобные доли. Я ведь действительно башковитый! А этот панцирь! Он ведь не только на макушке, скоро он покроет собой всю мою голову! Я — ваше будущее, понимаешь? Вы должны верить в меня и держаться до конца!

— Все будет, как ты говоришь, Лео, — сказал Феликс Блау позевывая.

— Держись меня, слышишь! Ты мне в скором времени понадобишься. И помни — даже тогда, когда я буду смотреть на тебя линзами Йенсена, это буду все тот же я, понял?

— Чего ж тут не понять, Лео.

— Лео? Как у тебя язык поворачивается называть меня этим дурацким именем? И потом, что это за фамильярность?

Феликс Блау застонал и посмотрел на своего соседа с мольбой во взгляде:

— Лео, прошу тебя, кончай ты это дело! Подумай сам, что ты мне говоришь!

Лео потряс головой и внезапно почувствовал себя протрезвевшим.

— Ну да, все правильно! Ты уж меня прости, Феликс! Это было какое-то помрачение сознания! Ты не думай, на самом деле я понимаю все как надо!

Корабль набрал маршевую скорость. Через пару часов они уже будут на Земле.

ЧЕЛОВЕК В ВЫСОКОМ ЗАМКЕ

Перевод Г. Корчагина, И. Петрушкина

Глава 1

Целую неделю мистер Чилдэн дожидался ценной бандероли из Штатов Скалистых Гор. В пятницу утром, отворив дверь магазина и так и не обнаружив извещения среди лежащих под щелью для почты писем, он подумал: «Предстоит неприятный разговор с заказчиком». Встроенный в стену автомат за пятицентовик налил ему чашку растворимого чая. Напившись, Чилдэн взял швабру и тряпку, и вскоре магазин «Художественные промыслы Америки» был готов к приему посетителей: все вокруг сияло чистотой, в цветочной вазе стояли свежие ноготки, по радио звучала спокойная музыка.

Чилдэн постоял в дверях, посмотрел на клерков, спешивших по тротуарам Монтгомери-стрит в свои учреждения, полюбовался проносившимся над крышами вагончиком канатной дороги. Поглазел он и на женщин в длинных цветастых платьях… На прилавке зазвонил телефон. Он вернулся в зал, взял трубку и, услышав знакомый голос, помрачнел.

— Алло? Это мистер Тагоми. Сэр, я беспокою вас насчет вербовочного плаката времен Гражданской войны, обещанного вами на прошлой неделе. Скажите, он еще не прибыл? — Голос звучал нервно, отрывисто. Чувствовалось, что Тагоми сдерживается с трудом.

— Разве я не уплатил задатка, как вы настаивали? Поймите, мне самому плакат не нужен, он предназначен в подарок. Я ведь это уже объяснял, сэр.

— Уважаемый мистер Тагоми, — сбивчиво заговорил Чилдэн, — я постоянно направляю на почту запросы, оплачивая их из собственного кармана, но, видите ли, поставщик живет за пределами ТША, и, следовательно…

— Значит, плаката у вас нет? — перебил Тагоми.

— Увы, мистер Тагоми.

— Я больше не могу ждать, — прозвучало после долгой паузы.

— Понимаю, сэр. — Чилдэн угрюмо разглядывал залитые теплым солнцем вывески учреждений на противоположной стороне улицы.

— Ну что ж… Вы можете предложить что-нибудь взамен, мистер Чилдан? — Тагоми намеренно исказил его фамилию, это было оскорблением в вежливой форме. Чилдэн покраснел до корней волос. Вот она, горькая участь его и его соотечественников! Одно язвительное слою — и в душе Роберта Чилдэна просыпаются легионы чувств: страх, мука, сдерживаемые страсти — и обуревают его, мешая думать, не позволяя говорить. Он переступил с ноги на ногу и судорожно сжат телефонную трубку. В магазине все было по-прежнему: пахло ноготками, тихо звучала музыка — но казалось, будто его уносит в открытое море.

— Да… — с трудом произнес Чилдэн. — Маслобойку. А также аппарат для приготовления мороженого, выпущенный в тысяча девятисотом году или около того… — Мысли путались. Если бы он мог забыть обо всем, если бы он мог стать полным идиотом! Ему было тридцать восемь, он помнил иные, довоенные времена, Франклина Рузвельта, Всемирную выставку — короче говоря, добрый старый мир. — Если не возражаете, я доставлю кое-какие вещицы к вам на работу.