Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Сделав еще другие соответствующие наставления, я с миром отпустил их, вовсе, однако не умиротворенных, несмотря на все их улыбки, что я видел их желания придраться к каждому моему слову и затеять вновь объяснение.

Теперь надо произвести следствие об о. Алексее Савабе.

Среди вышеозначенных дел получил уведомление от посланника, что «завтра, на крейсере “Адмирал Нахимов”, прибудет в Иокохаму Великий Князь Кирилл Владимирович, пробудет в Иокохаме около пяти дней, сохраняя полное инкогнито, и ему не будет сделано никакой официальной встречи — посланник с членами Посольства отправятся на судно встретить его; судно, однако, неизвестно в каком часу встанет на якорь». Я ответил благодарностию за уведомление и изъявление уверенности, что «Его Высочество совершенно не заметит, если я не обеспокою

Его собою». Это совершенно соответствует прощанию с его Высочеством четыре года назад.

17/30 июля 1902. Среда.

Не перестают письмами и телеграммами требовать разрешение на брак Лина Такахаси с Марфой Сато. Потому ответил сегодня краткой телеграммой на имя о. Петра Ямазаки: «варе–нива сасицквай наси» (с моей стороны препятствий нет). О. Петра они уже выписали в Тооно для совершения бракосочетания. Брак этот ни в чем не противен ни церковным, ни гражданским законам; по японскому гражданскому закону, девица двадцати лет свободно может выйти за кого хочет, а Марфе двадцать второй год.

С восьми часов до полудня с о. Алексеем Савабе разбирал прошение христиан против него. По каждому пункту обвинения выслушивал его подробное объяснение. Взял с него крепкое обещание: впредь не нарушать благочиние богослужения гневными вспышками на чтецов и певцов, говорить поучения в Церкви и по домам, посещать христиан и вести с ними религиозные, а не светские беседы, избегать пристрастий и тому подобное. Некоторые обвинения оказываются вздорными, или ложными; как я и ожидал, например, будто панихида у него по одной ене. Завтра еще принесет показать свои приходно–расходные записи, которые, по его словам, в полной исправности. — Из девяноста печатей под прошением сорок шесть оказываются принадлежащими женам и детям подписавших; из остальных — половина лиц, охладевших до нехождения в Церковь; и только двадцать шесть печатей и подписей лиц, о которых о. Алексей отозвался, что они хорошие люди и христиане.

— А на вашей стороне найдется ли столько лиц? — вопросил я.

Молчит.

— Ну назовите хоть несколько христиан, которые бы сказали: «нет, не отпустим от себя о. Алексея».

Сколько ни напрягал своего воображения о. Алексей, и двух–трех лиц не мог подобрать. Итак, мое желание выслушать и его доброжелателей останется почти тщетным.

После полудня явились ко мне три молодые катихизатора из Церкви о. Алексея. Я обрадовался; думал, вот помощь ему. Увы, совсем не то! Изъясняют они:

— Утром сегодня призвал нас к себе о. Павел Савабе и велел идти по христианам и уговаривать их стать за о. Алексея, — просить не переводить его из Коодзимаци–кёоквай, чего добиваются некоторые. Но мы считаем, что этим больше бы испортили дело. Недовольство оо. Павлом и Алексеем общее и давнее; нынешний перевод любимого христианами диакона Такахаси из Коодзимаци–кёоквай только взорвал мину, давно готовую к тому. Наше вмешательство произвело бы лишь больше толков и озлобления. Итак, мы пришли спросить, что нам делать.

Я одобрил то, что они приехали сюда, и воспользовался случаем развить и дополнить следствие. В пользу о. Алексея и они ничего не нашли сказать, сколько я ни расспрашивал их, а диакона Павла Такахаси одобрили как хлопотуна, готового всем помочь, и примирителя враждующих.

Сегодня разосланы остальные официальные письма по Церквам, которые касаются произведенных Собором перемен в священниках и катихизаторах.

Игнатий Мацумото принес отпечатанную первую книжку перевода Церковной Истории Смирнова, давно всеми ожидаемой. Прибавил к его жалованью (двадцать ен в месяц доселе) пять ен; хорошо трудится и беден — должен содержать жену, детей и мать.

Павел Хосои, катихизатор, переведенный из Оодате, на север, в Ооисо (Идзу) пришел, по пути на место службы, с женою, которая еле двигается и еле жива от женской болезни, истощившей ее. Велел положить ее в женский госпиталь, по полторы ены, если не больше, в сутки придется платить, а что будешь делать? Как не пожалеть?

Василий Ямада, начальник «Сейнен–квай», приводил познакомиться молодого ученого, только что кончившего Университет, избравшего своим специальным занятием изучение русской истории и приступающего для того к изучению русского языка. С ним был молодой этнограф Като, скоро отправляющийся в Россию. — Далеко ли пройдут? Не остановились бы в начале пути, как многие другие, доселе начинавшие.

18/31 июля 1902. Четверг.

Утром посланник А. П. Извольский извещал, что у него сегодня в двенадцать часов завтракает Великий Князь Кирилл Владимирович, пригласил и меня к завтраку. Великий Князь был очень любезен, спрашивал о Миссии, но в разговоре, за столом, выразил крайнее сомнение, чтобы христианство водворилось в Японии. С ним было много офицеров с «Адмирала Нахимова», на котором Великий Князь состоит ныне в качестве первого лейтенанта.

У меня с судна был священник о. Александр, не иеромонах, а вдовый, бойкий и умный, по–видимому; с ним — офицер Петр Михайлович Сергеев, старший брат которого, воспитанный в светских заведениях и семь лет состоявший на светской службе, бросил свет и сделался монахом. Оба с интересом расспрашивали про Миссию, изъявляя крайнее удивление, что она существует, то есть не имели о ней прежде ни малейшего понятия (а еще сахарят некоторые свою речь комплиментами: «О вас знают в России». Знаем мы, как знают; вот наподобие сих визитеров).

В восемь часов утра о. Алексей Савабе явился с своими приходно–расходными книгами, которые — не в большом порядке, записи спутанные и сбивчивые; по более подробном рассмотрении окажется, все ли в них записано, что должно. Сегодня некогда было этим заниматься: день расчетный, — постоянно входили и выходили.

19 июля/1 августа 1902. Пятница.

Вчера о. Алексей Савабе доставил список тех христиан, которых он считает благоприятными себе, шесть–семь имен только — из них пять оповещены были вчера почтовыми листками, чтобы явились сегодня, в восемь часов утра, в Миссию, по церковному делу. К десяти часам трое собрались, наконец: Ооуци, говорливый старик, Иосида, отец переводчика религиозных книг, и Нагата, молчаливый. Они, действительно, стоят горой за о. Алексея, говорят, что если вопросить всю Церковь, то еще больше подписок соберется в пользу оставления о. Алексея на своем месте. Дал я им прочитать и разобрать прошение противников его; раскритиковали и говорят, что ни слова нет правды, в чем тоже хватили через край. — Согласились мы: вызвать к восьми часов утра, завтра, противников о. Алексея, подававших прошение, придут к тому времени и они; и поручу я им, обеим сторонам совместно, проверить приходнорасходные записи о. Алексея. Конечно, и он должен быть при этом, чтобы давать объяснения. От себя депутатом к этому делу я назначу секретаря Давида Фудзисава. Когда все будет разобрано, о результате скажут мне, и я положу решение.