Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит

неверном свете луны, как будто двигалось, танцевало и колыхалось, точно призрак, что-то непонятное. Возможно, лодка Сарканда… А может быть, чья-нибудь еще. Несомненно, учитель тоже это заметил. Но он лишь промолвил:

– Теперь ты можешь вздремнуть.

Поэтому я, скромный подмастерье Мантар, ученик Миора Люмивикса, погрузился в сон, пока учитель правил лодкой, а звездные копыта и рога Козерога погружались в море.

Когда я проснулся, солнце уже высоко стояло над нашей кормой. Ветер, такой же сильный и благоприятный, все еще дул, с немыслимой скоростью унося нас к западу. Берега Зотики исчезли из виду. Небо было безоблачным, и морская гладь, на которой не было не единого корабля, расстилалась перед нами необъятным свитком темной лазури с мелькавшими там и сям барашками пены.

День клонился к закату, исчезая за пустынным горизонтом, и ночь накрыла нас, точно пурпурный божественный парус, расшитый созвездиями и планетами. Но и она, в свой черед, миновала, как и последовавший за ней рассвет, уже второй с начала нашего путешествия.

Все это время учитель вел лодку, без сна, без устали глядя на восток глазами зоркими, как у поморника, и я лишь изумлялся его выносливости. Теперь он немного вздремнул, все так же прямо сидя у руля, но казалось, что глаза его за закрытыми веками все так же бодрствуют, а руки держали румпель, не ослабляя своей хватки.

Вскоре учитель открыл глаза, но едва ли пошевелился, оставшись в той же самой позе.

Во время нашего путешествия он почти не говорил, а я не спрашивал его, зная, что в свое время он скажет мне все, что нужно. Однако меня терзало любопытство, перемешанное со страхами и сомнениями относительно Сарканда, чье хваленое колдовское искусство испугало бы не только простого новичка. Я не мог понять, о чем думает мой учитель, за исключением того, что мысли его были о материях темных и сверхъестественных.

Заснув в третий раз с тех пор, как мы отчалили от берегов Мируана, я был разбужен громким криком учителя. В тусклых сумерках третьего рассвета перед нами возвышался остров, угрожающе ощерившийся зубчатыми скалами и утесами и раскинувшийся на несколько лиг к северу и югу. Очертаниями он напоминал какое-то жуткое чудище, обращенное лицом к северу. Головой чудища был мыс с высоким пиком, вдающийся, точно клюв грифона, далеко в океан.

– Это Ирибос, – сказал мне учитель. – Море у его берегов очень опасно, тут вздымаются странные волны и господствуют грозные течения. С этой стороны негде пристать, и нам нельзя подходить слишком близко к берегу. Надо обогнуть северный мыс. В западных скалах есть небольшая бухточка, в которую можно войти только через морскую пещеру. Именно там и спрятаны сокровища.

Мы медленно изменили курс против ветра, к северу, на расстоянии трех или четырех выстрелов из лука от острова. Нам понадобилось все наше мастерство, ибо ветер чудовищно окреп, точно ему помогали дьяволы. Но рокот прибоя, набегавшего на суровые, голые и пустынные скалы, заглушал завывания ветра.

– Остров необитаем, – сказал Миор Люмвикс. – Мореходы и даже морские птицы предпочитают держаться от него подальше. Говорят, что над островом с давних времен тяготеет проклятие морских богов, поэтому никто не может здесь жить, кроме тварей из морских глубин. В здешних бухтах и пещерах водятся лишь крабы да осьминоги… И еще, возможно, более диковинные создания.

Мы вели лодку по утомительному извилистому курсу; время от времени нас то относило назад, то бросало к берегу порывами переменчивого ветра, что боролся с нами, словно толпа злобных демонов. На востоке показалось солнце, резким светом озарившее скалистую пустыню Ирибоса.

Мы все лавировали, постоянно меняя курс, и теперь я как будто ощущал странное беспокойство учителя. Но даже если я и не обманулся, поведение его ничем беспокойства не выдавало.

Был уже почти полдень, когда мы наконец обогнули длинный клюв северного мыса. Затем, когда мы повернули к югу, ветер необъяснимо утих, а море как по волшебству успокоилось, точно политое каким-то магическим маслом. Наш парус безвольно и бесполезно повис над зеркальной гладью вод, в которой отражение лодки и наши собственные отражения, ничем не нарушаемые, недвижные, могли, казалось, до скончания веков плыть рядом с отражением чудовищного острова. Мы оба налегли на весла, но, несмотря на все наши усилия, лодка ползла на удивление медленно.

Пока мы проплывали вдоль берегов, я внимательно рассматривал остров, приметив несколько небольших заливов, в которых, по всей видимости, могло пристать судно.

– Здесь очень опасно, – произнес Миор Люмивикс, никак не разъяснив свое утверждение.

Мы поплыли дальше, и утесы вновь превратились в сплошную стену, прерываемую лишь расселинами и ущельями. Местами их покрывала скудная, мрачная растительность, которая едва ли смягчала производимое ими пугающее впечатление. Высоко в складках скал, куда, казалось бы, их не могла забросить ни одна волна или буря, я увидел расколотые рангоуты и шпангоуты древних кораблей.

– Подгребай ближе, – велел учитель. – Мы приближаемся к пещере, ведущей в скрытую бухту.

Как только мы повернули к берегу, гладкая, как хрусталь, вода вокруг нас внезапно забурлила и заволновалась, точно в глубине взвилось на дыбы какое-то гигантское чудище. Лодка понеслась на утесы с немыслимой скоростью, море вспенилось и забушевало, будто огромный спрут тащил нас в свое подводное логово. Подобно листку, увлекаемому водопадом, наша лодка неуклонно неслась к острову, как ни налегали мы на трещавшие от напряжения весла, пытаясь побороть неумолимое течение.

С каждым мигом становясь все выше, утесы рассекали небеса над нашими головами, неприступные, без единого карниза или даже малюсенькой опоры для ноги. Затем в отвесной стене появилась низкая и широкая арка входа в пещеру, которую мы не заметили раньше; лодку несло туда с ужасающей стремительностью.

– А вот и вход! – прокричал учитель. – Но какая-то колдовская волна затопила его.

Мы бросили бесполезные весла и скорчились за банками, поскольку лодка наша уже приблизилась практически вплотную к арке, и туда едва ли прошел бы наш высокий нос. У нас не было времени рубить рангоут, и мачта сломалась, точно тростинка, когда нас стремительно увлекло в слепую бушующую темноту.

Стараясь выпутаться из упавшего тяжелого паруса, я, полуоглушенный, ощутил, как плещет на меня холодная вода, и понял, что лодка дала течь и идет ко дну. Еще миг спустя вода залила мне глаза, уши и ноздри, но, даже когда я начал тонуть, меня не покинуло ощущение стремительного движения вперед. Затем мне смутно показалось, что в непроницаемой темноте вокруг меня обвились чьи-то руки, и я, задыхаясь, отплевываясь и отчаянно хватая ртом воздух, внезапно вынырнул на яркий