Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3. Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений.
4. Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны.
5. Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления.
6. Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования.
7. Не разоружение и не вывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении.
8. При сохранении строгой воинской дисциплины в строю и при несении военной службы — устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам»[2307].
Это были принципы деятельности правительства страны, ведшей страшную войну. Милюков напишет: «За исключением п. 7, имевшего, очевидно, временный характер, и применение начала выбора к начальству милиции в п. 5, все остальное в этом проекте заявления не только было вполне приемлемо или допускало приемлемое толкование, но и прямо вытекало из собственных взглядов вновь сформированного правительства на его задачи»[2308]. Милюков был скорее горд за итоги своего совместного с социалистами труда.
Современные историки от этого документа скорее в шоке. В том числе и западные. «Эти положения программы приведут к дезорганизации всей общественной жизни страны. Органы власти на местах, земства, городские советы, ничего не выигрывают от того, что в разгар беспорядков их призывают провести неподготовленные выборы и принять на себя неясную ответственность. Оставить оружие в руках восставших солдат равносильно тому, чтобы дать им возможность оказывать давление на власть. Что касается мер по амнистии, то благодаря им из Сибири и из-за границы в столицу вернутся из ссылок наиболее экстремистские политические элементы, которые возобладают над умеренным лагерем»[2309], — подчеркивает Элен Каррер д’Анкосс.
И с этим невозможно не согласиться. Замена полиции народной милицией и выборы местного самоуправления одним махом сметали правоохранительные органы и губернские администрации — два важнейших столпа, на которых традиционно держалась российская государственность. Если прибавить к этому Приказ № 1, доконавший армию, то можно прийти к выводу о том, что ни одна революция в мире не производила столь опустошительного разгрома государственного и административного аппарата, как решения, принятые в Таврическом дворце 2 марта 1917 года. После этого государство не то, что не могло продолжать войну. Оно не могло функционировать.
Слабый либеральный кабинет был связан необходимостью реализовывать социалистическую программу и мог пользоваться властью лишь с молчаливого согласия энергичных советских лидеров, дожидаясь Учредительного Собрания, выборы в которое даже не были назначены. Это была идеальная мишень для радикальной оппозиции.
И именно этот кабинет, члены которого руководили хоть чем-то в государстве лишь второй день в жизни, должен был прийти на смену выстроенной веками системе власти и человеку, которой управлял страной 23 сложных года. Когда состав Временного правительства передавался в типографию, Николай II оставался императором.
2 (15) марта, четверг. Отречение в пользу Михаила
Гучков и Шульгин приехали на Варшавский вокзал Петрограда в третьем часу дня. «Мы прошли к начальнику станции, — вспоминал Шульгин. — Александр Иванович сказал ему:
— Я — Гучков… Нам совершенно необходимо по важнейшему государственному делу ехать в Псков… Прикажите подать нам поезд.
— Слушаюсь, — и через двадцать минут поезд был подан.
Это был паровоз и один вагон с салоном и со спальными. В окна замелькал серый день. Мы наконец были одни, вырвавшись из этого ужасного человеческого круговорота, который держал нас в своем липком веществе в течение трех суток»[2310]. Поезд отошел из Петрограда в 14.47, однако дорога до Пскова заняла гораздо больше времени, чем планировалось. Связано это было с попытками Гучкова встретиться по пути с генералом Ивановым.
Свежеиспеченный военный министр свидетельствовал: «Я телеграфировал в Псков генералу Рузскому о том, что еду; но чтобы на телеграфе не знали цели моей поездки, я пояснил, что еду для переговоров по важному делу, не упоминая, с кем эти переговоры должны были вестись. Затем послал по дороге телеграмму генералу Иванову, так как желал встретить его в пути и уговорить не предпринимать никаких попыток к приводу войск в Петроград. Генерала Иванова мне не удалось тогда увидеть, хотя дорогой пришлось несколько раз обмениваться телеграммами; он хотел где-то меня перехватить, но не успел»[2311]. Встреча не состоялась, потому что сначала не могли решить, когда и как ее устроить. Первая телеграмма Гучкова выглядела так: «Еду в Псков, примите все меры повидать меня либо в Пскове, либо на обратном пути из Пскова в Петроград. Распоряжение дано о пропуске Вас в этом направлении»[2312]. Гучков явно блефовал, подобных распоряжений ему давать было некому. «Рад буду повидать Вас, отвечал Иванов, мы на ст. Вырица»[2313]. Гучков согласился, но только по возвращении из Пскова, добавив, что «желательнее встретить вас в Гатчине Варшавской».
Иванов не возражал и решил поехать по соединительной ветке через станцию Владимирскую (между Гатчиной и Царским Селом), надеясь провести инспекцию вверенного ему Тарутинского полка на станции Александровская, а затем двинуться навстречу Гучкову. Однако в Сусанине его поезд по приказанию Бубликова попытались поставить в тупик. Озадаченный Иванов вернулся в Вырицу, откуда отправил Алексееву телеграмму: «До сих пор не имею никаких сведений о движении частей, назначенных в мое распоряжение. Имею негласные сведения о приостановке движения моего поезда. Прошу принятия экстренных мер для восстановления порядка среди железнодорожной администрации, которая, несомненно, получает директивы Временного правительства». Но это был глас, вопиющий в пустыне.
Вместо Алексеева ответил генерал Техменев: «Докладываю для сведения депешу начштасева: «Ввиду невозможности продвигать эшелоны далее Луги, нежелательности скопления их на линии, особенно в Пскове, и разрешения Государя Императора вступить главкосеву в сношения с председателем Государственной думы, последовало высочайшее соизволение вернуть войска, направлявшиеся на станцию Александровскую, обратно в Двинский район, где расположить их распоряжением командарма»[2314]. Итак, Данилов еще в час дня известил Ставку, что войска решением императора возвращаются к местам дислокации. Было ли такое решение на самом деле, неизвестно. Николай согласится с предложением Алексеева отозвать Иванова в Могилев лишь через несколько часов.
Так миссия генерала Иванова завершилась. В 21.40 Рузский послал телеграмму Родзянко, информируя от имени императора о приказе отозвать Иванова с должности главкома Петроградским военным округом[2315]. «Карательная экспедиция сделалась водевилем, и позднее он понял, что вся эта инсценировка была созданием рук Гучкова и Алексеева, чтобы усыпить возможное беспокойство Императора и чтобы создать себе отчет об истинном настроении войск Царскосельского гарнизона»[2316], — напишет об Иванове всегда хорошо информированный великий князь Николай Михайлович, который счел, что начало революции означает конец его ссылки в Грушевке, и вернулся 1 марта в Петроград, где сразу же предложил свои услуги в Таврическом дворце. Нельзя сказать, что эти услуги кому-то понадобились.