Ночная смена - Dok

Что такое артобстрел я понял, когда копать начал. Я еще своему деду не верил, что земля при взрыве бьет лежащего на ней как доска. И что в ушах пищит, если рядом долбанет.

И что звуки плавают и растягиваются, если уж совсем близко что-нито крупное шмякнет.

И что земля потом еще долго сыплется с неба. А оказалось — все правда. Сегодня как раз дополнительно убедился.

И под пулемет я один раз попал — ребятки отрыли и наладили, стали пробовать — а пули-то далеко летят. Кто ж знал, что мы на директрисе…

Полагаю, что мы не намочили штаны токо потому, что сразу не поняли, что это так шуршит и щелкает бля по кустам. Можете смеяться, но меня тогда потрясло — какие борозды выкапывает простая пуля, попадая в землю. Действительно, как дед говорил — словно черные кусты мгновенно вырастают.

А что касается коммунистов… Все-таки бабку с моей матерью и отца обстреливали конкретные немцы, как раз не коммунисты. И голодом морили в первую очередь они же. Поэтому к коммунистам у меня один счет — я из семьи раскулаченных и это помню, а к немцам другой. И я считаю, что это разные вещи. И обсуждать их надо поврозь, потому как несравнимо. К слову тогда немцы быстро и наглядно убедили наше население, что коммуняки куда лучше.

Тем более, что вариантов-то в общем не было. Я не знаю, что там где было, а Питер — судя по целой куче и немецких и финских документов — полагалось ликвидировать со всем населением. И сдаться нашим немцы не предлагали ни разу…

Нет, конечно, тут можно сказать, что немцы не ожидали, что в Ленинграде столько населения, и что они имели полное право это делать, как любят это писать в Интернете всякие уроды, маскирующие свою натуру якобы "объективностью". Ну, то есть писали. Когда еще инет наладится и у людей появится возможность, сидя в тепле и бездельи поливать говном тех, кто им эту возможность дал и обеспечил…

Хотя мне адвокатство немцев не понятно. На войне убивают, вырезать мирное население — старая традиция и они тогда это и не скрывали. Это — нормально для войны. Но вот то, что сейчас об этой нормальной войне на истребление говорят, будто фрицы пришли сюда в кружевах нас шоколадом кормить — на мой взгляд — неверно. Хотелось бы понять — почему эти писаки такое вытворяют?

И что такое любовь к Родине я себе не очень четко представляю…

Есть семья, родичи, знакомые. И мне они симпатичнее, чем люди, старавшиеся убить и ограбить лично меня, убив моих родителей. Но стоило об этом заявить как-то в инете — куча умников тут же обвинила меня в ура-патриотизме.

Не вижу в чем тут ура-патриотизм, если я уважаю своего деда, например, больше чем какого-то мудака из вермахта. Тем более что на минуточку — дед победил, а мудак этот немецкий всрал вчистую — до безоговорочной капитуляции, что вообще-то позорище немалое.

Одно дело, что правозащечники объясняют например, что наше занятия Афгана — это гнусное преступление, а когда Афган занимают амеры — это победа гуманизма и демократии — правозащечникам за это амеры деньги платят. Но немцы-то никому не платят. С чего ж такое рвение — то? И почему слово патриот — отличное, если речь идет об американском, английском или израильском патриотизме. Или там римском. А у нас — это ж позор — быть патриотом, ужас какой-то, педофилом-маньяком — гораздо почетнее…

Пока я про себя все это бухтел — добрались до штаба. Как ни удивительно — а толпы уже у дверей нет. Подумал было плохое — ан и кучи трупов не вижу. Ну-ка. Ну-ка.

В штабе на втором этаже тот же шум. Докладываю, что обеспечен порядок при раздаче на кухнях, разжились посудой — в целом ситуацию контролируем. Но надо разворачивать медпункт. Для чего нет ни имущества, ни сил. Палатки — к использованию непригодны и некомплектны.

— Знаю — отвечает мешковато одетый командир.

— Тогда что будем делать?

— Сейчас к вам в усиление направлена прибывшая охотничья команда — и сотрудники МЧС с кое-каким имуществом. Вот тут (показывает пальцем на рукопашно нарисованной схеме завода) — разворачиваете медпункт. Здесь — отнеся от вас подальше — будем разворачивать пункт по принципу развертывания кадрированных частей — с переодеванием. Учетом и сортировкой заниматься будем там же. Вы сейчас постарайтесь выявить среди освобожденных тех, кто может нам быть полезным в дальнейшем. В помещении медпункта вы были?

— Был. Считаю, что его сейчас использовать можно, но лучше бы что другое.

— Почему? Там же оборудование есть, мне доложили.

— В первую очередь там занимались работой по производству морфов, соответственно там использовался трупный материал. Инструментарий — весь — в трупной органике. Потому — лучше б другое помещение, это серьезно дезинфицировать надо, а мы пока вряд ли сумеем добиться хотя-бы чистоты… Да и к тому же туда народу набилось, насколько я знаю, выгонять их на холод — не лучшее решение. В конце — концов, тут не поле боя, раненых много не будет…

— Ладно, подумаем. Пока ожидайте свое подкрепление — и с ним начинайте обустраиваться.

— Ясно.

Возвращаемся к кухням.

Вспоминаю еще одну проблему.

Препод по хирургии рассказывал, что их медсанбат разжился где-то полным и новехоньким комплектом указателей и табличек "Hospital" Трофейным, вестимо.

Роскошный, чуть ли не на эмали, развесишь на деревьях и перекрестках и нет проблем у тех, кто раненых везет. Даже ночью видно.

Свои знали, что это медсанбат форсит, ну и медсанбатским приятно, что их уже даже стали госпиталем кликать из-за табличек. (Разница меж медсанбатом и госпиталем как у лейтенанта с полковником.)

Уже наши наступали почти постоянно и таблички были очень полезны. (Ну, сами прикиньте — если вас ранили, а дурковатый или что еще хуже — дурковатая сопровождающая никак санбат найти не могут? Кровища-то течет, да и паршиво по кузову-то на кочках подпрыгивать.)

Однажды поздно вечером только медики дух перевели, въезжает десяток грузовиков и с ходу из них начинают раненых таскать. Ну, все, капут, всю ночь корячиться.

Только собрались идти — глядь: что-то не то.

Немцы это. И грузовики и раненые и водилы и санитары — все немецкое.

А это хреново, так как получается кроме раненых самое малое два десятка вооруженных мужиков.

Резню могут устроить запросто.

Немцы меж тем выгружают и в ус не дуют — таблички-то свои, палатки брезентовые, людишки в белом — ну здорово все, не ошиблись.

Наши стоят столбами, тут и фрицы замедлились.

Гоголь, короче говоря. Ревизор, последняя сцена.

Сейчас аплодисменты начнутся.

Тут на одного докторишку и снизошел святый дух. Напрягся он и почти по — немецки: "Варум стоп арбайт? Арбайт вайтер, алле ферлетцтен траген нэхсте цум хирургише блок. Шнелль!"