Рифтеры - Питер Уоттс

– Спартак был пять лет назад, – напоминает риф­терша, – и с тех пор Кен убийствами не развлекался. Вспомни, он был один из ровно двух человек, помешав­ших вашему последнему бунту превратиться в Великое Истребление Корпов.

Кажется, она уговаривает прежде всего саму себя.

– Лени...

Но та не желает слушать.

– Трип Вины вы просто вложили ему в мозги, ког­да он стал работать на вас. Раньше его у Кена не было, и потом тоже, а знаешь, почему? Потому что у него свои правила, Пат. Он выработал собственные правила, и он их держится, и, как бы ему ни хотелось, никогда не уби­вал без причины.

– Это верно, – признает Роуэн, – потому‑то он и стал изобретать причины.

Лени уставилась в освещенный вспышками иллюми­натор и молчит.

– Может, тебе эта часть его истории неизвестна, – продолжает Роуэн. – Ты никогда не задумывалась, по­чему мы отправили к рифтерам именно его? Почему за­бросили черный пояс по тайным операциям на океанское дно, соскребать ракушки с насосов? Да потому, Лени, что он начал оступаться. Он делал ошибки, оставлял хвосты. Конечно, у него всегда имелись веские оправдания, но в том‑то и дело. На каком‑то подсознательном уровне Кен нарочно оступался, чтобы дать себе повод заделать пробоину позже. Станция «Биб» располагалась так далеко от всего на свете, что мы были уверены: там не может возникнуть и речи о проблемах безопасности, с какой бы натяжкой он не трактовал свои правила. Задним числом я вижу, что мы ошибались. – «Не первая и, увы, не са­мая большая наша ошибка». – Но я к тому, что люди, пристрастившиеся к чему‑то, иной раз сходят с рельсов. Люди, сами себе установившие правила поведения, начи­нают их прогибать, перекручивать и истолковывать так, чтоб и на елку влезть, и не ободраться. Семь лет назад наши психологи заверили, что у Кена как раз этот слу­чай. Можно ли быть уверенным, что сейчас что‑то из­менилось?

Рифтерша долго молчит. Ее бесплотное лицо, кон­трастное бледное пятно на темном фоне, вспыхивает в ритме бьющегося сердца.

– Не знаю, – отвечает она наконец. – С одним из ваших психологов я встречалась. Припоминаешь? Это ты его послала за нами наблюдать. Он нам не слишком понравился.

– Ив Скэнлон, – кивает Роуэн.

– Я искала его, выбравшись на сушу. – Словом «искала» Лени заменяет другое: «охотилась на него». – И не застала дома.

– Он был выведен из обращения, – Роуэн прибегает к собственному эвфемизму – как обычно, с легкостью превосходя собеседницу.

– Вот как.

Однако, раз уж о том зашла речь...

– Он... У него на ваш счет сложилась теория, – го­ворит Роуэн. – Он предполагал, что мозг рифтера мо­жет стать... чувствительнее, в некотором роде. Что ваша восприимчивость из‑за долгого пребывания на глубине и всех этих веществ обострится. Квантовый сигнал из ствола мозга. Нечто вроде эффекта Ганцфельда.

– Скэнлон был придурок, – замечает Лени.

– Безусловно. Но ошибался ли он?

Лени чуть заметно улыбается.

– Понятно, – говорит Роуэн.

– Это не чтение мыслей. Ничего подобного.

– Но, может, если б ты могла... как это сказать?.. Сканировать?

– Мы это называем «тонкой настройкой», – говорит Лени голосом, непроницаемым, как ее глаза.

– Если ты можешь настроиться на того, кто...

– Уже сделано. Это, собственно, Кен и предложил. Мы ничего не нашли.

– А на самого Кена ты настраивалась?

– Невозможно... – Лени осекается.

– Он тебя блокирует, да? – кивает сама себе Роуэн. – Если это хоть чем‑то похоже на сканирование Ганцфельда, то блокирует рефлекторно. Стандартная процедура.

Несколько минут они сидят молча.

– Не думаю, что это Кен, – заговаривает Кларк. – Я его знаю, Пат. Много лет.

– Я его знаю дольше.

– Но иначе.

– Согласна. Но если не Кен, то кто?

– Черт возьми, Пат, да любой из наших! Они все против вас. И уверены, что Джерри со своими...

– Чушь.

– Да неужели? – На миг Роуэн мерещится прежняя Лени Кларк – хищная улыбка в неверном свете. – Пред­ставим, что пять лет назад это вы нам надрали задницы, и с тех пор мы жили под домашним арестом. А потом из наших рук к вам проникает какой‑то микробчик, и корпы от него мрут как мухи. Скажешь, вы бы ничего не заподозрили?

– Да. Конечно, заподозрили бы, – тяжело вздыхает Роуэн. – Но мне хочется думать, что мы не полезли бы на рожон без малейших доказательств. Мы бы, по край­ней мере, допустили, что вы ни при чем.

– Помнится мне, до перемены ролей о виновности‑ невиновности речь не шла. Вы, не теряя времени, сте­рилизовали горячие зоны, и плевать, кто в них попал и в чем виноват.

– Хороший довод. Достоин Кена Лабина с его хва­леной этикой.

Лени фыркает.

– Остынь, Пат. Я не говорю, что ты врешь. И мы дали вам поблажку – больше, чем вы нам в те времена. А тут у тебя много народу. Уверена, что никто не дей­ствует у тебя за спиной?

Свет – тьма.

– Тем не менее еще есть надежда все замять, – про­должает Кларк. – Мы сами занимаемся Бета‑максом. Если с ним не работали, то ничего и не найдем.

В животе у Роуэн расползаются червячки ужаса.

– А как вы определите, да или нет? – спрашивает она. – У вас же нет патологов.

– Ну, вашим экспертам у нас никто не поверит. Может, у нас и нет профессоров, но найдется человечек‑другой со степенью. Плюс доступ в биомедицинскую библиотеку и...

– Нет, – шепчет Роуэн. Червячки вырастают в жир­ных корчащихся змей. Она чувствует, как кровь отливает от лица. Лени тотчас замечает ее бледность.

– Что такое? – Она склоняется вперед, перегибается через подлокотник. – Почему тебя это волнует?

Роуэн мотает головой.

– Лени, вы не поймете. Вы не подготовлены, за пару дней в предмете разобраться. Даже получив правильный результат, вы рискуете неверно его истолковать.

– Какой результат. Как истолковать?

Роуэн видит, как она изменилось в лице. Так Лени выглядела пять лет назад, при первой их встрече.

Рифтерша спокойно отвечает на ее взгляд.

– Пат, не стоит от меня что‑то скрывать. Мне и так нелегко удерживать собак на цепи. Если есть что ска­зать – говори.

«Скажи ей...»

– Я сама только недавно узнала, – начинает Роу­эн. – Бетагемот, возможно... я о первом Бетагемоте, не о новой мутации – возможно, он выведен искусственно.

– Искусственно...

Слово тяжелой, мертвой тушей повисает между ними.

Роуэн заставляет себя говорить дальше.

– Приспособлен к аэробной среде. И скорость деле­ния увеличена, чтобы быстрее воспроизводился. Для ком­мерческого использования. Конечно, никто не собирался губить мир. Речь шла вовсе не о биологическом оружии... но, по‑видимому, что‑то пошло не так.

– По‑видимому... – Лицо Кларк застыло маской.

– Ты, конечно, понимаешь, чем грозит, если ваши люди обнаружат модификации, не понимая, в чем дело. Они, может, и сумеют определить искусственное вмеша­тельство, но какое именно, не разберутся. А скорее, стоит им обнаружить следы генной инженерии, они сочтут, что преступление доказано, и дальше разбираться не будут. Получат результат, который примут за улику, а людей, которые могли бы объяснить им ошибку, слушать не ста­нут, сочтя врагами.