Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

Алексей Волконский, не дожидаясь окончания отпуска, вернулся на фронт, к превеликому расстройству генеральши, которая, как и любая мать, отнюдь не горела желанием отпускать сына на войну. А там полковника ждал сюрприз — оказывается, дорогой племянник больше не служил под его началом! Алексей недоумевал, как такое могло случиться, ведь он так спешил с возвращением исключительно ради того, чтобы помириться с Мишей и уговорить его забыть старые обиды. Для Алексея любимый племянник был единственным другом, и Волконский очень хотел вернуть всё как было раньше, но только, увы, Мишеля он так и не смог отыскать.

Прошёл слух, что Герберт добился для него назначения на западный фронт, в Брест, но Алексей не хотел в это верить. Все мы знаем историю и хорошо помним, что случилось во время того памятного сражения, за один из последних оплотов российской армии в той части фронта.[7]

Самые страшные предположения подтверждались так же тем, что о Мишеле не было никаких вестей. Генеральша старательно отметала дурные предчувствия и говорила, что это ещё ничего не значит — за всё то время, что Миша служил, от него никогда не приходило писем, не единого. И причиной была вовсе не плохо работающая военная почта — нет, писем не было потому, что Мишель просто не писал их. Никогда. Но Алексей не унимался, и продолжал его искать, однако бесполезно. Ни среди живых, ни среди мёртвых, его не было, он будто сквозь землю провалился!

А вместе с ним и Антон Голицын, которого так же повсюду искали и не могли найти. Перед отъездом он ни с кем не попрощался, только оставил два письма — одно отцу, в котором объяснял своё желание сослужить службу родине, другое — Ксении. Оно содержало всего два слова: «Прости меня», и ничего больше. Ксюша, поначалу, сочла это послание за глупый розыгрыш, и по-настоящему испугалась только тогда, когда узнала от Василия Васильевича, что его сын, действительно, уехал. От этой новости барышня Митрофанова лишилась чувств, чего с нею отродясь не случалось, и слегла на целую неделю с сильнейшим нервным расстройством.

Любящий и заботливый отец, Андрей Юрьевич, ни на шаг от неё не отходил, но Ксюша не желала никого видеть подле себя — ни его, ни старшего брата Эллы Караваевой, который пришёл на следующий же день после того, как стало известно о разрыве Ксюшиной помолвки с Мишелем. Князь Караваев звал Ксению замуж, заверяя её в вечной любви, но Митрофанова ответила отказом, и на первый раз, и на второй, и на четырнадцатый, когда на вторую неделю несчастный парень вновь явился к ней с цветами и подарками. Андрей Юрьевич, выгодную партию терять не желавший, умолял дочь не рубить с плеча и хотя бы подумать над столь удачной кандидатурой, но Ксения была непоколебима, и в сердце своём хранила верность тому, кого успела искренне полюбить за столь короткий срок. Бедняжка страдала и мучилась, не получая от любимого никаких вестей, и увядала на глазах. С большим трудом её вернул к жизни только Викентий Воробьёв, начавший подрабатывать частной практикой после своего ухода из Басманной больницы. Никто его, разумеется, не выгонял — Саша и вовсе разрешила ему остаться на прежней должности, но Воробьёв проявил похвальное благородство, и, посыпав голову пеплом, написал прошение об увольнении.

А вот Марина осталась, и, кажется, была довольна всем, начиная со своей новой начальницы, заканчивая увольнением собственного мужа, с которым у них в последнее время всё чаще и чаще случались ссоры. И причиной, как ни странно, была всё та же Сашенька, которой оба они искренне желали добра. Марина пришла в бешенство, узнав о её помолвке с Авдеевым, а Воробьёв, наоборот, торжествовал, и убеждал жену, что для «их Сашеньки» брак с богатым дворянином — наилучший вариант. А Марина была категорически против, обзывая Авдеева ничтожеством, и заверяла своего мужа, что не допустит этой свадьбы, потому что «их Сашенька» достойна большего. Каждый упрямо гнул своё, а время не стояло на месте, и вот уже миновал август, и дождливое лето сменилось засушливой тёплой осенью.

В один из таких дней Саша и Владимирцев прогуливались по парку, неподалёку от больницы, рука об руку, как добрые друзья или близкие родственники. В его глазах по-прежнему была безграничная нежность, а в её — такая же безграничная печаль.

— Володя, неужели мне никак не удастся отговорить вас от этого решения? — Упавшим голосом спрашивала Александра уже, наверное, в сотый раз, и безнадёжно качала головой, когда Владимирцев в сотый раз отвечал:

— Моё назначение уже подтвердили, Александра Ивановна. В конце месяца я возвращаюсь на фронт. — Усмехнувшись в усы, он добавил: — Если, конечно, ваш врачебный консилиум не признает меня категорически непригодным к строевой службе, и не выпишет тех унизительных бумаг, что вы выписали для вашего жениха!

Он не хотел упрекать её вот так, да и не имел ни малейшего права на это, и сам устыдился собственной мелочности. Но — тут уж Владимир ничего не мог с собой поделать: Сергей Авдеев со своей трусостью был ему поистине отвратителен. Саша, впрочем, осуждать такую язвительность не поспешила, прекрасно понимая, что Володя кругом прав.

— Эти бумаги для него делала не я, — сама не зная зачем, ответила она.

— Простите меня, — поспешил оправдаться Владимир. — Я не должен был этого говорить!

— Вам не за что извиняться, это чистая правда, — с грустной улыбкой ответила Саша, глядя себе под ноги, и старательно не поднимая глаз. Ещё одно доказательство Володиного бесконечного благородства, ещё одно доказательство авдеевской бесконечной низости… Владимирцев захотел вернуться в строй едва ли не в тот же день, когда впервые встал на ноги, ведомый собственной честью и чувством долга, а Сергей… Всякий раз думая об этом, Саша содрогалась от дальнейших перспектив, и уже начала всерьёз жалеть, что дала ему своё согласие. Серёжа любил её, это факт, и он готов был носить её на руках, но — не он был ей нужен. И не о нём она плакала по ночам вот уже полгода как, и не о нём думала каждую свободную минуту, и не о нём молилась, стоя на коленях перед образами!

Но Авдеев был категоричен. Или она выходит за него замуж, или в следующий раз он возьмёт отцовский револьвер, когда надумает покончить с собой, и тогда его уже никакой Викентий Иннокентьевич не спасёт! Предыдущий случай показал, на что способен Авдеев, и Саша категорически не желала становиться причиной его преждевременной кончины. Тем более, добрые чувства к Авдееву у неё и впрямь были, ведь они были влюблены друг в друга столько лет! — и Сашенька искренне надеялась полюбить его в дальнейшем. Но сейчас, глядя на Владимирцева, преисполненного благородства и мужества, понимала — о, нет, ничего не выйдет!