Литература как жизнь. Том I - Дмитрий Михайлович Урнов

они пошли в атаку на королевские войска, когда судьба повстаннической армии висела на волоске. В американской истории – это «28 памфиловцев», героизм героев несомненен, однако обстоятельства мифологизированы. Ополченцы были почти безоружными, не все из Мериленда и не все погибли. «Какие герои!» – произнес очевидец их подвига Вашингтон. Слова – всё, чем мог их поддержать командующий, наблюдавший с холма отчаянный демарш. Самому Вашингтону, в чине полковника королевской армии, угрожала как предателю веревка на рее британского корабля. Не командуй Имперским флотом капитаны, сочувствующие независимости колоний, пожалуй, могли и вздернуть. а так колонисты ушли от полного разгрома.

166

«What’s the point of having this superb military that you’re always talking about if we can’t use it?» (Madeline Albright) Привожу полностью реплику Маделены Олбрайт – Колину Пауэлу, потому что очень часто у нас приписываются зарубежным деятелям высказывания, каких они не делали. Вышеприведенные слова вошли в политический язык, я слышал сказанное по телевидению.

167

Karen M. Paget, Patriotic Betrayal. The Inside Story ofthe CIA’s Secret Campaign to Enroll American Students in the Crusade Against Communism. Yale University Press, 2015.

168

Опубликован перевод издательством «Искусство» в 1978 г. К сожалению, без моего ведома был правлен редактором, который quo facto (задним числом) извинился за правку. Сейчас наш с Виктором сценический вариант снова играют в московской студии «25 ряд» и собираются поставить в студии Училища им. Щукина.

169

Из рецензии на книгу Маши Гессен о Путине. См. The New York Review of Books, April 25, 2012, P. 4. Другие есть и в книге М. Xодорковского и Н. Геворкян «Тюрьма и воля» (Москва: Говард Рорк, 2012, С. 16). Новые издатели подняли свой флаг на мачту, их символ – главный герой романа Айн Рэнд «Самоисточник», воплощение высокомерия и самоуверенности.

170

Написано двадцать пять лет тому назад, когда отказ от великодержавности можно было воспринимать лишь иронически. Сейчас наши аналитики ставят смирение национальной гордыни условием дальнейшего выживания страны. Среди аналитиков – мой младший двоюродный брат, профессор политологии Марк Урнов. Что он говорит, выступая по телевидению, я слушаю, что публикует, читаю, но мы с ним договорились не спорить, тем более неуместо мне оценивать его высказывания.

Подъем и падение великих держав и наций – явление столь же естественное, как рождение, расцвет и увядание великой личности, разница – в сроках. Тысячелетиями складываются и сходят со сцены нации, продуктивность личности охватывает десятки лет. Дело великой личности не умирает, судьба народов – сложнее в зависимости от меняющихся представлений о мире. Недалеко от нас недавнее прошлое, когда мировая история ограничивалась островком на северо-западе Восточного полушария, цивилизация означала Западную цивилизацию, а культура – культуру европейскую. Знали, и немало знали, о многих других народах, странах и континентах, но в мировой истории, при европоцентризме, они как бы не участвовали, а многие были да прошли, связи с ними не чувствовалось. Сейчас народы населяют земной шар целиком и синхронно. После Второй Мировой войны прекратила существование Британская Империя, и величие, воспетое Киплингом в стихотворении «Виндзорская вдова», то есть Королева Виктория, осталось в прошлом, но кто же откажет нации Шекспира и Ньютона в звании великой? Наши нынешние проблемы внешние и внутренние, – не только наши, уж не знаю, почему аналитики не говорят об этом: проблемы и процессы не признают границ, всюду происходит одно и то же, происходит в разной мере и в своеобразных формах, но всюду живет и воздействует на умы национальная мифология, каждый сталкивается с трудностями, если делает попытку реализовать свои возможности и воплотить в жизнь свои мечты, существует двоевластие при начилии власти законной и «глубинной», упрятанной в недрах бюрократического аппарата. А мы, кроме того, переживаем в чужом пиру похмелье, испытываем на себе последствия столкновения властей в одной отдельно взятой зарубежной стране, которую аналитики берут за образец нормальности. Выражение «глубинная политика» (deep politics) ввел в обращение Питер Дейл Скотт (Peter Dale Scott), канадец, живущий в США, почетный профессор Университета Калифорнии, отделение Беркли. В 1996 г. он выпустил книгу «Глубинная политика и смерть Президента Кеннеди» (Deep politics and the death of JFK).

171

См. Борис Олейник. Князь тьмы. Два года в Кремле, Москва: «Палея», 1992.

172

Rufina Philby, Mikhаil Lyubimov, and Hayden Peake, The Private Life of Kim Philby, New York: Fromm International, 2000, p. 179.

173

Татьяна Алексеевна Кудрявцева играла в годы холодной войны сложную международную роль, занимая исключительное положение по обе стороны железного занавеса. Она стала лауреатом премий Ассоциации Американских издателей и Американско-Русского фонда культурного сотрудничества.

174

В Англии до сих пор не прояснен вопрос, как Шекспир сумел уцелеть и даже преуспел, несмотря на то что его аристократические покровители пошли в тюрьму, а иные на плаху. Называя себя «сыщиками от истории», два автора доказывают, что следом за своим другом Марло он стал осведомителем (Graham Phillips & Martin Kentman, The Shakespeare Conspiracy, London: Century, 1994) Исторические сыщики путают известные факты, но, главное, их изыскательские усилия не сосредоточены на заговоре, участники которого поставили ради пропагандистских целей тираноборческую шекспировскую пьесу «Ричард II», королева намек поняла, заговорщики были схвачены и преданы суду, а Шекспир – не странно ли? – не пострадал. «Мог пострадать» – говорит Гринблат, считающийся сейчас у американцев одним из главных авторитетов по Шекспиру, но предположением ограничивается.

175

Агентурное наследие Фаддея Булгарина, опубликованное библиографом А. И. Рейтблатом в 1998 году, – достижение, подобное «Очеркам по исторш русской цензуры и журналистики XIX столетия», которые были выпущенны М. К. Лемке в 1904 году. Почти столетний перерыв между двумя изданиями вызван тектоническими потрясениями и радикальными переменами в нашей стране. А. И. Рейтблат, давно изучающий книжное дело, по-моему, справедливо отмечает, что «моральные качества Булгарина» почти полностью поглощали усилия исследователей, и со своей стороны он постарался уравновесить характеристику российского «Видока» очерком его разносторонней профессиональной, в том числе агентурной, деятельности («Булгарин и III Отделение» – предисловие в кн. «Видок Фиглярин. Письма и агентурные записки». Москва: «Новое литературное обозрение», 1998). Однако нравственная сторона проблемы остается. «Конечно, нет» – сказал Достоевский, отвечая на вопрос, донес бы он на террориста-заговорщика, и это Достоевский после каторги и