Бьёрн Магнуссон (СИ) - Добрый Волдеморт

Он передал весь свой опыт ученику. Всё, что знал о магии, жизни и политике, — огромный пласт тайных знаний, которые собирал по всему свету. И вот теперь учёба закончена, Гриндевальд ощущал грусть и опустошение. Была слабая надежда, что однажды Бьёрн отомстит Фламелям за него, но надо сказать, особого желания мальчик не проявил. Оно и понятно, французы не зря столько лет изучают магию, в их загашниках хватит смертельных сюрпризов для любого самонадеянного волшебника.

Возможно, они уже готовы перейти на уровень высших магов, но по какой-то причине боятся сделать последний шаг. Кто знает? А Бьёрн хочет восстановить свой род, оставить после себя продолжение и только потом ввязываться в сомнительные авантюры. Хотя он рассказал малышу о мечте любого волшебника. Стать сильнее — это ли не достойная цель для мага? Бессмертие, возможности, приписываемые богам, гарантированный способ отправиться в путешествие по иным реальностям. Стать высшим — недостижимая мечта. Большинство волшебников даже не думают о таком, для них Великий Маг — это последняя ступень развития волшебника.

Внезапно лунный свет перечеркнула маленькая тень, и в камеру влетело какое-то жужжащее насекомое. Гриндевальд с удивлением наблюдал за больши́м жуком, который целенаправленно спускался по стене. «Как странно, — подумал Геллерт, — откуда ты здесь взялся, маленькое чудо?» Давным-давно при строительстве Нурменгарда в стены была заложена защита от насекомых и других живых существ. Ни одна неразумная тварь не могла проникнуть в крепость. Магия отпугивала всевозможных посетителей, чётко определяя в них отсутствие разума.

«Дряхлею не только я, — горько ухмыльнулся про себя Геллерт. — Замок тоже приходит в упадок».Насекомое спустилось и внезапно превратилось в роскошную молодую блондинку, которая немедленно поднялась с грязного пола и элегантным жестом оправила мантию. Не ожидавший такого Гриндевальд дёрнулся и мешком свалился с койки.

— Ой, прости, я тебя, наверное, напугала, — чарующим голосом произнесла незнакомка. — Меня зовут Рита, один наш общий знакомый переправил меня сюда для важного дела.

Гриндевальд с трудом поднялся с пола и сел на койку, во все глаза рассматривая незнакомку. Девица была чудо как хороша, от неё пахло какими-то еле слышными духами и здоровым женским телом. На жилистой шее Гриндевальда неосознанно дёрнулся кадык.

— Зачем ты пришла? — пробормотал Геллерт, он никак не мог отвести взгляда от соблазнительных полушарий.

— Тот, кто меня послал, придумал план по твоему освобождению, — томным голоском проворковала женщина и очень плавно переступила с ноги на ногу.

В теле Гриндевальда вспыхнула настоящая буря эмоций. Он с трудом удерживал себя от того, чтобы как дикарь, не наброситься на соблазнительную гостью. Она легко повела плечом, и нежно-голубая мантия стекла волной с её обнажённого тела. Гриндевальд с хриплым рыком вскочил с койки и подлетел к ней. Он вдохнул нежный аромат волос и осторожно коснулся губами её шеи. Женщина была настоящей, тёплой и соблазнительной. Под тонкой бархатистой кожей трепетала жилка. Рита посмотрела ему в глаза и облизнула полные губы.

— Ну, чего же ты ждёшь, Геллерт?

Гриндевальд забыл обо всём: о своём возрасте, о времени, проведённом в заключении, об осторожности и боли. В эту ночь он любил её так, как не любил ни одну женщину в мире. Это было похоже на то, как истощённый путник в пустыне припадает к источнику воды, который уже и не надеялся встретить. Под утро Гриндевальд уснул, крепко обняв руками и ногами роскошное тело Риты. Когда он проснулся, в камере никого не было. Ни малейшего следа того, что здесь совсем недавно была прекрасная незнакомка.

В этот день Гриндевальд пытался покончить с собой много раз, но магия Нурменгарда безжалостно восстанавливала его разбитую голову. Только через неделю Геллерт немного пришёл в себя и начал думать, кто это мог сделать и зачем. Мысли о Рите долго не давали ему покоя. Однажды во сне старое зеркало вновь наполнилось потусторонним светом. Геллерт немедленно сделал шаг сквозь него и, как и прежде, оказался в библиотеке ученика.

***

Бьёрн меланхолично следил за тем, как на диване формируется фигура Гриндевальда. Выглядел тот на редкость паршиво. Было ощущение, что Геллерта что-то сжигает изнутри. Бьёрн вздохнул и послал в Гриндевальда поток энергии. Через несколько секунд на диване уже сидел прежний Тёмный Лорд, каким Бьёрн видел его в газетах шестидесятилетней давности.

— Здравствуйте, герр Гриндевальд, — хмыкнул Магнуссон. — Вот сейчас вы выглядите намного лучше. Что вас довело до такого состояния? Раньше мне казалось, что вы протянете ещё как минимум лет двадцать.

— Один симпатичный жучок укусил меня прямо в сердце, — Гриндевальд угрюмо поджал губы. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? Это ведь ты подослал мне ту девушку?

— Я, — не стал отпираться Магнуссон. — Я наложил «Империо» на любовницу Ориона Блэка и перенёс её к вашей крепости. А дальше она сама сделала всё остальное.

— И зачем это тебе было нужно? — с неожиданной злостью прошипел Гриндевальд.

Его глаза вспыхнули болью и яростью. Однако на Бьёрна гнев учителя уже давно не производил впечатления. Он только хмыкнул на этот взрыв эмоций, обычно хладнокровного тёмного волшебника.

— Всё дело в рунах и ритуалах, учитель, — Бьёрн побарабанил пальцами по столу. — Вытащить вас из крепости нереально. Даже если я разрушу Нурменгард до основания, вы всего лишь умрёте вместе с ним. Ваше тело и энергетика были встроены в защиту крепости. В каком-то смысле вы и замок — это одно целое. Поэтому Нурменгард восстанавливает любые ваши повреждения. Пока источник ещё вырабатывает магию, она полностью уходит на поддержку Нурменгарда. Из-за этого вы, Великий Волшебник, не способны даже «Люмос» зажечь.

— Рита… здесь… причём?.. — прошипел сквозь зубы Гриндевальд и сжал кулаки, готовый броситься на Магнуссона.

— Она носит вашего ребёнка, учитель. Правда, из-за особенностей ритуала у него нет души, но это поправимо, — Бьёрн серьёзно посмотрел на Геллерта. — Я перенесу в его тело вашу душу, вернее, не я, а ритуал. Память и самосознание активируются потом, когда тело вырастет. Я постараюсь пристроить ребёнка к кому-нибудь из друзей с моего факультета, но тут как получится. Потерпите семь лет в Хогвартсе, а потом делайте что хотите. Вы сможете отомстить Дамблдору или устроить неприятности Фламелям. Единственное, что не может перенести ритуал, — это вашу силу, она всё же связана с источником, а не с душой. Но если вы захотите снова стать Великим Волшебником, у вас впереди будут десятилетия для развития источника. Ваши знания останутся с вами в полном объёме. Есть ещё одна не менее важная причина. Думаю, стоит мне только вытащить вас из Нурменгарда, вас тут же убьют русские. Вот уж у кого долгая память и масса возможностей для мести. Действовали вы под чарами Фламелей или нет, им всё равно. Именно вы вскормили Гитлера и развязали войну, чтобы набрать сил. Если русские узна́ют, что я сумел освободить вас, то нас обоих ничто не спасёт.

Геллерт опустил голову и задумался. То, что предлагал его ученик, было вполне реальным. В древних трактатах, бережно хранимых в его семье, было описание необходимого тёмного ритуала. Однако предков останавливал от такого бессмертия главный его недостаток. Сила мага не сохранялась, а второй раз подниматься наверх с самого начала хотели не многие. Точнее, на памяти Гриндевальда ни один из его предков не воспользовался этим способом, чтобы продлить себе жизнь. Никто не мог гарантировать, что новое тело будет достаточно развито магически. А родиться сквибом или даже магглом — хуже участи и представить нельзя. Лучше уж сразу броситься грудью на меч, чем жить без магии.

— А что будет с Ритой? — Гриндевальд сурово нахмурил брови.

«Запала блондинка ему в сердце», — хмыкнул про себя Бьёрн, но не изменился в лице и вежливо пояснил:

— А ничего с ней не будет. Родит сына и решит, что тот от Ориона. Блэк заберёт ребёнка и сотрёт память Рите. Убить вас он не решится, побоится получить откат от магии, и, скорей всего, оставит в каком-нибудь приюте. Оттуда я вас заберу, когда определюсь, в чью семью получится пристроить ребёнка. Может, наследником рода станете, — рассмеялся Бьёрн. — Чем только Всеотец не шутит.