В поисках солнца (СИ) - Берестова Мария

Опустившись на землю, Дерек обнял себя за колени и сжался в комочек. Ему было невыносимо, бесконечно больно понимать, что он обманул доверие Грэхарда. Что он — предал — друга.

Никогда раньше он не думал об этом, потому что запрещал себе мысли о том периоде своей жизни и не хотел думать о нём, вспоминать о нём, осознавать, что это и вправду было его частью. Он всё, всё запер в тот дальний чулан подсознания — и оно лишь угнетало его изнутри, но не доходило до разума. Он не давал оценку своим прежним поступкам: он просто радовался, что сбежал, и боялся, что его найдут.

Теперь же, когда дверь в этот чулан оказалась открыта, и оттуда мощным потоком хлынули воспоминания, он в ужасе смотрел на то, каким был десять лет назад, и не мог поверить, что это был действительно он.

«Неужели я впрямь был настолько глуп?» — поражённо размышлял он, припоминая, что ему, в самом деле, даже не забредала в голову мысль, что сближение с Эсной может окончиться бедой.

«И я в самом деле был настолько подл?» — с содроганием думал он, снова и снова вспоминая, как предложил Эсне побег, как уговаривал её, как пытался убедить её ехать с ним. Её — жену друга! Друга, который доверял ему как себе!

Ему было омерзительно и гадко понимать, что тот тридцатилетний Дерек — это он сам и есть, и что его поступки — это его собственные поступки, а его решения — это его собственные решения.

«Совершенно невыносимо!..» — не в силах принять, что он не таков, как думал о себе, воскликнул про себя он, резко встал и двинулся в дальнейший путь, пытаясь за быстрой ходьбой отбросить все эти неприятные мысли.

Но мысли отбрасываться не желали, они упорно лезли ему в голову, снова и снова. Он видел теперь свои поступки совсем под другим углом, и расценивал их как поступки трусливого глупого человека, который не желает брать ответственность за свою жизнь в свои руки.

В своём самоуничижении Дерек, как обычно, не знал удержу. Его несло, несло неудержимо, он не мог теперь остановиться в этом самоосуждении. Не прошло и пяти минут, как он додумался до вывода: «И как это Грэхард только терпел меня!..» — и на этом выводе замер, потрясённый.

Грэхард доверил ему своё самое ценное сокровище — Эсну. Доверил как другу, как брату, зная, что Дерек никогда не предаст и не подведёт.

А Дерек — подвёл. Он полюбил Эсну — и, хуже того, поощрил её привязаться к нему больше, чем она была привязана к мужу. Он прекрасно помнил истерику Эсны на тему: «Всем со мной занимаешься ты, а Грэхард со мной только спит!» — и знал, что она прямо высказала и мужу этот упрёк. Но Грэхард ни разу не сказал ему и слова по поводу той истерики — по умолчанию полагая, что Дерек не может быть ни в чём виновным.

Потому что… это же Дерек — самый близкий, самый родной, самый дорогой человек.

…Грэхард не мог не видеть, не мог не понимать, как растёт эта непрошеная связь и симпатия. Но он не сомневался в Дереке — до самого конца не сомневался.

И только когда Эсна отвергла его окончательно, когда она заявила, что всеми правдами и неправдами добьётся развода, — только тогда придавленного этим горем Грэхарда прорвало. Когда он понял, что она не просто уйдёт от него — она уйдёт к Дереку.

Потому что она предпочла его.

Он, Грэхард, так любил её, — но она предпочла другого.

«Он не раба ударил, — медленно и холодно подумал Дерек. — Он ударил соперника. Соперника в любви. Друга, который обольстил его жену».

Он сам не заметил, что стоит как вкопанный, глядя в одну точку.

«Он друга ударил», — билось в его голове снова и снова, отзываясь пронзительным звоном в ушах.

«Друга», — заткнул он уши руками, не в силах выносить этот звон.

«Друга», — зажмурился он, но и в этой темноте перед ним продолжали сиять полные боли и разочарования глаза Грэхарда.

«Друга, друга, друга…» — выстукивало его сердце, вбивая этим словом гвозди в его раскалывающуюся болью голову.

Осознание истины оказалось кошмарно нестерпимым.

До этого Дерек видел эту ситуацию лишь с одной стороны: хозяин призвал к ответу зарвавшегося раба и напомнил ему его место. Из этого толкования росла его чёрная, жгучая обида, приправленная разочарованием и горечью, обида, которую он не позволял себе испытывать — потому что не по чину рабу обижаться на хозяина — но которая, не спрашивая этого позволения, точила изнутри его сердце.

«Он не раба, он друга, друга ударил», — продолжало набатом стучать в голове Дерека и, не выдержав этого стука, он сел на землю и обхватил голову руками, не чувствуя, как из глаз полились слёзы сожаления и боли.

Все эти годы он боялся, обижался, ненавидел, негодовал, страдал, — чувствуя себя сбежавшим от господина рабом. Страх перед Грэхардом, который однажды непременно нагонит, найдёт, накажет, отравлял всю его жизнь.

«С чего я вообще взял, что он видел во мне раба?» — с ужасом и горечью спросил у самого себя Дерек.

Грэхард был деспотичен и властен, это так; но он был таким не только с Дереком — он был таким абсолютно со всеми. С высокими князьями собственной страны, со священниками своей религии, с представителями королевских семей иных стран, с родной матерью, с любимой женой… со всеми, решительно со всеми, ни для кого не делая исключения…

Тут мысль Дерека запнулась.

Он задохнулся, не в силах справиться с пониманием.

Грэхард делал единственное исключение только для одного человека: для него самого.

Это он, Дерек, мог возражать, критиковать, негодовать, уговаривать, переубеждать, обзывать идиотом, отказываться выполнять приказы, саботировать распоряжения, делать всё по-своему… Он мог всё то, за что любого другого Грэхард бы попросту казнил.

Грэхард никогда не позволил бы ничего подобного не то что рабу — самому знатному из князей Ньона. Дерек сам не раз видел, как Грэхард одним взглядом затыкает тех, кто осмелится хоть слово ему поперёк возразить.

Крупная мучительная дрожь сотрясла всё тело Дерека. Он впервые смотрел в глаза этой правде, и она оказалась свыше того, что он мог вынести.

«Я сам всё это придумал», — с глубокой горечью заключил он, утыкаясь мокрым от пота лбом в колени.

Ему хотелось оправдать своё предательство — и он сам всё придумал.

Ему хотелось оправдать свой побег, свои чувства к Эсне, своё предложение ей — и он нашёл способ это оправдание придумать.

Он придумал Грэхарда — мрачного и жестокого хозяина, который видит в нём, Дереке, только раба, у которого нет чувств, которому чужда привязанность. Этот кошмарный злобный Грэхард, конечно, не стоил такой жены, как Эсна; более того, он мог только разрушить и уничтожить её, поэтому Эсну следовало от него спасти. Этот деспотичный суровый Грэхард не питал к Дереку никаких чувств, видел в нём лишь свою вещь, требовал от него лишь покорности, и от этого чудовища должно было сбежать.

Но — он — сам — всё придумал.

Чтобы оправдать себя.

И потратил десять лет своей жизни на страх перед собственной выдумкой.

Сотрясаясь рыданиями, Дерек обхватил свои коленки руками, пытаясь съёжиться, сжаться, спрятаться от чувств, которые захватили его теперь с головой. Несмотря на тёплую летнюю погоду, его бил озноб. Отвращение к себе, осознание собственного предательства, собственной мелочности и эгоизма, своей трусости, стыд и осуждение, разочарование и горечь мешались в его душе бешеной бурей.

И в этой буре мучительное, острое понимание раздирало его сердце на ошмётки: понимание невозможности исправить уже совершённое.

«Если бы я знал, если бы я только знал…» — дрожа, повторял сам себе Дерек, толком не понимая, что именно он должен был знать.

Что чувства Эсны к нему были ненастоящими? Что ей просто не хватало тепла? Что она не любила его — никогда, никогда не любила, а только искала понимания и сочувствия?

Воображение его рвануло сквозь года и расстояния — туда, к Грэхарду. Туда, где он должен был помочь другу наладить отношения с женой. Туда, где он должен был поддержать брата в трудную для него минуту. Туда, где он должен был быть рядом, заодно, вместе.