Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

Октябрь 1988 – январь 1989

Александр Вулых

Поэмы

БУБНОВЫЙ ТУЗ

(поэма о штосе)

Дух Сатаны – порочный Мастер,Летал над грешною Москвой,Рассыпав карточные мастиНад городскою мостовой.Он был печален и рассеян,Когда своей колодой картВ столичном городе посеялРазврат, коварство и азарт.В то пору над зарей вечерней,Как будто бубна или черва,Звезда плясала над Кремлем,Во тьме глядясь в речной проем.А там в обнимку с нею вместеКачались в танце пики, крести,И ветер, залетев под мост,Вовсю играл с рекою в штос.Весь город, словно стол истертый,Качался в дьявольской игре:Мелькали «жигули»-шестеркиСреди дерев породы треф…И долго-долго дух порочныйНад стольным городом летал,Его шпилевкой заморочил,Но под конец и сам устал;И, пролетев вокзал впритирку,Уже заканчивал денек,Когда на Войковской в квартиркуОн залетел на огонек…

А там наклевывалась драма:На плешку возложив ладонь,Сидел Виталий, сын Абрама,И некто – просто Молодой.Они не то, чтобы дружили –Они по-дружески пыжили.Виталий, а точнее – Боцман,Довольно опыта имел:Колод в открытую не коцал,Но если надо, то умел…

Умел без дела деньги делать(без них, понятно, жизнь плоха),Умел, насторожившись телом,Приветливо встречать лоха,Умел слегка пожать плечами,Куш получая или долгИ вновь с волненьем и печальюСадиться за игральный стол,Любил словечки «горка», «сонник»,Свой столик и игру за ним,Любил по радио «Эстония»Послушать Иерусалим,Любил руками карты мацать,Болтать о всякой ерундеИ был похож на Карла МарксаВ своей курчавой бороде.Любил свою собаку Весту,Жену Галину, как невесту,Любил за газовой плитой…Но все – о Боцмане довольно!Предвижу ваш вопрос невольно:А кто же этот, Молодой?

Он риск любил и был поэтомуАвантюрист, почти Икар.Как мудро сказано поэтом –Жизнь для него – колода карт.Она бы моментально скисла,Когда б не карты и не риск,И просто не имела б смысла,Как плов, куда не клали рис.Для этой жизни бесшабашной,Где мать – Игра, отец – Азарт,Родился сразу он в рубашке,В рубашке от игральных карт.И сразу, с самого рожденьяВпадал он от «шпилевки» в раж,Но самым верхом наслажденьяБыл для него… чужой мандраж.Той дрожью рук, что держат карты,Он наслаждался много лет,Как старой фреской Леонардо –Какой-нибудь искусствовед.Он был эстетом в этом роде,И это не понять другим,Когда зрачки в глазах напротивРастут, как по воде круги,Когда бесчувственная челюстьПод напряженьем мандражаСо скрипом парковых качелейОтвиснет мелко задрожав,И, будто бы к груди прикована,Застынет после, офигев,Как от удара ЧеренковаАнглийский город Бирмингем.Когда затягиваешь узел,Когда уже петлю дожал,Когда кадык по горлу ЗюзиСкользит, как лифт по этажам,Когда безумный и убогийшпилевщик, карты теребя,Как прихожанин синагоги,Бормочет что-то про себя,И, обозвав кого-то поцем,Задолбит в стену головой…Будь то Порецкий или Боцман –Какое счастье, Боже мой!

И Молодой, герой поэмы,Не мог без этого прожить,И, может, именно поэтомуОн ездил к Боцману пыжить.Но все ж он понимал отлично,Что не играя задарма,Виталий уважал наличкуИ не любил пустой карман.И лишь того, кто очень беденОн допускал без бабок в дом…И Молодой в тот день был бледен –Он вез последнее пальто!

Не видел Мейерхольд с ЗахавойВ таком спектакле – высший сорт! –Как Боцман то пальто захавалИ прометал от шестисот,

Как поминались все святые,Как вспоминалась чья-то мать,Как в «сонник» прятались цветные,А через карту – за всю масть,Как было Боцману фигово,Когда в безумии глухомОн даже Бога ИеговуНазвал пархатым петухом!И раз за разом, кон за кономВсе безутешней он грустил,Вслед за своим магнитофономЧего-то там еще спустил…

Они уже играли долго,А за окном внизу, в пылиСтояли – бежевая «волга»И голубые «жигули».От той видавшей виды «трешки»,Что отдыхала во дворе,Разило изредка немножкоТаким изысканным амбре.Причина всем была известна:Там, во дворе, недогуляв,Знакомая собака ВестаЛюбила ездить в «жигулях».И вот, когда вспотев в рубахе,Исторг хозяин слабый стон –Любимейшая вещь собакиБыла поставлена на кон!В тот миг, когда назрела драма,И Молодой, прикрыв глаза,Поставил наугад на дамуИ на бубнового туза,Когда, казалось, небо рухнетИль потолок над головой,Раздался с боцмановской кухниПротяжный жалостливый вой:Там с ощущением блевотным,С трудом жуя мясной гуляш,Скулило бедное животноеПо милым сердцу «жигулям»!

Уж был забыт соседский БобикИ с прошлой выставки медаль –Лишь ощущение тревоги:Хозяин Боцман банк метал!

Ругаясь вычурно и длинно,Представил он себе на миг,Как назовет его Галина,Что скажут Зюзя, Воловик?И так, уставившись в пространствоСтеклянным взглядом, как сова,Он отрешенно и бесстрастноКолоду эту тасовал.От напряженья сердце сжалось,Струились капли по лицу…Развязка, в общем, приближалась,Шпилевка двигалась к концу.Рукой размазав пот холодный,Как тигр, выгнувшись в спине,Он резко повернул колодуИ вдруг застыл, остолбенев.В глазах, багровых от бессонниц,Угас железный блеск рублей:Там, под девяткой снизу, в соннике,Лежал нахальный туз бубей!Но как бы ни было там горько,Кошмар стараясь позабыть,Он снял туза, валета с горкиИ прошептал… «Не может быть!Не может быть!» - он карты бросилИ вслед приемник пробасил:«Не может быть!»«It is impossible» -Ворвался голос «Би-Би-Си».«Не может быть!» - звучало вескоШальное эхо над Москвой…«Не может быть!» - кричала Веста,Уткнувшись в лапы головой.«Не может быть!» - во сне бредовомВорчал угрюмый Воловик,И только голос МолодогоСказал: «Бывает… Се ля ви!»

Как пишут языком газетным,Усталый, но довольный онСпокойно встал, забрал кассетник,Потом – еще магнитофон,Еще какие-то там вещи –Все те, что выиграл… ПотомОн подошел к хозяйской вешалкеИ снял то самое пальто.А через две минуты юзомУ светофора пригуляв,Он по Варшавке мчался к ЗюзеНа этих самых «Жигулях».

Наверно, было бы уместноПрочесть мораль, читатель вам.Но что же сталось с бедной Вестой? –Предвижу возглас милых дам.Так пусть сомнения развеются:Собрав последние рубли,Хозяин Весты, он же – Вейцман,Купил ей снова «жигули»!

1985 г.

ПРОКУРОРСКИЙ РОМАН

1.

Над Москвой сгущался сумрак ночи,А в домах, как в плитках домино,Посреди оконных многоточийЗатерялось скромное окно.В том окне, как в корабельном трюме,Наклонясь над кипой важных дел,В голубом с нашивками костюмеГенеральный прокурор сидел.Находясь в отчаянной запарке,И в груди лелея боль и грусть,Думал он о том, как олигархиОбокрали горемыку-Русь.Вытирая с шеи капли пота,Кропотливо изучал он текстПро секретный счет «Аэрофлота»И про деньги фирмы «Мобитекс»,И про банк под вывескою «АГРО»С аббревиатурой «СБС»…Если б так не мучила подагра,Он бы выдал ордер на арест!Заварив в стакане чаю на ночь,Он достал из банки леденец…

- Ах, какой шельмец, Парис Абрамыч, -Прошептал он – Ах, какой шельмец!Надо объявить мерзавца в розыск…И едва родился этот клич,Острый приступ остеохондрозаВ организме ощутил Ильич.

- Боже мой, как неприятно это! –Прошептал невольно он, и вдругВзгляд упал на старую газетуС неприметной рубрикой – «досуг».

- Что ж, пока спина не раскололась,Сделаю массаж для позвонков…

- Слушаю! – ответил женский голосПосле двух прерывистых гудков, –

Что вы говорите? Есть причина,Чтобы к нам приехать поскорей?Вам у нас понравится, мужчина:Час досуга – девятьсот рублей.С примененьем полного контактаПрофессиональных женских рук…В общем, кроме полового акта –Широчайший перечень услуг!Современным способом «крест на крест»Лечим даже остеохондроз…

- Хорошо, записываю адрес,Девять сотен – это не вопрос! –Произнес он голосом суровым,Думая о тяготах спины.- Надо быть практически здоровым,Чтобы бить грабителей страны!И болезнь проклятую ругая,Он набрал домашний номер свой:- Ты ложись пораньше, дорогая,Я не скоро возвращусь домой!

2.