Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(1994)
Перевел Оскар Минц. // «Ариэль», 1995, № 23, Иерусалим.
Хамуталь Бар-Йосеф
Израильская литература 90-х годов XX века
Пер. З. Копельман
Пытаясь обрисовать израильскую литературу 90-х годов, мы немедленно сталкиваемся с современной проблемой интерпретации: чью точку зрения нам следует принять? Точку зрения книгоиздателя, для которого главный критерий художественного совершенства — списки бестселлеров? Журналиста, работника средств массовой информации? Профессионального литературного критика? И смогут ли разные критики договориться между собой? Сегодня в Израиле, как и везде на Западе, мы все чаще убеждаемся в относительности так называемых «профессиональных» суждений. В то же время на наших глазах множатся структуры, играющие роль посредника между произведением и читателем, которые сообщают все новые значения словам «литература» и «культура».
Мы, к счастью, имеем представление об адресате данного обзора, что в большой степени предопределило его характер. Романтизму культура обязана представлением, что национальный дух следует искать в формах выражения простых людей: в фольклоре, религии, мифе. Да и областные диалекты рассматривались как романтический «естественный» двойник языковой культуры, созданной городскими интеллектуалами. Искусство и литература — особенно поэзия — воспринимались как выражение детской души гения, который, «распевая, как птица», был пророком природы и духа нации. В наше время никому не придет в голову уподоблять художника певчей птице, и мы утратили восторженную идеализацию природы и примитива. Вне зависимости от нашего суждения, всякий «текст» сегодня отражает определенную «литературу» и «культуру». С такой точки зрения, созданный в Израиле литературный текст является, по сути, документом израильской культуры, социологии, истории. Этим он привлечет будущих историков нашего государства; для них посредственное произведение послужит лучшим зеркалом культуры, чем выдающееся. Для историка, изучающего быт елизаветинской Англии, счета Шекспира из бакалейной лавки столь же ценны, как и его сонеты. Не художественные достоинства текста сообщают ему ценность, но его документальная значимость в описании культуры. В этом случае воспоминания, письма, газеты, детские книги, популярные песни и рекламные объявления являются необходимыми для исследователей современной культуры ничуть не меньше, чем серьезные литературные труды.
Коль скоро речь идет об Израиле, здесь явно мемуарные тексты являются более иллюстративными, чем беллетристические, хотя их художественная ценность невысока. Для историка будет интересным узнать, что в Израиле в 1950-е годы получили широкое распространение воспоминания о солдатах, павших в Войне за независимость, а в 1960-е и 1970-е — воспоминания о городах, порою целых областях, где евреи подверглись массовому уничтожению во время Второй мировой войны. Но уже в 1980-е годы это явление почти сошло на нет, если учесть, что из 250 опубликованных в Израиле мемуарных книг о Катастрофе только около 10 приходится на издания 1980-х — начала 1990-х годов. Однако исследовательские работы и воспоминания о Катастрофе продолжают издаваться, как правило, при поддержке частных фондов или в рамках научных публикаций. За последние тридцать лет на тему Катастрофы в Израиле было опубликовано на иврите, идише и английском языке 350 книг, включая библиографии. Около трети из них — свидетельства, воспоминания, биографии и беллетризованные автобиографии, написанные людьми, пережившими Катастрофу, — жанр, обреченный на исчезновение, когда уйдет из жизни поколение его создателей.
Но у любителей литературы в традиционном смысле этого слова соседство на полке произведений классиков и книг, с их точки зрения, к литературе не относящихся, вызвало бы недоумение. Стремясь описать израильскую литературу с удаленной в географическом и культурном отношении позиции, мы огорчились бы обилию дешевой и незрелой писанины. А если бы нам захотелось прояснить отношение израильской литературы к современным проблемам или к общечеловеческим явлениям, мы утонули бы в море общих мест и поверхностных суждений, и лишь несколько (увы, их всегда совсем немного) серьезных литературных работ привлекло бы наше внимание.
«Кто должен решать, какие работы составят это существенное меньшинство?» — спросит библиотекарь. Этот вопрос не имеет однозначного и корректного с научной точки зрения ответа, как не поддается унификации любая оценка израильского общества. Таким образом, прав библиотекарь, собирающий у себя на полках все, что только возможно. Остается только предупредить изучающих литературу студентов, что на них возлагается задача отделить зерна от плевел.
Израильтяне как читателиПовсюду на Западе литература перестает занимать то центральное место, которое она занимала, скажем, в XIX в. Она отступает под давлением кинематографа, телевидения и журналистики. Литература являлась весьма важным фактором сионистской культуры в Европе, а также культуры ишува в догосударственный период и еще в 1950-1960-е годы в Израиле. Если в 1948 году книга в рюкзаке израильского солдата была обычным делом, то теперь средний израильский новобранец запасается кассетами для своего уокмана. Но хотя люди, особенно молодежь, сегодня читают меньше, чем десять или двадцать лет назад, в Израиле литература все еще является предметом общественного интереса, и владение ивритом, как родным языком, становится нормой.
Исследование, проведенное в 1981 году институтом им. Ван Лира, имело целью выяснить, являются ли израильтяне, как некогда евреи диаспоры, «народом книги», или книга утрачивает ту ведущую роль, которую она играла в традиционной еврейской культуре и в культуре Израиля догосударственного периода. Исследователи пришли к выводу, что эта роль, по сути, утрачена. Только половина населения Израиля читает книги. В 1981 году 34 % израильтян вообще не читали книг и 24 % читали так мало, что этим можно пренебречь. В том же году средний израильтянин слушал радио и
