Стрела, монета, искра - Роман Суржиков

— Возможно, вы правы: из вас выйдет хорошая советчица для дочери.

— Рада служить ее величеству, — поклонилась Мира.

— Итак, знает лишь Лабелин и старшие Грейсенды.

— Да, ваша светлость.

— Леди Лейла… или как там ее?

— Она мертва. Скончалась неделю назад от сизого мора — я проверила.

— Слуги Лабелина?

— Никто, кроме Грейсендов. Лабелин беседовал только с ними.

— Барон Хьюго Деррил?

Мира промолчала с многозначительной улыбкой. Пускай герцог сам найдет себе ответ.

— Постойте-ка… Хотите сказать, Деррил и есть человек вашей матери?

Мира молчала.

— Не верю! Барон — цепной пес Лабелина! Чтобы он служил двум господам?!

Она пожала плечами.

— Ладно, — медленно кивнул герцог, — допустим. В сущности, это неважно. Значение имеет лишь одно: барон знает то же, что Лабелин?

— Нет, ваша светлость.

— Тогда откуда узнали вы?

Мира лукаво улыбнулась:

— А я и не знаю.

— То есть как?!

— Человек моей матери упомянул, что Лабелин и Грейсенды получили от Лейлы Тальмир сведения, порочащие леди Аланис и вас. Но он не знал, какие именно. Тайна вашей светлости известна только заговорщикам, и никому более.

Мира очень хотела, чтобы Айден поверил в это. И он поверил, судя по недоумению на лице.

— В таком случае, леди Глория, за что мне платить вам? За молчание о том, чего вы не знаете?

— Ваша светлость, если Морис Лабелин благополучно доживет до конца летних игр и сделает Валери императрицей, то вы ничего не будете мне должны. Однако если волею жестокого случая — и ни по какой иной причине — герцог Лабелин в ближайшие дни отправится на Звезду, то ваша тайна останется тайной, а чело леди Аланис увенчает корона. Я надеюсь, ваша светлость, что тогда вы поделитесь со мною своей радостью.

— Вы — умная девушка, — медленно проговорил герцог.

— Благодарю, ваша светлость.

— Вы — умная девушка, и должны понимать.

— Прекрасно понимаю, ваша светлость. Этого разговора никогда не было. Никаких подобных ему никогда не состоится впредь. Быть другом первого советника владыки или врагом двух Великих Домов — очень простой выбор. С ним справилась бы любая дура.

Герцог Айден кивнул и сделал жест в сторону двери.

— Ваша светлость намного умнее северной инфанты, — сказала Мира, не двигаясь с места.

— И что же мне следует понять? Письмо с вашей исповедью отдано на хранение преданному человеку, вроде Ребекки Литленд?

— Почти. Я описала все, что мне известно, и отправила в Клык Медведя на собственное имя. Если со мною случится нечто… нелицеприятное, то письмо достанется родным, наравне со всеми остальными моими бумагами.

Тон герцога сделался ледяным:

— Но вы больны, леди Глория. Что будет с письмом, если хворь убьет вас?

Мира холодно усмехнулась:

— Поверьте, такой исход расстроит меня не меньше, чем вас.

— Вы поступили легкомысленно! Вы подвергаете меня опасности!

— Ваша светлость, что тут сказать? Клянусь сделать все от меня зависящее, чтобы не умереть от хвори. Можете положиться на меня в этом вопросе.

Герцог снова по-кошачьи чихнул.

— Вы и близко не похожи на мать, леди Глория… Прощайте. Наш договор вступил в силу.

Мира поклонилась и открыла дверцу.

Монета

24 июня 1774 года от Сошествия Праматерей

Лабелин

Морис Эльвира Дороти, герцог Лабелин, властитель Южного Пути, был невообразимо толст. Жирные складки шеи переваливались за ворот рубахи, кадык прятался под третьим подбородком. Щеки были красны и обвисали, как у мастифа, отчего рот печально изгибался к низу. Мясистый нос напоминал сливу, мелкие глазки сложно было назвать иначе, чем поросячьими. Хармон-торговец никогда прежде не видел столь жирного лорда и, при иных обстоятельствах, поразвлекался бы, воображая, как герцог взбирается на коня или, того веселее, сражается на турнире. Но сейчас ситуация ничуть не располагала к веселью.

— Почему нам пришлось разыскивать вас? — спросил тонкогубый барон Хьюго Деррил, сидящий справа от герцога.

— Ваша светлость… — начал Хармон и тут же был прерван бароном:

— Вы говорите со мною, а не с его светлостью!

— Милорд, я нижайше прошу прощения…

— Вы оглохли?

— Простите, милорд?

Хьюго Деррил грохнул по столу обеими ладонями и взревел:

— Вы оглохли, торговец?! Я требую не извинений, а объяснений! И молите богов, чтобы я счел их весомыми!

— Да, милорд. Я вас понял, милорд.

Голос барона мгновенно опустился до холодного полушепота. Столь резкая перемена звучала жутко, как и то, что лорд неизменно говорил торговцу "вы".

— Меж нами было условлено, что по первому моему требованию вы явитесь и принесете Предмет. Я сообщил об этом его светлости, и его светлость пожелал лично прибыть в Лабелин, чтобы осмотреть ваш товар. Его светлость находился в столице. Он проделал триста миль поездом ради встречи с вами. И он был вынужден ждать целую неделю, поскольку вы исчезли без следа. Итак, поясните мне, почему людям его светлости пришлось вас разыскивать?

Хармон глубоко вздохнул. Говорить кратко и по сути. И убедительно, да помогут мне боги.

— Милорд, случилось непредвиденное. Я подвергся нападению. Неизвестные злодеи двенадцать дней удерживали меня в плену, последствия чего вы можете видеть на моем лице.

Барон Деррил слегка повел бровью. Он видел последствия.

— И что же?

— Я находился в темнице, милорд, и не имел возможности прибыть на встречу. Но в том нет моей вины, милорд!

— Несомненно, есть. Вы поскупились нанять подобающую охрану. Не пожалей вы нескольких эфесов, его светлость не потерял бы неделю на ожидание. По-вашему, неделя жизни его светлости дешевле нескольких эфесов?

— Ни в коем случае, милорд. Я целиком признаю свою ошибку, милорд.

— Это не только ошибка, торговец, но и оскорбление.

— Ни в коем случае, милорд…

— Намерены спорить?

— Нет, милорд.

Герцог Лабелин молчал, глядя поверх головы Хармона. В комнате было еще три человека: один, в ливрее с дельфинами, сидел слева от герцога; двое мечников стояли за его спиной. Все хранили равнодушное молчание, кроме барона Деррила.

— Когда люди его светлости нашли вас, обоз двигался на север — то есть, в сторону, противоположную Лабелину. Разъясните мне смысл этого обстоятельства.

— Мои люди глупы, милорд. Они спутали направление.

— Как вы накажете их за эту ошибку?

— Я вычту из их жалования, милорд…