Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер

АВГУСТ, Год Божий 897

I

Королевский дворец, город Горат, королевство Долар, и дворец Теллесберг, город Теллесберг, Старый Чарис

В открытое окно доносилось тихое воркование и шелест голубиных крыльев. Это было неуместно нежное сочетание звуков, учитывая место и случай, но граф Тирск не находил его успокаивающим. Справедливости ради, его беспокойство было больше связано с причиной этой встречи, чем с самими звуками, но он не мог отделаться от мысли, что в этом была определенная ирония. Или, возможно, он имел в виду, что была связь между этими звуками и причиной, по которой в этот момент он сидел в этом зале.

Король Долара Ранилд IV не был самым компетентным монархом в истории Сейфхолда. Тирску не особенно нравилось признаваться в этом даже самому себе, поскольку он был верным вассалом Ранилда и человеком, который серьезно относился к своим клятвам. Однако от этого подобное утверждение не становилось неправдой, хотя, честно говоря, это, вероятно, не имело бы значения, учитывая безумие, охватившее весь мир, если бы Ранилд был политическим гением, а не правителем… беспорядочных идей и приступов энтузиазма. Тот факт, что он взошел на трон тридцать шесть лет назад четырнадцатилетним мальчиком, вероятно, внес свой вклад в его неровный послужной список, и Тирск знал, что короля возмущали требования, которые его корона предъявляла к нему и его семье. Очевидно, что Ранилд был бы гораздо счастливее в менее напряженной роли, и это стало только более очевидным с начала джихада. На самом деле, ходили слухи, что он не раз обсуждал отречение от престола с герцогом Ферном.

Эти слухи вполне могут оказаться правдой, — подумал Тирск. — И все же, каким бы неподходящим для своей роли он ни был, он не мог просто уйти в отставку. Наследному принцу Ранилду исполнится шестнадцать только в следующем месяце, и последнее, что нужно было Долару в такое время, как сейчас, — это четырех- или пятилетнее регентство для несовершеннолетнего короля. Однако, если об отречении не могло быть и речи, король, казалось, был полон решимости избежать как можно большего количества повседневных обязанностей короны.

Вот почему звуки, доносившиеся через окно, довольно сильно раздражали Ливиса Гардинира. Они доносились из искусно сделанной голубятни, установленной за окном, и она была установлена там, потому что король Ранилд разводил гоночных голубей. На самом деле, он сосредоточился на этом хобби с такой целеустремленной интенсивностью, что Тирск не мог не пожелать, чтобы он потратил хоть немного ее на дела своего королевства. По крайней мере, было… трудно понять, когда венценосный король проводил время, высовываясь из окна зала совета, чтобы поиграть со своими голубями во время заседаний своего королевского совета, вместо того, чтобы активно взаимодействовать с советниками и приближенными внутри зала.

Хотя, подумал в этот момент граф, учитывая повестку дня, отсутствие короля сегодня на самом деле может быть не так уж плохо.

— …так что, боюсь, намеки отца Абсалана становятся все более резкими, — сказал сэр Жорж Лейкхирст, барон Йеллоустоун, завершая свой первоначальный отчет. — Он еще не представил никаких официальных заявлений по этому поводу, но не думаю, что пройдет много времени, прежде чем он это сделает. И уверен, что в тот момент, когда заключенные прибудут в Горат, он собирается сделать точку зрения Матери-Церкви предельно ясной и прозрачной.

Йеллоустоуну было почти семьдесят лет, у него были редеющие серебристые волосы, выцветшие голубые глаза и тощая шея. Он заседал в королевском совете дольше, чем любой другой его член, и эффективно выполнял функции министра иностранных дел королевства. Кроме того, он был гораздо более умен, чем могло показаться неосторожному человеку по его невзрачной внешности, и его беспокойство было очевидным.

— Тогда мы должны пойти дальше и дать ему ответ сейчас, прежде чем получим какие-либо «официальные сообщения», — резко ответил Эйбрэм Зейвьер, герцог Торэст. Технически Торэст был политическим начальником Тирска, хотя, к счастью для адмирала, Сэмил Какрейн, герцог Ферн и первый советник короля Ранилда, фактически лишил его повседневного надзора за флотом. Теперь Торэст впился взглядом в Тирска. — Нет никаких сомнений в том, чья власть имеет в этом случае первостепенное значение. Почему мы вообще это обсуждаем?

— Эйбрэм прав, — хмуро вставил Шейн Хоуил, герцог Салтар и командующий королевской доларской армией. Салтар был значительно умнее Торэста, но он также был ревностным сыном Церкви и, несмотря на серьезное поражение, которое потерпела армия, одним из самых ярых сторонников джихада. — Даже если авторитет Матери-Церкви не превалировал над чьим-либо еще, какая мыслимая причина может быть у нас даже для рассмотрения вопроса об отказе от ее требований в такое время, как это?

— На самом деле, — сказал Ферн, откидываясь на спинку кресла во главе стола рядом с пустым троном, на котором должен был сидеть король Ранилд, — как только что закончил говорить нам сэр Жорж, у нас не было никаких требований от Матери-Церкви по этому вопросу. Ещё нет. Скорее всего, это и есть причина нашей встречи, Шейн.

— Разве это действительно имеет значение, если Хармич делает все эти намеки? — возразил Салтар. — Поскольку он является интендантом королевства, полагаю, мы можем считать их довольно четким показателем направления мышления Матери-Церкви, не так ли?

— Конечно, можем. — Тон первого советника был резким. — Перед нами стоит вопрос о том, как мы хотим подойти к этой проблеме. В конце концов, — его глаза обвели другие лица вокруг стола, и в их глубине было что-то настороженное, — есть и некоторые другие… прагматические соображения.

Звуки из голубятни внезапно показались намного громче в глубокой тишине, которую вызвали его слова, и