Большое собрание мистических историй в одном томе - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наш священник отправился на побережье и тоже попытался разговорить неизвестного. «Чего ты ищешь? – спросил преподобный. – Христианского погребения?» Но смуглый в ответ лишь покачал головой. «Чего ты хочешь? Не весть ли подать женам и детям, которых оставили вы вдовами и сиротами?» Но и это оказалось не так. «Что обрекло тебя бродить здесь – уж не тяжкий ли грех у тебя на душе? Утешат ли тебя заупокойные службы? Вот язычник! – воскликнул преподобный. – Видали ль вы доброго христианина, который бы мотал головой при упоминании церковной мессы?» – «Быть может, он не понимает по-английски, преподобный, – предположил один из сопровождавших священника офицеров. – Попробуйте обратиться к нему по-латыни».
Сказано – сделано. Но преподобный обрушил на незнакомца такую длинную и причудливую тираду из латинских молитв, что тот обратился в бегство.
«Это злой дух! – воскликнул преподобный, который попытался догнать незнакомца, однако, запыхавшись, отстал. – И я изгнал его!»
Однако же на другую ночь неизвестный вновь как ни в чем не бывало явился на берег.
«Что ж, пусть остается, – объявил преподобный. – Меня вчера так прохватило на берегу, что теперь все кости ноют и в спине прострел, не говоря уж о том, как я охрип, выкликая молитвы на ветру. Да и сомневаюсь я, что он понял хоть слово».
Так продолжалось некоторое время, и незнакомец – или же призрак незнакомца – внушал местным жителям такой страх, что они не осмеливались и близко подойти к берегу. В конце концов сам сквайр Эннисмор, насмехавшийся над рассказами о призраке, надумал отправиться ночью на побережье и разузнать, что там творится. Может статься, мысль эта пришла сквайру от скуки и одиночества, поскольку, как я уже говорил вашей милости, гости стали обходить его дом стороной и пить ему теперь было не с кем.
И вот однажды ночью сквайр и впрямь отправился в бухту – идет себе и в ус не дует. Лишь немногие отважились последовать за ним, держась на почтительном расстоянии. Завидев сквайра, тот человек устремился к нему и на чужеземный манер приподнял свою шляпу. Чтобы не показаться неучтивым, старый сквайр ответил ему тем же.
«Я пришел, сударь, – заговорил он громко и отчетливо, дабы незнакомец понял его, – желая узнать, что вы ищете и могу ли я вам помочь».
Человек взглянул на сквайра с приязнью, словно тот сразу пришелся ему по сердцу, и вновь приподнял шляпу.
«Не о затонувшем ли судне вы печалитесь?»
Ответа не последовало, незнакомец лишь горестно покачал головой.
«Что ж, корабль ваш не у меня; он разбился у нашего берега еще зимой, а матросы надежно погребены в освященной земле», – сказал сквайр.
Незнакомец не шелохнулся, лишь смотрел на старого сквайра со странной улыбкой на смуглом лице.
«Так что вам угодно? – нетерпеливо спросил мистер Эннисмор. – Ежели что из вашего имущества потонуло вместе с судном, ищите это у мыса, а не здесь… Или вас интересует, что сталось с той бочкой бренди?»
В общем, сквайр так и сяк пытался добиться у незнакомца ответа, обращался к нему по-английски и по-французски, а потом и вовсе заговорил с ним на языке, которого никто из местных не понимал; и вот тут незнакомец весь встрепенулся – не иначе, заслышал родную речь.
«Ах вот откуда ты родом! – воскликнул сквайр. – Отчего же было сразу не сказать мне? Бренди я тебе отдать не могу – бо́льшая его часть уже выпита; но пойдем со мной, и я угощу тебя самым лучшим и крепким пуншем, какой ты когда-либо пробовал».
И они не теряя времени удалились, беседуя, как закадычные друзья – на том самом непонятном чужеземном наречии, которое для добрых людей звучало как сущая тарабарщина.
То была первая ночь их бесед – первая, но не последняя. Должно быть, незнакомец оказался в высшей степени приятной компанией, потому что старый сквайр никак не мог наговориться с ним вдоволь. Каждый вечер незнакомец приходил в его дом, всегда в том же наряде, вежливо приподымая свою шляпу, с неизменной улыбкой на смуглом лице, а сквайр велел подавать бренди и кипяток, и они пили и играли в карты до самого утра, хохоча и болтая.
Так продолжалось неделю за неделей, и никто не знал, откуда этот человек являлся и куда исчезал по утрам; а старая домоправительница заметила только, что бочонок с бренди почти опустел и что сквайр тает день ото дня; и до того ей стало не по себе, что она отправилась за советом к священнику, но и ему было нечем ее утешить.
Наконец старуха настолько встревожилась, что решила, чего бы ей это ни стоило, подслушать у двери столовой, о чем сквайр беседует со своим ночным гостем. Но те неизменно разговаривали все на том же неведомом заморском наречии, и были то молитвы или богохульства, она понять не могла.
История эта подошла к развязке одной июльской ночью, накануне дня рождения сквайра. В бочке к тому времени не осталось уже ни капли бренди – муху утопить и то не удалось бы. Сквайр и его гость опустошили бочонок досуха, и старуха трепетала, ожидая, что хозяин вот-вот позвонит и потребует еще, а где взять еще, ежели все выпито?
И вдруг сквайр с незнакомцем выходят в холл. В окна светила полная луна, и было светло как днем.
«Нынче ночью я пойду к тебе в гости, – заявляет сквайр, – для разнообразия».
«Так-таки и пойдешь?» – спрашивает его незнакомец.
«Так-таки и пойду», – отвечает сквайр.
«Ты сам это решил, запомни».
«Да, я сам это решил, а теперь в путь».
И оба удалились, а домоправительница тотчас кинулась к окну, чтобы поглядеть, куда же они направятся. Племянница ее, состоявшая при сквайре горничной, тоже метнулась к окну, а затем подоспел и дворецкий. Вот в ту сторону глядели они из окна и видели, как их хозяин и незнакомец идут вот по этому самому песчаному берегу прямиком к воде, и вот оба входят в воду, и вот волны морские им уже по колено, и вот уже по пояс, затем по шею и наконец сомкнулись над их головами. Но
