Волки сильнее собак - Мартин Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поехал назад – к главной площади и зданию, где прошлой ночью заметил сборщика утиля. Чемодан и самодельный гриль исчезли. Записки, на которой был номер мобильника Аркадия и знак доллара, тоже не было. Аркадий не знал, охотится он или рыбачит, но был уверен, что находится на правильном пути. Прокурор Зурин понимал, что другой, более уравновешенный, чем он, человек сказал бы так: если чернобыльская атомная авария стала причиной смерти стольких людей, то кто будет дотошно заниматься смертью одного-единственного человека? Ну и что за дело, если Аркадий обнаружил связь между Тимофеевым и Чернобылем? Русские, белорусы, украинцы, датчане, эскимосы, итальянцы, мексиканцы и африканцы, на которых подействовала радиация, когда она распространилась по миру, не имели никакого отношения к Чернобылю, но тоже умирали. Первыми в тот самый день погибли припятские пожарные, получившие облучение внутри и снаружи. Остальные будут умирать долго и мучительно, поколение за поколением. При таком положении вещей кому какое дело было до Тимофеева или Иванова? И все-таки Аркадий не мог остановиться. Разъезжая на мотоцикле по покинутым улицам Припяти, он все больше и больше вникал в суть дела.
Чернобыльское отделение милиции располагалось в кирпичном здании. На углу торчала липа, как перо из шляпы. Марченко встретился с Аркадием на стоянке, с которой исчез конфискованный «БМВ» Тимофеева.
Вместе с чистым камуфляжем капитан нацепил на себя и горькое сожаление.
– Хотели посмотреть еще раз? Слишком поздно. Бела отогнал ее в Киев, пока мы с вами преследовали похитителя икон. И к тому же кто-то в моем собственном отделении сказал Беле, что я уехал. – Марченко наклонил голову. – Прислушайтесь, первый вечерний сверчок. Дурашка, ясное дело. Во всяком случае, я должен извиниться за свой утренний гнев. Чернобыль, Чорнобыль, какая разница?
– Нет, вы были правы, я должен говорить «Чорнобыль».
– Разрешите дать вам совет. Скажите: «Прощай, Чорнобыль».
– Но кое-что произошло.
– Здесь всегда что-то происходит.
– Когда вы обнаружили машину Тимофеева на этом кладбище грузовиков, в ней не было ключей зажигания?
– Не было.
– Это вы буксировали ее сюда с кладбища грузовиков?
– Да, это сделали мы.
– Поподробнее, пожалуйста.
– Перед буксировкой мы поискали ключи, поискали кровь на сиденьях, вскрыли багажник, надеясь обнаружить кровь и другие улики. Ничего не нашли.
– Ничего, наводящего на мысль, что Тимофеева убили где-то в другом месте и отвезли в машине на кладбище?
– Ничего.
– Делали слепки со следов шин у кладбища?
– Нет. Наши машины заездили там все следы.
– Да уж.
– Это «черная» деревня. Радиоактивная. Все делали быстро. И к тому же дождь начинался несколько раз.
– А волчьи следы были? – Аркадий все еще никак не мог в это поверить.
– Большие, как блюдце.
– Кто осуществлял буксировку?
– Мы.
– Кто вел машину?
– Милиционер Катамай.
– Тот самый, который обнаружил труп Тимофеева, а потом исчез?
– Да.
– Дел здесь у него хватает.
– Он знает окрестности. Местный парень.
– И все еще отсутствует?
– Да. Но подобное не всегда преступление. Если он ушел из милиции, значит, ушел. Хотя должен бы сдать форму и оружие.
– Я просмотрел личное дело Катамая. У него были дисциплинарные взыскания. Спрашивали о бумажнике и часах Тимофеева?
– Само собой. Он отрицал, что взял их, и вопрос закрыли. Вам надо встретиться с его дедом и разобраться, что к чему.
– Он из тех, кто живет поблизости?
– Из припятских. Послушайте, Ренко, мы не сыщики, и мир этот необычный. Это зона. Мы забыты всеми. В стране черт знает что, мы работаем за половину зарплаты, и все воруют, чтобы свести концы с концами. Все пропадает, глазом не успеешь моргнуть. Исчезли лекарства, морфий, резервуар кислорода. Получили из армии очки для ночного видения. Пропали. Я был с Белой, когда обнаружили «БМВ» Тимофеева, и я помню его взгляд – дай волю, убил бы меня из-за этой машины. Вот такой здесь народ. Такие и милиционеры. Я знаю, что делает Бела, вижу искры по ночам. Все страдают, а он сколачивает состояние, но мне не дают провести рейд, какой бы я хотел, потому что у Белы есть «крыша» – понимаете, у него есть покровители.
– Я не хотел бы осуждать.
– Не стесняйтесь. Как говорит моя жена, не крадет только ленивый. Воры понятливые. По большей части они просто платят охране на пропускных пунктах. Сегодняшнее утро было исключением. Обычно воры перемещаются из одной «черной» деревни в соседнюю, и, если мы подбираемся слишком близко, они скрываются в область высокой радиации, куда мы ни ногой. Я не собираюсь рисковать жизнью своих людей, даже самых худших, и, может быть, есть тысяча радиоактивных мест, тысяча закутков, куда прячутся воры, а потом вылезают и идут, куда захотят. Если вы знаете кого-нибудь еще, кто хочет сюда приехать, зовите.
Пока они говорили, стало смеркаться. Марченко зажег сигарету и горько улыбнулся, как капитан тонущего корабля:
– Приглашаю всех ваших друзей в Чорнобыль.
Поскольку в кафетерии не было экологов и англичан, Аркадий спокойно поужинал. Перед сном он собирался просмотреть свои заметки, но раздался телефонный звонок Ольги Андреевны из детского приюта в Москве.
– Простите за беспокойство, но вынуждена сообщить: с тех пор как вы уехали, у нас появились проблемы с Женей. Плохо ведет себя, отказывается есть, не хочет общаться с детьми и персоналом. Дважды мы ловили его, когда он уходил ночью из приюта. Это так опасно для мальчика его возраста. Очевидно, это связано с вашим отсутствием. Когда вы собираетесь вернуться?
– Жаль, что не могу сказать точно. Я не знаю. – Аркадий машинально полез за сигаретой, которая помогала ему думать.
– Скажите хотя бы примерно. Боюсь, что будет еще хуже.
– Мой друг Виктор навещал Женю?
– По всей видимости, они пошли на пивной фестиваль. Ваш друг Виктор заснул, а милиция вернула Женю в приют. Когда же вы вернетесь?
– Я не в отпуске, а на работе.
– Можете приехать на следующие выходные?
– Нет.
– А через неделю?
– Нет. Я не за ближайшим углом, и к тому же я ему не отец и не дядя. За Женю я не отвечаю.
– Поговорите с ним. Минутку.
На другом конце провода воцарилась тишина.
– Женя, ты меня слушаешь? – спросил Аркадий.
– Говорите, он у телефона, – послышался голос Ольги Андреевны.
– О чем говорить?
– О своей работе. О месте, где находитесь, какое оно. Обо всем, что придет в голову.
Аркадию пришел в голову только образ Жени, мрачно сжимающего шахматы и книжку сказок.
– Женя, это следователь Ренко. Аркадий. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. – Звучит как официоз, подумал Аркадий. – Кажется, ты доставляешь хлопоты хорошим людям из приюта. Пожалуйста, не делай так. В шахматы играешь?
Молчание.
– Человек, который играл с тобой в машине в шахматы, сказал, что ты профи.
Может быть, на том конце провода мальчик его и слушает, подумал Аркадий. А может быть, трубка уже давно брошена.
– Я на Украине, далеко от Москвы, но когда вернусь, не смогу найти тебя, если ты убежишь из приюта. – «О чем же еще говорить? Неужели о человеке с перерезанным горлом?» Аркадий продолжил: – Здесь, как у нас в России, но место более дикое, все заросло. Людей немного, зато есть настоящие лоси и дикие кабаны. Волков не видел, но, может быть, услышу их вой. Говорят, что этот звук не забудешь потом никогда. Ты читал о волчьей стае, которая гонится за санями по снегу, верно? Я с родителями обычно ездил на дачу. А вот в шахматы, как ты, не играл. – Аркадий ни с того ни с сего вспомнил про разряженный пистолет. – Мы приезжали на дачу уже в темноте. Людей в других дачах предупреждали заранее. Молодые офицеры уходили вперед, а когда мы приближались к дому, они встречали отца, завывая по-волчьи. Отец был среди них вожаком. Он пытался научить выть и меня, а я так и не научился.
7
Третья экологическая станция Чернобыля размещалась в заброшенном питомнике. Туманный свет проникал сквозь чиненую-перечиненую пластиковую крышу. На столах рядами стояли комнатные растения, которые страдали от музыки радиоприемника, висевшего на стойке. Украинский хип-хоп. Склонившись над микроскопом, Ванко возился с чем-то непонятным.
– Действительно, совок – самый важный инструмент для эколога. Ванко очень хорошо им владеет, – объяснил Алекс Аркадию.
– И что выкапываете?
– Обычных злодеев: цезий, плутоний, стронций. Мы берем образцы почвы и грунтовых вод, проверяем, какой гриб впитал больше всего радионуклидов, проверяем ДНК у млекопитающих. Изучаем степень мутации у Clethrionomys glareolus[1] и берем пробы на цезий и стронций у различных млекопитающих. Мы стараемся убивать как можно реже, но должны быть «беспощадны ради общего блага», как говаривал мой отец. – Алекс вывел Аркадия наружу. – А вот наш «Эдемский сад».