Любовники - Кэтлин Уинзор

Она смутно слышала завывания ветра, удары грома и дождя за окном. Буря не затихала, становясь еще сильнее. Ничто не смогло бы выжить, став жертвой этого безумного, яростного гнева. Здание должно было развалиться на части, земля — разверзнуться. И эта жуткая сверхъестественная катастрофа призвана навеки поглотить их.

Однако Джасинта становилась все более неспособной разделить бурю, владевшую ими, и ту, которая неистовствовала за окном. Все ее тело трепетало. Сейчас она уже не понимала, где источник чувственной бури; ей казалось, что происходящее с ней вызвано не вторгшимся в нее мужчиной, а какими-то суровыми и непреклонными силами природы; она чувствовала, что невидимая стена между их телами давно сметена и что сейчас они купаются не в поту, а в крови.

Он был резок и жесток, продолжая безумствовать над ней, словно всадник, желающий загнать своего коня до смерти. И снова ее охватил всепоглощающий ужас, и вскоре ей показалось, что она больше не вынесет всего этого, а если попытается убежать, то будет разорвана на куски и развеяна в пространстве, где ее бренные останки станут блуждать вечно, как некая галактика, а ее женская сущность будет навсегда утеряна и уничтожена. И, издавая пронзительные крики, она начала вырываться из его железных объятий, стараясь оттолкнуть его от себя, царапая ему руки и спину, оставляя на них длинные кровавые рубцы; она попыталась вцепиться зубами в его плечо, но он снова схватил ее за руки, и стало видно его лицо, темное и одновременно сверкающее какой-то необычной победоносной улыбкой.

Снова раздался чудовищный удар грома, и яркая молния осветила залу. Она чувствовала себя, как дерево, вырванное с корнями, но не смогла бы рассказать, где произошел этот страшный удар — снаружи здания или внутри ее самой. Наслаждение было не сравнимо ни с чем, поистине ошеломляющее. Ей показалось, что какая-то мощная сила разрывает ее плоть. Вся ее внутренняя суть как бы неуверенно колебалась между существованием и небытием; потом она поплыла по невидимой реке забвения.

У нее звенело в ушах, лицо, руки и губы сковало холодом. Теперь она лежала совершенно спокойно. Голова ее бессильно упала набок, глаза закрылись.

Полная потеря ощущения времени и отсутствие уверенности, что оно вернется, вновь медленно овладели ею.

Она полежала еще немного, удивляясь, что вообще осталась жива, и, несмотря на то что чувствовала полнейшее истощение, вдруг ощутила приятное тепло в животе и удивительную, необыкновенную легкость и удовлетворенность. Кровь вновь запульсировала в ее ногах и под пупком.

Джасинта осторожно открыла глаза и осмотрелась, ища его. Он лежал рядом, подложив скрещенные руки под голову, и, искоса поглядывая на нее, улыбался. Его широченная коричневая грудь мощно вздымалась и резко опускалась над его плоским животом и ногами с могучими выпуклыми мускулами. Джасинта смотрела на него как зачарованная, с благоговейным чувством.

Ее страх пропал, осталось лишь чувство глубокой и смиренной благодарности. Ужас, который прежде был каким-то разрушительно-опустошительным и уничтожающим, теперь казался ей глупым и давним страхом маленькой несмышленой девочки. Ей мнилось, что они вдвоем только что побывали в восхитительном путешествии, полном приключений и наслаждения; вместе делили его чудеса и его опасности и вместе испытали то великое чувство, которое теперь связало и сблизило их навеки.

Она сделала глубокий вдох, полный радости. На губах появилась слабая, но очень милая улыбка. А податливо-сладострастная апатичная поза, в которой она лежала, делала ее еще более соблазнительной.

— Я чувствую себя так, — проговорила Джасинта полным восторга голосом, — словно умерла, а потом возродилась к жизни вновь.

Он, опершись на локоть, посмотрел на нее сверху вниз, и улыбка не сходила с его уст.

— Не думаю, что теперь у тебя будут особые проблемы с твоей гордостью.

Она с удовольствием рассмеялась.

— Уверена, что их не будет. — Потом медленно повернула голову и нежно коснулась губами его руки, лежащей возле ее головы. — А знаешь… — По выражению ее лица было видно, что говорит она совершенно искренне. При этом ее огромные глаза смотрели на него с некоторой нерешительностью. — Вначале я была очень напугана. Пришла в ужас… Еще ни разу в жизни я так сильно никого не боялась…

Он наклонился и ласково поцеловал ее, а как только она собралась ответить ему, его губы задержались на ее губах, заставив молчать, а он произнес:

— Если женщина не ощущает хоть какого-нибудь страха, она никогда не получит истинного наслаждения.

Она закрыла глаза, чувствуя на губах его теплое дыхание и глубоко втягивая его аромат, погружаясь в непреодолимую и сладкую дремоту.

— Я ведь только боялась, что могу наскучить тебе, — проговорила она шепотом, но уже почти засыпая, словно кто-то незаметно поднес к ее лицу платок с хлороформом.

Он негромко рассмеялся, этот смех прозвучал для нее успокаивающе, и она провалилась в сон.

Джасинта понятия не имела, сколько времени проспала, ибо когда проснулась и испуганно осмотрелась вокруг, то все в зале оставалось таким же, как и прежде, — даже затейливый калейдоскоп красок, медленно прыгающий где-то высоко над головой. Однако его уже не было рядом, одежды — тоже, как и его самого.

Сразу же пришли неприятный холодок и испуг, а вместе с ними появилось чувство, что ее бросили в каком-то незнакомом месте. Ведь проснуться без него, будучи уверенной, что он все время, пока она спала, находился рядом, и обнаружить, что она совершенно одна, оказалось для Джасинты сильнейшим ударом. Ибо все ее существо было как бы пронизано им, причем это ощущение оказалось настолько сильным и абсолютным, что чувство, когда-то испытанное ею с Дугласом, казалось теперь тривиальным и поверхностным. С таким же успехом ей могли предложить леденец на палочке.

Она встала и прошлась по зале, двигаясь легко, с какой-то воздушной грацией.

Сейчас Джасинта ощущала себя посвежевшей и переменившейся. Безудержный оптимизм так и бил в ней через край. Она подняла руки над головой и сладко потянулась, ощущая свое тело гибким и тянущимся, как ириска. Она хорошо отдохнула и была переполнена искрящейся силой. Все ощущения сейчас дарили новизной, казались удивительными и необыкновенными, и ей подумалось, что, может, это он, уходя, оставил в подарок часть своей могучей силы, которую влил в ее кровь и мышцы. И она радостно рассмеялась, словно нашла запретный клад в лесу.

Джасинта посмотрела на свое обнаженное тело. Она всегда восхищалась своей красотой, но сейчас казалась самой себе особенно красивой, нежной и желанной. Это он полностью изменил ее, сделав еще более любимой в собственных глазах. До чего же фантастичен этот человек и какой мощью он обладает! Да как же смели такого мужчину назвать омерзительным и гадким эти глупые, недалекие и ничтожные людишки, с которыми она зналась в том мире!

«Да это они мертвы, а не мы!» — вдруг мелькнуло у нее в голове.

Она быстро заходила по зале, двигаясь легко и стремительно. Она искала его, заглядывая во множественные альковы, за колонны, в аркообразные дверные проемы. Теплилась надежда, что он спит где-нибудь на одном из бархатных диванов. Однако его нигде не было. Зала была пуста, и Джасинта находилась в ней совершенно одна.

Вдруг неожиданно до нее донесся какой-то звук. Она резко обернулась и увидела, как дверь в залу распахнулась и вошел Грант. Она вздрогнула и машинальным, чисто женским движением попыталась прикрыть свое обнаженное тело руками.

— Убирайся отсюда! — закричала она. — Как ты смеешь стоять тут и пялиться на меня?

Да, он смотрел на нее, это правда, однако в его взгляде отсутствовал какой бы то ни было интерес к ней. Точно так же он смотрел на нее и тогда, когда она была одета.

— Поторапливайся, собирайся живее! — приказал он, сделав несколько шагов по направлению к ней. — А ну, живо одевайся!

— Убирайся прочь! — снова крикнула она. — Я прикажу, чтобы тебя выпороли! Все изменилось со времени нашей последней встречи. Так вот!

На эти слова он ответил издевательским смехом, который прозвучал для нее, как выстрел. В нем звучало что-то зловещее, за ним скрывалось нечто явно скверное. Во всяком случае, намерения Гранта были откровенно дурными. Он наглой и чванливой походкой направился к ней, и, понимая, что своими словами вовсе не испугала его, Джасинта бросилась к своей одежде, валяющейся на полу, схватила ее в охапку и забежала за высокое кресло, где и остановилась, чтобы одеться. При этом она постоянно поглядывала на Гранта из-за спинки кресла своими блестящими черными глазами.

Ожидая, пока Джасинта оденется, он расхаживал по зале, с презрительной миной засунув руки в карманы, пиная ногой мебель, грубо наступая на ковры. Сейчас он напоминал подростка-хулигана.