Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева

Жора негромко шлёпает губами. «Пу-пу-пу» – это он думает так.

– Думаешь, пьяные мамашки не мечтают о лучшей судьбе для своих детей? Может, как раз напивалась и под мухой твердила свои несбывшиеся фантазии.

– Ничего не думаю! – я начинаю злиться. Закипать. И понимаю, почему он возражает мне. Правильно, наверное. Его задача вставить мне мозги на место. Чтобы лишних иллюзий не питал. А я постоянно думаю, как расскажу об этом жене. Извини, мол. Родители твои вот такими были – из песни слов не выкинешь.

– Всё равно, послушай. Они угорели. Погибли, да. Задохнулись от угарного газа. Решался вопрос о лишении их родительских прав. Если верить этой галиматье, Таю чудом спасли и отправили в известное место. Пусть она ничего не помнит, но детдом для неё – шок большой. Она в обморок падала, когда решила, что я Марка с Настей отправлю в интернат. Не слишком ли она чувствительна для ребёнка, который рос в невероятно плохих условиях?

– Она потеряла родителей. Какая разница, какими они были? Само по себе это испытание не для слабонервных. Возможно, она видела их мёртвыми – поэтому получила стресс. Детский мозг гибок. Умеет приспосабливаться к разным ситуациям. Её выбрал забыть. Не помнить трагедию.

– Она всегда с такой теплотой отзывалась о папе с мамой.

– Пили и любили, – пожимает плечами Жора и оглаживает лысую голову. – И такое не редкость. Хотя, если их лишали родительских прав, то вряд ли там любовь присутствовала.

– Есть и ещё кое-что, – собираюсь с духом, чтобы выложить последний аргумент. – Её тётка утверждала, что Прохорова – фамилия матери. А у отца Таи – фамилия другая была. Она ещё и удивилась, почему зять взял фамилию её сестры. Но у каждого свои причуды. Законом не запрещается. Мало ли какие могут быть на это причины.

– И?.. – у Жоры такой острый взгляд, что я уже жалею, что завёл об этом разговор. Но всё равно договариваю:

– Детектив по моей просьбе проверил кое-что. Вот, считай, только что ответ пришёл.

Я умолкаю и перевожу дух. А затем медленно произношу вслух слова, что кручу в голове последние несколько минут.

– Дмитрий Сергеевич Прохоров никогда не менял фамилию.

Теперь мы с Жорой молчим вместе. Смотрим друг на друга. Я развожу руками. Беспомощно как-то.

– И что это значит? – наконец очухивается мой друг. – Может, и ничего не значит, – выстраивает он логическую цепочку. – Тётка могла напутать что-то. С неё станется. Ты говорил, там вполне себе колоритная баба. Со своими тараканами. Может и обманывать.

– Может, – соглашаюсь. – Поэтому я попросил детектива не останавливаться. Он сейчас занят тем, что ковыряется дальше. Ищет документы. Где-то же сохранились записи о регистрации брака. Хочу узнать фамилию матери. Там довольно всё запутано и сложно. Они заключали брак в другом городе, судя по всему.

– Да чушь какая-то, – Жора снова трёт гладкую кожу на голове. – Раз их собирались лишать родительских прав или лишили, есть же постановление суда, дело, что там ещё может быть?

– Да. Ты прав. Только документов не осталось. Исчезли. По какой-то нелепой случайности или умышленному вредительству. Не так уж много лет прошло. А нитей почти не осталось. Такое впечатление, что кто-то очень тщательно запутал следы и подчистил ненужную информацию. Всё это выглядит очень… странно.

– Да перестань, Эд, – теперь досадует Жорка. – Ты вот сидишь и придумываешь сейчас что-то уж совершенно невероятное. Ну, годы идут, документы теряются, архивы горят, тонут, приходят в негодность. Крысы, к примеру, бумагу жрут. Да. Компьютеры летят. Ты, как всегда, слишком подозрителен. В бизнесе твоя лёгкая паранойя ещё понятна. Но здесь? Какая тебе разница, кем были её родители? Боишься, общество жену твою не примет? Но ты вроде никогда не плясал перед толпой. А если тебя так тревожит, кто твоя Тая по происхождению, нужно было расковырять это заранее. Перед свадьбой. А не кусать сейчас локоть, до которого не достать. Или жениться на правильной в глазах общества девушке.

Он вроде всё правильно говорит, но интуиция, чутьё, внутренний голос – без разницы, что это, – не позволяют мне плюнуть и остановиться.

– А если предположить, что я со своей паранойей прав? Мне почти плевать на глаза, печень и прочий ливер окружающей среды. Ты же меня знаешь. Но мне не всё равно, что услышит о своих родителях Тая. Лгать я не хочу и не буду. Но и непроверенные до конца сведения вываливать на неё тоже не правильно. Она и так до сих пор страдает. Перенесла стресс в детстве.

– Ты железный, ей-богу. Не гибкий, Гинц. Как засядет в тебе какая-то мысль – не выкурить её из твоей башки, не сломать. Разве что убиться с разбегу. Хватит уже испытывать мои прямолинейно-направленные мозги. Поведай ту самую мысль, что уже живёт в тебе. Расскажи, о чём ты думаешь, наконец.

Я закрываю окна в ноутбуке. Прикладываю ладонью крышку. На Жору не смотрю. Пусть спорит и пыхтит. Я всё равно скажу.

– Я думаю, они ей не родители вовсе. Вот эти алкоголики Анна и Дмитрий Прохоровы.

25. Тая

– Ходят слухи, что она беременна, – Ада похожа на дирижёра. Только толпа притихнет, погрузившись в свои мысли, или свернёт на другую тему, как она тут же энергично машет палочкой.

– Кто? – вскидывает хорошенькую голову дама за тридцать. Это у неё – парикмахер – гей и душка.

– Жена Гинца.

Я чуть воздухом не поперхнулась. Хотя, это как раз та самая тема, которая обычно волнует женскую половину человечества: кто, когда, с кем, залетел, попался.

– Да враньё небось, – женщина поправляет локоны. Красивые пальцы в кольцах почему-то подрагивают. Словно она нервничает.

– Не враньё. Информация почти стопроцентная, – вытягивает в линию губы Ада. Это, наверное, у неё улыбка. Думаешь, почему их женили скоропалительно? Он сам говорил, что жена у него беременная.

Песочные часики. Больше некому распространять подобные слухи. А на вид казалась очень приличной дамой. Умной, по крайней мере. Умеющей рот на замке держать.

– Гинц и дети? Не смешите меня! Большего маньяка, повёрнутого на противозачаточных средствах, найти сложно.

Меряю глазами хорошенькую блондинку. Миниатюрная, всё при ней. Очень удачное платье. Как раз из разряда тех, что умело скрывают недостатки и подчёркивают достоинства. Я убью Аля. Он что, собрал в этой комнате бывших любовниц моего мужа?

– А ты откуда знаешь? – щурит глаза всё та же девушка с причёской. – Неужели, Соня, и на твоей кровати поставил зарубку этот угрюмый Казанова?

– Не фантазируй, дорогая Натали, – блондинка смеётся неестественно, обнажая дёсна и мелкие зубки, отчего становится похожей на ощерившуюся росомаху. – Я дружу с Мирославой. Уж что она ни делала, чтобы его подловить – да так с носом и осталась.

– Ну почему с носом? – спокойно возражает Ульяна. – Девушка вполне заслужила Антакольского. Мечта поэта: богатый, щедрый. Замуж её берёт.

Часть дам прячет глаза и улыбки. Наверное, неплохо знают жениха и понимают, что, хоть слова Ульяна произнесла серьёзно, на самом деле – это тонкий такой троллинг.

Они ещё о чём-то спорят, а я без сил закрываю глаза. Нет, мне не грязно от всех этих сплетен. Обычное дело. Нормальные разговоры там, где собираются женщины. Это… сложно передать словами. Я наблюдаю за изнанкой жизни, не доступной мне ранее. Да и сейчас…

Я думаю о том, кто они и кто я. Да, я чувствую себя в некотором роде униженной. Но я всегда знала, что параллельные вселенные если и пересекаются однажды, то не могут принять друг друга. Я для них чужая и, наверное, такой навсегда останусь: бедной родственницей, приживалкой, ушлой девицей, что отхватила хорошего парня. Я и не хотела быть среди них своей. Разве что для некоторых, кто вызывает невольную симпатию. Ульяна, например. Но если я хочу остаться женой Гинца, я должна как-то соответствовать ему? Уметь спокойно заходить в серпентарий и если не происхождением, то хотя бы достоинством и хорошими манерами выгодно отличаться от этих расфуфыренных гарпий?