Доктор Джекил и мистер Холмс - Лорен Эстелман

Однако все наши ухищрения оказались напрасны, поскольку на Марилебон я заметил звероподобный профиль убийцы, который высунулся из окна и оглянулся в нашу сторону. Он тут же исчез, раздался щелчок кнута, и преследуемый кэб с брызгами снега из-под колес рванул вперед. На Оксфорд-стрит он повернул на одном колесе на запад и скрылся за углом здания. Я стукнул в крышу, подгоняя возницу, и тут же был отброшен на сиденье назад: это наша лошадь пустилась во весь опор.

Повернув, мы уже не обнаружили кэб Хайда, однако вид зеваки, свирепо очищавшего брюки от грязи на юго-восточном углу Дьюк-стрит, подсказал нам, в каком направлении он движется. На Дьюк мы снова его заметили – фалды кучера развевались в такт яростным взмахам кнута, грязь и вода летели на пешеходов, разбегавшихся во все стороны, чтобы не оказаться под копытами лошади. Вслед неслись проклятия и потрясания кулаками. Я почти не обращал на них внимания, так же как и на те, что были обращены в наш адрес, когда мы в погоне за Хайдом обрызгивали горемык по новой.

Мы прогромыхали по Брук-стрит на Гросвенор-сквер, и тут нас заметил констебль. Он бросился к нам, со всей мочи дуя в свисток и жестами приказывая остановиться. Поняв, что мы не собираемся подчиняться, он поспешил отскочить с нашего пути. Пронесшись мимо, мы окатили полисмена грязью от шлема до ботинок. Свисток тут же умолк, а самого констебля отбросило назад, и он, отчаянно размахивая руками, со звучным всплеском растянулся посреди огромной лужи.

Меня охватило чувство вины, но у нас просто не было времени останавливаться и помогать полисмену, поскольку кэб Хайда стремительно отрывался от нас. Я сделал себе зарубку в памяти: при первой же возможности внести пожертвование в фонд вдов полицейских – и тут же позабыл о досадном происшествии.

Впереди от тротуара у отеля «Клариджез» как раз отходил полный пассажиров омнибус, и в этот момент с ним поравнялся кэб Хайда. Он едва увернулся от громоздкого омнибуса, когда тот понесло вправо и затем влево, дико бросая из стороны в сторону по скользкой мостовой. К тому времени, когда подлетели мы, в промежуток между омнибусом и встречным потоком втиснуться было уже невозможно, и мой кучер без малейших колебаний подхлестнул кнутом лошадь и направил ее на тротуар слева, вызвав совершеннейший переполох среди пешеходов. Тут наш кэб так тряхануло, что от одного из моих зубов откололся кусок, после чего мы выскочили назад на дорогу и помчались дальше. Я высунулся в окно, желая посмотреть назад: лошади из упряжки омнибуса ржали и били копытами воздух, а сам неустойчивый транспорт опасно накренился из-за сместившегося веса запаниковавших пассажиров на втором этаже. Я спешно вознес краткую молитву об их безопасности, после чего снова обратил все свое внимание на дорогу впереди.

Двигаясь по Нью-Бонд-стрит, столь любимой портными и франтами, мы выбрасывали из-под колес мощные каскады грязи на множество дорогостоящих костюмов и пальто, чем, осмелюсь сказать, чуть не вызвали остановку сердца у их владельцев. Впрочем, выражения, доносившиеся до нас, пока мы мчались по кварталу, были более уместны для облаченных в лохмотья обитателей Ист-Энда.

Переходивший Кондуит-стрит продавец жареных каштанов, увидев несущегося прямо на него Хайда, бросил свою тележку посреди улицы и отпрыгнул назад. Кэб промчался между ними. Бедный парень только-только успел подхватить свою тележку обратно, как на дороге появились мы. Пытаясь избежать столкновения, возница взял вправо и левым колесом зацепил край этого, с позволения сказать, транспортного средства, тем самым опрокинув его и усыпав всю улицу дымящимися горячими каштанами. Торговец же исполнил безукоризненный кульбит и приземлился среди кучи своего товара в канаве у левой обочины. Прежде чем он успел подняться, на сцене появилась орава беспризорников, которые моментально расхватали все каштаны и незамедлительно удрали со своей добычей. Оглянувшись напоследок, я увидел разгневанную фигуру, подпрыгивающую посреди улицы, издающую бессвязные вопли и потрясающую костлявыми кулаками над головой.

К тому времени пассажиры обеих двуколок уже привыкли к причитаниям полицейских свистков со всех сторон, потому возница Хайда совершенно не обратил внимания на констебля, регулировавшего движение на перекрестке Берлингтон-Гарденс, когда тот засвистел на него и поднял руки. Кэб достиг самого центра перекрестка, и тут слева от него возникла груженная бревнами гигантская повозка, запряженная четверкой лошадей. Столкновение было неизбежно. Наш кэб, едва не опрокинувшийся на коварной поверхности улицы, занесло по дуге метров на пятьдесят, после чего мы остановились. Возница грузовой повозки, обнажив зубы в решительной гримасе, вскочил и что есть силы натянул вожжи, да так, что под его изношенным пальто даже взбугрились мышцы. Лошади встали на дыбы, однако инерция повозки оказалась для них слишком велика, и ее развернуло в сторону, ударив о газовый фонарь на углу, который рухнул на ее заднюю часть. Затем повозка встала на два колеса, замерев подобным образом на, казалось бы, невероятный промежуток времени, и наконец все-таки перевернулась, в щепки разбившись о мостовую. Груз ее высыпался, что сопровождалось серией оглушительных ударов. Кучер же за мгновение до удара нырнул с места головой вперед и растянулся по улице. Мигом позже он вскочил, потрясенный, но явно не получивший повреждений физического характера. К тому времени кэб Хайда, который даже не притормозил, был на полпути к Пиккадилли.

Улица начала заполняться людьми, совершенно игнорировавшими попытки изможденного констебля привнести в хаос хоть какой-то порядок. Мы осторожно объехали следы крушения и медленно продвигались, пока не миновали толпу, после чего вновь перешли на галоп.

Хайд повернул на восток к Пиккадилли и в совершенно безрассудном для столь оживленной улицы темпе продолжал движение. Мудростью тот день не полнился, и мы бросились за ним с той же скоростью. Снег теперь обильно валил крупными мокрыми хлопьями, превращавшими и без того опасную мостовую в сущее стекло. Остальное движение большей частью замедлилось и едва ли не полностью остановилось. Транспорт Хайда лавировал между кэбами, четырехколесными экипажами и грузовыми повозками, словно иголка в пяльцах. Мы делали то же самое, как обычно не обращая внимания на крики и проклятия кучеров и пассажиров, сопровождавшие нас всю дорогу. Раз, когда мы проезжали мимо роскошного вида кареты, ее возница, и без того взбешенный наглостью удиравшего от нас кэба, перегнулся, чтобы хлестнуть кнутом моего кучера, – но сумел лишь рассечь воздух, когда тот резко отпрянул влево. Инерция взмаха скинула незадачливого возницу с козлов на мостовую, где другой экипаж, попытавшийся увернуться от наезда на него, начало заносить и в итоге бросило на левый тротуар. Это вызвало цепную реакцию по всей улице. Сырой зимний воздух наполнили вопли, скрип и звуки ударов. Полицейские свистки в отдалении зазвучали более настойчиво.

Ситуация на Пиккадилли-Серкус была много хуже. Там, где сходились семь главных улиц Лондона, сердце империи билось явно, и синяя униформа была скорее правилом, нежели исключением. Кэб Хайда даже не подумал сбавить скорость. Проскочив между омнибусом и трамвайным вагоном, двигавшимися в одном ряду, он взял перпендикулярно на юг к Риджент-стрит, при повороте резко накренившись на скользкой мостовой и лишь на волосок избежав столкновения с газовым фонарем на углу. Одно его колесо заскочило на тротуар и высекло искры об основание фонаря, лязгнув по нему стальной ступицей. Далее кэб не встретил никаких препятствий.

Мы же оказались не столь удачливы.

Трамвайный вагон, который Хайд подрезал, остановился, и его кучер принялся успокаивать разволновавшуюся упряжку. Воспользовавшись этим, мой возница промчался мимо него и попытался повторить крутой поворот Хайда, однако на полпути кэб начало заносить влево.

– Держись, начальник! – последовал вопль кучера.

Повторять мне не пришлось. Я отчаянно вцепился в стенки кэба, когда пейзаж словно на целую вечность завертелся в головокружительном калейдоскопе зданий, транспорта и лиц. На меня обрушилось тошнотворное ощущение подвешенности. Затем с оглушающим треском все прекратилось. Мир опрокинулся, и следующее, что я осознал, было то, что я лежу сжавшись в углу кэба и смотрю через противоположное окно на небо и спицы вращающегося колеса.

Вокруг меня гудели возбужденные голоса. Однако под этим гулом звучало и еще кое-что: вероломный шипящий звук, поначалу слабый, но словно все более усиливающийся, по мере того как я его узнавал. Мне с отвращением припомнился звук, который издавала болотная гадюка, пестрая лента, спускавшаяся по шнуру от звонка, дабы выполнить гнусное приказание доктора Гримсби Ройлотта из Сток-Морона в приключении, описанном мною ранее. Я принюхался. Пахло газом.