Нерусская Русь. Тысячелетнее Иго - Андрей Буровский

Но что интересно: у самих малороссов появление русских рейтар вызывало порой полнейшее изумление. Они привыкли, что поляки – в большей степени европейцы, знающие иностранные языки, иначе одетые… А тут москали ехали в мундирах европейского покроя, а между собой говорили по-французски… Ведь обучавшие рейтар офицеры были французы.

К 1680 году состав вооруженных сил Московии был таков: дворянская конница – 15 797; московские стрельцы – 20 048; рейтары – 30 472; солдаты – 61 288.

Как видите, не выделены и не названы особо казаки и татары, воевавшие «своим природным обычаем», под руководством беков и ханов, почти как во времена Батыя. Нет и особой категории «служилых иноземцев», – они становятся просто не нужны.

В 1636 году голландский купец Андрей Виниус пустил чугунолитейный и железоделательный заводы в Туле, получив за это льготы: денежную ссуду на 10 лет, право пользоваться трудом дворцовых крестьян на заготовке топлива и руды. Завод продавал казне пушки, ядра, металлические изделия.

Общее же число мануфактур, созданных иноземцами, переваливает за сотню.

Поток служилых иноземцев не означал каких-то особых отношений с прибалтийскими немцами. С 1620-х годов в Москве работают голландские и немецкие ремесленники и организаторы производства из всех областей Германии, а правительство старается заманить на Русь как можно больше иноземных мастеров, – неважно откуда.

Приезжали в Московию из разных стран Европы, но в основном из протестантских… Протестантские страны были самыми развитыми, самыми цивилизованными, самыми культурными в тогдашнем мире. Московии нужны были квалифицированные кадры; такие же кадры оказывались в основном в протестантском мире. Ну не было в южной Франции, в Италии и Испании таких мастеров, таких офицеров и таких производств, как в Англии, Швеции и Голландии!

В XVII веке именно корабли Голландии и Британии бороздили океаны, оттесняя испанские и португальские. А когда Испания бросила на Великобританию свой флот, протестантская Англия разметала и потопила великую армаду в 1588 году.

К тому же католическая Речь Посполитая чуть не включила в себя Московию во время Смутного времени. В землях западной Руси, отошедших к польской Короне, католики жестоко теснили православных, навязали им Унию 1596 года.

С точки зрения московитов, именно католицизм был еретическим извращением «правильного» христианства и к тому же религией, враждебной московскому православию. А вот с лютеранством как с чем-то враждебным они не сталкивались. Шведы-лютеране оставались совершенно лояльны к православию своих новых подданных в Ижорской земле и никогда не пытались их перекрестить в лютеранство или обижать их веру.

Лютеране казались не только интереснее католиков с точки зрения учения, но и приемлемее с точки зрения религиозной.

Говорящих на других языках называли эдак общо – «немцы», то есть люди, лишенные членораздельной речи, не умеющие говорить. По свидетельству Гоголя, слово «немец» в Малороссии дожило до XIX века не как название конкретного народа, а именно в своем первозданном значении: «Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед – все немец» [69] .

Отмечу еще, что в русском обществе сложилось очень хорошее отношение к «немцам». Когда в 1648 году, во время Соляного бунта, возле царского дворца выстроился отряд служилых иноземцев, плотная толпа расступилась, давая им пройти, а народ кланялся немцам, говорил, что знает их как людей справедливых, честных, которые обманов и притеснений боярских не одобряют [70] .

Рождение «Кукуя»

Еще при Иване IV Кукуй отвели для поселения немцев, взятых в плен во время Ливонской войны. Еще Борис Годунов разрешил «немецким людям» завести себе кирху на Кукуе. Постепенно слободу забросили, при Михаиле Федоровиче «немцы» покупали себе дворы и селились в Москве, не ограниченные ничем. Их образ жизни, поведение, театральные представления и свободное поведение женщин были очень видны, потому что все это происходило на глазах у москвичей. Для православного московского фундаментализма здесь таился немалый соблазн.

В 1643 году жены немцев, недавно привезенные из Германии, сочли себя выше женщин, долго живших в Московии, и стали занимать в кирхе почетные первые места. «Местные жены» с этим, конечно, не согласились и начали сгонять, даже силой стаскивать «приезжих» с первых мест…

Возник безобразный скандал, и в конце концов на крики к кирхе подошел патриарх: он должен был надзирать и за религиозными делами иноверцев, не только православных. А! Тут плохо, богопротивно себя ведут?! И патриарх велел… срыть до основания кирху, что и было тут же проделано. К вечеру этого же дня на месте кирхи было пустое место, заваленное строительным мусором.

С тех пор иноземцам запрещено было селиться где-либо, кроме Немецкой, или Иноземной, слободы. Днем они могли ходить довольно свободно по своим делам, но вечером обязаны были возвращаться и ночевать только в Кукуе. Сохранился оклик, с которым добрые москвичи гнали задержавшихся в Москве «немцов»: «Шишь на Кукуй!» Причем крик «шишь на Кукуй!» в нескольких источниках приводится как «обидное слово», с которым на улицах обращались к пьяницам, бродягам и прочим сомнительным людям.

Ко временам Федора Алексеевича, 1680-м годам, население Кокуя достигло примерно 20 тысяч человек. Не так много было городов с таким населением в тогдашнем мире – не только в Московии, но и в Речи Посполитой, в Германии и в Западной Европе.

Население этого города было очень различно – шведы, шотландцы, датчане, голландцы, англичане, французы, но особенно много немцев. Это был город протестантский.

Город со своими органами самоуправления, своими лютеранскими кирхами, своими нравами и законами. Иноземцы по утрам выходили из своего государства в государстве, а по вечерам возвращались. Если иностранец приезжал с семьей или привозил на Кукуй жену, его семья могла годами, десятилетиями жить в этом городе иноземцев, не видя русского лица, не слыша русской речи и ни в чем не изменяя образа жизни, к которому привыкли в Саксонии, Абердине или в Стокгольме. Вырастали дети, которые только подростками впервые видели русских, выходя вместе с отцом из Кукуя.

Часть из «немцев» принимали православие – как правило, не первое, а второе-третье поколение тех, кто переселился в страну. Эти быстро растворялись в рядах основного населения.

Высокое качество «немцев»

В числе этих «первых русских иноземцев» оказалось очень много талантливых людей, чьи гены очень обогатили кровь служилого сословия Московии. Приведу только несколько примеров – просто тех, кто наиболее известен.

Александр Лесли после Смоленской войны послужил в нескольких европейских армиях, в том числе и в армии Речи Посполитой. Под старость же он окончательно осел в Смоленске, сознательно выбрав Русь местом своего проживания. Несколько Лесли в конце XVIII века служили во флоте, помогали Алексею Орлову создавать флот Российской империи. Во время войны 1812 года Лесли прославились организацией первых в России ополченцев. По их инициативе и на их деньги был создан Смоленский дивизион ополчения.

Более поздние потомки Александра Лесли составили совсем немалый пласт провинциальной русской интеллигенции середины – конца XIX века. Судьбу рода Лесли в XX веке мне не удалось проследить.

Знаменитый канцлер Елизаветы и Екатерины, Алексей Петрович Бестужев, «птенец гнезда Петрова» – потомок шотландца Беста, приехавшего в Московию при Алексее Михайловиче.

Отец не менее знаменитого сподвижника Петра, Якова Брюса, Вилим Брюс, приехал в Московию в 1647 году. Род Брюсовых существует до наших дней; он уже в XX веке дал миру поэта и писателя Валерия Брюсова и его брата, известного археолога, специалиста по новокаменному веку.

Несколько позже (в 1661 году) приехал в Московию Патрик Гордон, которого порой называют «одним из первых иностранных учителей и вдохновителей Петра на создание регулярной армии» [71] .

Заслуга создания регулярной армии в Московии совершенно напрасно приписывается и Петру, и Гордону, но вот основателем еще одной русско-шотландской семьи он действительно является.

Михаил Юрьевич Лермонтов – потомок шотландца Лермона, участника Смоленской войны, участника Украинской войны 1654–1667 годов в чине солдата и сержанта. В семье Лермонтовых бытовала привезенная Лермоном легенда – о происхождении его от знаменитого поэта и барда XIV столетия Томаса Лермона. Томас Лермон – личность очень широко известная в Великобритании, ему посвящена одна из баллад Редьярда Киплинга – «Последняя песня старого Томаса». Соответствует ли легенда действительности – трудно сказать, ведь нет никаких письменных документов, есть только легенда, передававшаяся устно из поколения в поколение.

Дмитрий Иванович Фонвизин – тоже потомок немецкого дворянина, о чем свидетельствует фамилия его предков – фон Визен. Он потомок офицеров «полков иноземного строя»; когда Фонвизины приняли православие, мне не удалось узнать, но во всяком случае ко временам Екатерины и деятельности Дмитрия Ивановича семья совершенно обрусела.