Корабль дураков - Грегори Нормингтон

Никто не знает историю Башни. Сложенная из кирпича и битума, без единого окна, она как будто явилась из далеко прошлого или непроницаемого будущего. Быстрым шагом ее можно обойти по кругу за час. Вершины Башни с земли не видно – она теряется в необозримых высотах. Даже в самые жаркие дни в ее тени всегда было зябко. Но мы не роптали, о нет. Ибо только безумец бранится на неприступную гору, люди же мудрые и рассудительные усиленно трудятся, если так нужно, в холодных долинах.

Неприступная Башня не была все же полностью недосягаемой. Каждый год на Троицын день соискатели из молодых дарований сходились к Восточным вратам и приносили с собой свои изобретения или тащили их волоком по земле. Еще ребенком я каждый год приходил посмотреть, не улыбнется ли счастье кому-то из этих прыщавых юнцов-претендентов. Врата открывались с натужным скрипом, чтобы впустить их всех. Врата закрывались все с тем же натужным скрипом перед носом растерянных соискателей. За все эти годы никто не остался в Башне. Горе несчастных отвергнутых было поистине беспредельным; я же часами просиживал у Восточных врат, изучал анатомию забракованных изобретений, всех этих часов и музыкальных шкатулок. Скрупулезно и вдумчиво, до последнего винтика. Все эти устройства без исключения являли собой вариации уже существующих механизмов. Боязливые и застенчивые их творцы по большей части только припаивали лишние зубчики на колесики или прокладывали бороздки, совершенно не нужные с точки зрения полезности. С такой работой справился бы и самый неумелый лудильщик.

Мое собственное изобретение – когда мне исполнилось восемнадцать, я наконец-то решился, – выгодно отличалось, без ложной скромности, своеобразием и самобытностью. Взбивалка для яиц, ножная, педальная. Я нисколечко не сомневался, что это будет моим триумфом. Ее полезность в хозяйстве неоспорима: проблему количества можно решить, приложив лишь немного смекалки. Мне представлялись всякие ужасы – что мое изобретение украдут, или сломают из зависти, или кто-нибудь ушлый по-быстрому слепит какой-нибудь плагиат, – так что, стоя в очереди, я прятал взбивалку под плащом. И даже когда Восточные врата открылись передо мной, я больше боялся того, что снаружи, а не того, что внутри, и с облегчением переступил порог, оставив своих безымянных соперников позади.

Но едва я вошел в Башню, как тут же забыл обо всем. Уже потом мне доводилось бывать в больших соборах, в великих соборах, но по сравнению с Башней их высокие гулкие залы – просто жалкие хижины. Как описать ее величину? С чем соизмерить безмерность? Как будто идешь по широкой равнине под звездным небом. Ощущение пространства: безбрежного пространства, которое может существовать лишь под открытым небом. И все же это пространство было обнесено стеной, а небо скрывал каменный потолок.

Я обернулся на скрип. Врата закрывались за мной. Дневной свет превратился в узкую щелку и исчез совсем. Стало темно – хоть глаз выколи, – и тут в темноте раздались шаги. Я весь съежился от страха. А потом я увидел свет. Как блуждающий огонек на болоте. Он приближался ко мне, мерцая. И вот в этой тьме первозданного Хаоса я разглядел фигуру в сером монашеском одеянии, омытую кобальтовым свечением. Синевато-серые искры стекали с факела у нее в руке, словно то был не огонь, а вода. Человек обратился ко мне и велел подойти ближе. Я робко шагнул вперед. Чтобы как-то справиться с волнением, я полностью сосредоточился на человеке с факелом. Было трудно соизмерять расстояние и время, но, похоже, я шел к нему около двух минут. Когда я приблизился, то увидел, что он стоит возле каменного колодца. Проследив за моим взглядом, он поднял факел над головой, и я увидел толстую цепь из металла, уходящую вверх, в непроглядную тьму.

– Подъем до лебедки занимает больше пяти часов, – сказал он. – Я брат Нестор. Сейчас ты пойдешь со мной и покажешь свое изобретение. После этого, вероятнее всего, ты уйдешь восвояси.

Прежде чем я успел ответить, брат Нестор нырнул в темноту, как в море. Я пошел следом за ним, вернее, за светом его факела: водяной пар клубился в его синем сиянии, густой, как пыль. Влажный воздух пах древностью. Он подрагивал и колыхался, пронизанный холодными и теплыми течениями. Мне было страшно. Он был как живой, этот воздух – изменчивая, неземная стихия, может быть, населенная призрачными фантомами, каковые уже рисовались мне в воображении. Мы шли в полном молчании, и по прошествии долгих минут темнота впереди изменила текстуру и уплотнилась в кирпич и известь. Это была внутренняя стена Башни. Она манила к себе, соблазняла, звала – и нельзя было противиться этому зову.

Наконец мы подошли к массивной двери, черной, как антрацит. Брат Нестор провел рукой по рукоятке факела, сбоку, и синее пламя потухло. Все опять погрузилось во тьму, а брат Нестор стукнул три раза по окаменевшему дереву. Задвижка с той стороны открылась, и дверь распахнулась. Внутри горел свет, хоть приглушенный и искусственный, в ту минуту он был для меня как неожиданный солнечный день посреди хмурой зимы.

– Входи, не стой, – сказал брат Нестор, – нам еще долго идти.

Когда я вошел, мне послышалось чье-то дыхание за дверью. Я весь обмер от страха и не стал задавать вопросов. Стараясь не отставать ни на шаг, я шел следом за братом Нестором по запутанным коридорам. Их освещали лампы, подвешенные на стенах, и каменный пол под ногами блестел в их синеватом свете, который был полусветом-полутенью. Мысли у меня путались. Если вот это Башня, то что было раньше? Вроде как внутренний двор? Может быть, изнутри Башня полая, наподобие древнего дуба, чья сердцевина давно сгнила, и живая кора не содержит в себе ничего, лишь одну пустоту?

Мы остановились у двери, ничем не отличной от всех остальных, которые мы проходили прежде – все из того же загадочного материала, напоминавшего окаменелое дерево. Эту дверь мой проводник открыл сам и провел меня в узкую комнату – библиотеку. Я в жизни не видел, чтобы столько книг было собрано в одном месте. Брат Нестор уселся за стол и открыл толстую книгу учета, заложенную закладкой.

– Приступай, – сказал он.

Я кивнул и извлек из-под плаща свое устройство; выбил в миску яйцо, которое также принес с собой завернутым в вату, и запустил механизм. В ходе всей демонстрации взгляд брата Нестора оставался спокойным и безучастным. Периодически он наклонялся над своей книгой и что-то быстро писал. Белок взбился в пену за считанные секунды. Я предложил брату Нестору попробовать, дабы оценить консистенцию готового продукта, но тот отказался.

– Ты где это взял? – спросил он серьезно.

– Миску?

– Не миску. Взбивалку. Где ты ее нашел?

– Я сам ее сделал.

– По чьим чертежам?

– По своим собственным.

– Плечевая распорка? Поясные ремни?

– Да.

– Двухстержневый стабилизатор? Спиральная ось вращения, чтобы уменьшить трение?

– Да, я сам все придумал.

Брат Нестор смотрел на меня так пристально, словно у меня на лбу были написаны древние руны, содержащие тайные знания. Потом он встал, извинился и скрылся за потайной дверью, замаскированной под книжную полку.

Я остался совсем один в этой заплесневелой комнате. Мне вдруг стало так себя жалко! Я так боялся провала, что едва не расплакался. Мой взгляд случайно наткнулся на книгу брата Нестора, которую тот оставил на столе. Резонно решив, что терять мне нечего, я поддался любопытству и открыл заложенную страницу. Не решившись перевернуть книгу к себе, я читал, что написано, вверх ногами. Не сказать, чтобы это мне очень мешало, ибо почерк у брата Нестора был нечитабельным при любом ракурсе. Буквы судорожно дергались, и наползали друг на друга, и больше всего походили на раздавленных между страницами черных клещей, разве что расположившихся аккуратными рядами. Через неравные интервалы записи прерывались какими-то непонятными кляксами – должно быть, набросками чертежей.

Приближающиеся голоса раздались так внезапно, что у меня уже не было времени закрыть книгу. Я метнулся обратно к своему табурету. Шестеро мужчин – все одетые в серое, как брат Нестор, – протиснулись в библиотеку через узкую щелку между проемом в стене и отодвинутой книжной полкой. Я понял, что эти шестеро – братья Башни, и они все смотрели на меня, и их лица сливались в сплошное пятно. И я преисполнился самых мрачных предчувствий.

– Как твое имя? – спросил брат Нестор.

Я назвал себя. За сим последовало молчаливое обсуждение, в том смысле, что братья не произнесли ни слова, но зато обменялись взглядами и покивали задумчиво головами, поглаживая подбородки.

– Это брат Людвиг, – произнес наконец брат Нестор. – А это брат Эридус. Брат Эп и брат Греда – они всегда неразлучны. Это брат Кай, он покажет тебе твою спальню.

Я онемел от изумления.

Я даже не сразу сообразил, что происходит.

Брат Нестор закрыл свою книгу и продолжил: