Что увидела Кассандра - Гвен Э. Кирби

Ты не рассказываешь им, что в Пачуке стала суеверной. Всякие мелочи: знакомая песня по радио, билборд с фильмом, который смотрела, внезапная тишина в комнате, когда ничего больше не слышишь, даже машины на улице, даже как Габи немелодично напевает себе под нос, пока варит бобы в большом черном котелке. Они успокаивают тебя, эти ничего не значащие знаки; будто за тобой кто-то присматривает.

Ты ешь тако с мозгом овцы. Мария чуть не умирает со смеху, когда ты сплевываешь в руку бурые крошки начинки.

Твоя приемная мать Габи уничтожает все твои трусы. Обнаружив пятна, оставшиеся от множества менструаций, она отправляет тебя на крышу квартиры, где под тентом стоит старая стиральная машинка. Там она стирает их, развешивает на солнце и, обнаружив, что коричневые пятна никуда не делись, заставляет тебя натянуть резиновые перчатки. Она достает что-то, что позже оказывается отбеливателем, и заставляет тебя втирать его в ткань трусов. Потом ты засовываешь их обратно в стиралку.

Оттуда ты достаешь уже тряпочки: отбеливатель проел хлопок насквозь. В супермеркадо размером с «Костко»[25] покупаешь двенадцать пар трусов, которые не очень тебе подходят. Они кусаются, резинка впивается в кожу. А рваным бельем ты теперь протираешь глиняных ангелочков.

Да, глиняные ангелочки: у Габи их около двадцати. Каждое утро ты, еще в пижаме, ешь бутерброд с колбасой, а потом выполняешь работу по дому: Габи показала целую пантомиму, как это делать правильно. Выбиваешь пыль из диванных подушек (Габи поднимает одну, ударяет, отдает тебе, ты кладешь ее обратно на диван, она качает головой, поднимает ее, бьет, ты тоже бьешь, на всякий случай бьешь еще раз, Габи улыбается, и ты кладешь подушку на место). Так как ты выбиваешь их каждый день, приятного облачка пыли не появляется. Если Габи нет рядом, ты их даже не приподнимаешь с кровати, просто шлепаешь по ним ладонью, чтобы она услышала. Глиняные ангелочки требуют больше времени. Каждого из них, каждого упитанного младенца и высокого, элегантного Гавриила надо снять, протереть от пыли, протереть саму полочку, потом поставить их на место. Твое смиренное отношение к этим поручениям удивляет тебя саму – но не потому, что ты мятежный подросток, а потому, что раньше ты и не думала бунтовать, а теперь поняла, что и не подумаешь. Как собака, выполняешь несколько выученных команд, а потом ждешь, уши торчком, что будет дальше.

И в этом вся суть. Вид. Ветер, сильный и холодный даже летом, утром воскресенья гонит по брусчатке листик от тамале; каждый день на краю тротуара сидит женщина в фиолетовом серапе, которое закрывает ей колени, и продает горячие сладкие чуррос; изящный глиняный ангел с голубыми глазами, такой легкий, будто сейчас прыгнет, с отбитым и снова приклеенным крылом. Остатки суперклея – как шрам на его спине. Твой любимый ангел.

А потом, к твоему удивлению, когда ты здесь уже вторую неделю, комки звуков превращаются во фразы, и некоторые из них тебе знакомы. В словарный запас возвращаются глаголы, и разговоры перестают быть чем-то чужим и посторонним. Ты уже не говоришь просто «Да», или «Устала», или «Что?». Теперь ты говоришь: «Хорошая сегодня погода», «Я голодна», «Я ходила в парк», «Пожалуйста, повторите помедленней».

II

Ты не понимаешь, что такое фиеста де ла эспума, пока не оказываешься на танцполе и потолок не распахивается, выбрасывая клочья мыльной пены на легкий синий топик и короткую черную юбку, которые тебе дала поносить Мария, потому что твои джинсы и футболка Ramones были гросера и бьен феа. Хорошо уродливыми. Но «хорошо уродливый» значит очень уродливый. Ты бьен гринга, очень гринга, и она взяла тебя под крыло.

Когда ты приходишь на дискач, она ведет тебя в туалет и выкладывает на раковину свой мейкап: черная подводка, тушь, синие тени для глаз и красная помада, которую Габи запрещает ей носить, потому что это делает ее похожей на принсеса де ла ноче. Габи, говорит Мария, не доверяет ей, но сложно сказать, так ли это, или Габи просто не доверяет мужчинам, или и то и другое. Иногда ты думаешь, куда делся отец Марии и не потому ли Габи с Марией иногда ссорятся. Ссоры начинаются внезапно, проходят громко и прекращаются быстро. Совсем не как в твоей семье, где ссоры редки, но тянутся долго.

Мария сначала красится сама, делая себе карандашом глаза Клеопатры, потом разворачивает тебя и щекочет тебе ресницы, скребет веки, шлепает по руке, когда ты, не подумав, тянешься к лицу. Когда ты снова смотришься в зеркало, ты себя не узнаёшь. Оттуда смотрит енот с окровавленным ртом. Но Мария говорит, что ты выглядишь бьен чида, и ты веришь ей на слово. Сегодня ты и правда хочешь хорошо выглядеть – как будто тебе столько же лет, сколько Марии, и ты столь же уверена в себе.

Рядом с танцполом ты видишь столик, где отвисают приятели Марии, каждый небрежно развалился на своем стуле. Ты уже со всеми знакома: Рамон в очках, Хорхе со следами прыщей на левой щеке, тихий и болезненно худой Луис, самый высокий – Ансельмо, и Мануэль, ему двадцать, у него светлые карие глаза и потемневший передний зуб. Мэнни работает в панадериа, пекарне, которая продает багеты, булочки, сладкие улитки и рогалики, чуррос, высокие глазированные торты с пропитанными сиропом персиками сверху. Ты познакомилась с ним, когда он продавал Габи пакет булочек, и он тоже произнес твое имя как Ами. Конечно, ты не поняла, что он говорил, но его голос был мягким и тихим, проникновенным. Выйдя из пекарни, ты сразу же захотела вернуться и снова его увидеть.

Теперь ты помешана на Мэнни. Ты решила, что поцелуешь его, хотя ты не знаешь, как это устроить, потому что тебя еще никогда не целовали. Троих девочек на фотографии уже целовали, даже Хизер, а ты ведь думала, что уж она-то пойдет в колледж невинной овечкой, а она вернулась из круиза по Аляске с фотографией мальчика по имени Джордж и рассказом о бассейне. Ты осталась последней – и иногда, лежа в кровати в Пачуке, думая о Мэнни и запахе хлеба, чувствуешь, будто останешься последней во всем мире.

Ты в проигрышной позиции, говоришь ты сама себе, потому что вошла в эту фазу увлечения мальчиками слишком поздно. Ты стала обращать внимание на ноги мальчиков и их руки тогда же, когда обзавелась новой грудью, – за последний год маленькие, мягкие возвышенности с сосками, похожими на припухшие пчелиные укусы, дошли почти