Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

«Жидо-масонская крамола»

Сазонов и впоследствии Покровский глубоко ненавидели эти секретные записки, носившие довольно стереотипный характер: то это были соответственные челобитные отделений «Союза русского народа», или же «Михаила Архангела», или просто «православных русских людей» такого-то губернского города за известным количеством, иногда и небольшим, подписей (в этом случае приводилась подпись только первого подписавшего, лица совершенно неизвестного, с простой русской фамилией, и указывалось количество подписавших). Если бумага была от какой-нибудь черносотенной организации, то подписывался весь президиум, и только.

Содержание их было однотонно, но случаи, по которым они писались, были разнообразны: иногда это были просто «верноподданнические донесения» о состоянии умов и наветы на отдельных известных общественных деятелей (почему-то особенно часто упоминалось имя Гучкова, про кадетов иначе не говорилось, как «жидо-масоны», из кадетских имён чаще всего указывалось на Милюкова, Винавера и Родичева) или же «слухи об ответственном министерстве», «посягательстве на самодержавие». О Думе говорили с пеной у рта, причём обычно никакого различия не делалось между отдельными партиями.

В более квалифицированных случаях, когда имелись рассуждения об общем ходе войны или другие высокие материи, делались искусные различия между заблуждающимися националистами и «прямыми изменниками».

В таких записках чувствовалась уже рука лица, вполне посвящённого во все парламентские интриги. Из общественных организаций фокусом нападений были Земгор[15] и Военно-промышленный комитет, в особенности последний, как «главный штаб жидо-масонской смуты». Такого рода записки, обращённые на высочайшее имя и переданные государем в Совет министров, обязательно всплывали раз в два-три месяца, но в 1916 г. они участились — чуть ли не каждый месяц — и по содержанию становились всё определённее и глубокомысленнее.

Особенно врезалась мне в память записка киевского отделения Союза русского народа в декабре 1916 г., после убийства Распутина. Там уже всё называлось своими именами, говорилось, что и день уже назначен для «жидо-масонского погрома русских православных людей», приводился целый список общественных организаций во главе с Военно-промышленным комитетом. Список был обширный, но малоубедительный, так как там были, например, такие организации, как правительственный Красный Крест и почему-то советы присяжных поверенных. Говорилось о «крамоле» в каждом ведомстве и о том, что «жидо-масоны» имелись даже среди чинов двора. Но что отличало эту записку от других, так это наличие совершенно определённой программы положительных действий. Наряду с советами кровавой расправы со всеми «главарями» правительству рекомендовалось вникнуть в те причины, из-за которых «крамола» могла так ужасающе разрастись, охватив всё государство, а именно «утомление затянувшейся не по вине доблестной русской армии войной», осторожно намекалось на возможность «общего сговора о мире» всех союзников, из которых некоторые до сих пор только и рассчитывают на «доблесть русского солдата», а «своей шкурой дорожат». Если сепаратный мир с Германией и не предлагался, то говорилось, что русский император, щадя свой народ, должен решительно настоять на «справедливом распределении военных сил», чтобы снять с плеч русской армии «непосильное бремя» воевать за всех. О дипломатических представителях союзников говорилось, что они занимаются не тем, чем надо, не только-де не доносят о гибельном положении России, но и «снюхиваются» с «изменниками престолу и отечеству».

Наконец, записка очень обстоятельно останавливалась на аграрном вопросе, давая совершенно своеобразное его решение. В ней говорилось, что надо «войти в душу» русского солдата-мужика, который за свои подвиги на фронте должен быть отплачен государством землёй из «особого военного земельного фонда», образованного из отчуждаемых «немецких земель» плюс «некоторые помещичьи земли», так как не все помещики, даже дворяне, являются опорой правительства и государя, а иные, просто «лодыри и бездельники», помогают «жидо-масонской крамоле», а об имениях и хозяйстве не думают, да и от военной службы отлынивают, всё больше числятся «земгусарами» и всякими уполномоченными. Если бы над такими «негодными помещиками» учредить расследование и отобрать у них землю, то можно было бы и «дух армии» поднять, и войну с победой окончить, и мужиков привязать к царю, «единственному их благодетелю». Кроме этого политического сыска над помещиками, связанными с земством, в отношении Государственной думы и «ныне полукрамольного» (намёк на выборную половину) Государственного совета предлагалось немедленно их распустить и не созывать до победоносного окончания войны, зорко следя за ними, «дабы снова в Выборг не собрались».

Эта записка, несмотря на своё «провинциальное» происхождение, носила явно протопоповский характер, что, конечно, отлично было известно Совету министров. По своему объёму она тоже резко отличалась от обычного размера прежних записок, редко превышавших 8–10 страниц обычного канцелярского размера. В этой записке было больше 40 страниц. О такого рода записках я докладывал вкратце министру, указывая на их общеполитический характер. Сазонов обычно не стеснялся и ругал «губернаторов», которым всё равно, на чём делать карьеру; когда же я доложил об этой записке Н.Н. Покровскому, бывшему тогда министром иностранных дел, он меня перебил словами: «Я уже всё знаю» и схватился за голову. Очевидно, протопоповский «пробный шар» ему не только был известен, но и успел осточертеть.

Самым любопытным в этих записках были пометки государя. Обычно они носили более или менее лаконичный характер, вроде подчёркивания отдельных фраз, выражений и слов, отметок «совершенно верно», «да», «правильно», «я тоже так думаю», «надо обратить внимание», «решительность — самое лучшее средство», «недопустимо» и т.д. Иногда эти пометки носили характер более пространных сентенций об «исторической роли всеохраняющей самодержавной власти монарха», об «авторитете власти» в отношении «населения», о «тайных врагах» и о «лицемерных друзьях» (здесь имелась в виду умеренно-либеральная общественность, которая не всегда была у государя в фаворе), об «истинном соотношении законодательных учреждений и правительственной власти» (здесь развивались типичные для так наз. конституционно-дуалистических монархий рассуждения о недопустимости вторжения законодательной власти в область исполнительную); по национальному вопросу часто упоминалось о «национальной целостности русского народа», но тщательно избегалась точная формулировка в отношении того, что надо понимать под выражением «русский народ». По еврейскому вопросу государь предпочитал подчёркивать, иногда троекратно, с какой-нибудь краткой пометкой вроде «предписываю властям непреклонность», самые разухабистые утверждения «истинно русских» организаций.