The офис - Донцов Андрей

Много чего умела Олечка и точно знала, почему она получает больше машиниста электропоезда в метро или руководителя среднего звена в фирме средней руки. Но с тем, что она не должна получать больше учителей и врачей, она была полностью согласна.

Дикие и несправедливые реалии жизни в нашем государстве не оставляли выбора многим и многим зря потратившим время на учебу выпускникам педагогических и медицинских институтов. Таким как она. Проработав полтора года в школе и осмотревшись вокруг, Оля поняла, что не обладает внешностью, позволяющей ей выйти замуж настолько удачно, чтобы не волноваться о семейном бюджете. Через полгода она осознала вдобавок ко всему, что никакой сильной половины в городе, где средняя зарплата составляет двести долларов, не может быть в принципе. А значит – опять никакого выбора. Чемодан – вокзал – столица. Совсем без зацепок на хотя бы временную возможность где-то поселиться в Москву не сорвешься. У нее такая зацепка появилась в образе дедушки, которому нужна была вечерняя сиделка.

Через неделю случился первый тревожный звонок. До этого директор вел себя образцово. Лишь только, как ей казалось, часто поворачиваясь в дверях, слишком долго смотрел на нее странным немигающим взглядом. Это происходило, как правило, уже после завершения рабочего дня для всего офиса, когда он выносил ей несколько срочных заданий на завтра. Примерно час-два дополнительной работы. Для такой зарплаты это было скорее даже мало.

3

Еще через некоторое время она услышала разговор, показавшийся крайне подозрительным. Беседа шла в бухгалтерии – цитадели офисных сплетен и слухов. Олечка принесла туда поступившие на общий факс счета-фактуры.

– Просто подходит, выкладывает на факс и стоит. Ничего не говорит, ничего не заставляет делать, молча стоит и дышит.

– Просит смотреть?

– Наоборот, просит не смотреть.

Одна умолкла несколько смущенно, другая фурия, наоборот, уставилась на Ольгу с насмешливым вызовом. Словно вопрошая, посвящена она уже в эти тайны или еще нет.

Секрет открылся через восемь дней.

Начальник подошел к ней смущенный, и, как ей показалось, смущенный наигранно.

– У меня к вам, Оля, одна небольшая просьба. Работу, которую вы будете делать в ближайший час, вы не могли бы… делать, не поворачивая головы от компьютера.

– В каком смысле?

– В смысле не смотреть в мою сторону…

– А что вы будете… делать?

– Ладно, Оля. Я скажу вам несколько больше, чем говорил раньше. Надеясь на вашу порядочность и, соответственно, на конфиденциальность информации… Я испытываю некоторые сексуальные проблемы… К черту! Весьма серьезные сексуальные проблемы. С сельской школы. Я сидел за партой один и наблюдал за учительницей. Сейчас мне просто не хватает этих ощущений. Правда! Я – не больной и могу без этого. Но с этим я чувствую себя увереннее. Ну, тогда я был подростком и делал совершенно разные вещи… но главное для меня было… то, что учительница знала, но не поворачивала головы в мою сторону…

– Я не позволю вам мастурбировать у себя перед носом, Евгений Вячеславович… я не понимаю вообще, как вам могло прийти такое в голову, что я буду мириться с этим…

Оля встала и направилась к выходу. Выйти на улицу, вон из этого душного офиса…

– Вернись, Оля, я прошу вас… я прошу тебя… – Его голос, всегда такой грубый и мужественный, неожиданно дрогнул. – Дай мне хотя бы договорить.

Она остановилась в дверях и посмотрела на него. Вот так же и он, поворачиваясь, разглядывал ее три недели.

Только в ее глазах были слезы. Не задается, кажется, ее карьера в Москве. Два увольнения за три месяца, теперь она устанет объяснять потенциальным работодателям про директоров-извращенцев. Скорее, за извращенку примут ее. Да и разбираться не будут. Отсеют на уровне резюме, и все. Но назад в свое болото она не поедет. Лучше нажраться «порошочков» двоюродного деда.

– Что вы можете мне сказать, Евгений Вячеславович, после того, что я уже услышала?

– Поймите же, в конце концов. Это – проблема для меня, а не удовольствие. Сейчас я понимаю, что та училка все три года прекрасно знала, что происходит под партой, и специально подыгрывала мне… Я обещаю вам одно…

– О чем вы?

– Я не буду мастурбировать… не буду вообще ничего делать… просто не поворачивайте головы… попробуйте тридцать… пятнадцать минут… что в этом такого уж предосудительного…

– Перестаньте… я не верю вам… это только начало…

– Я устал… мне не нужно, чтобы здесь часто менялись люди, чтобы по офису поползли слухи… Я такой же наемный работник, как и вы… Я прошу понимания… я не могу ничего как мужчина дома, когда не испытываю этих ощущений.

Ольга вспомнила про свое внешнее сходство с Анной… Сколько их здесь уже было…

Сцепив зубы, она вернулась и села на свое место. Ничего не видящим от слез взором она уставилась в монитор.

– Спасибо… спасибо… я быстро… вы ничего не почувствуете… в смысле – ничего не услышите…

Затылком она ощущала присутствие человека сзади, но шея словно была связана железным ошейником. Даже если бы она захотела повернуться – этот ошейник не позволил. Минуты тянулись словно резиновые.

Со временем она привыкла к этому его дыханию сзади. Так как оно было ровным и спокойным, Оля предполагала, что шеф не обманывает и действительно только смотрит. Она даже могла в такие моменты выполнять работу на компьютере и начинала забывать, что сзади кто-то стоит.

Однажды в факсе осталось торчать несколько листков бумаги, и по раздавшемуся шелесту она поняла, что он выкладывает свое хозяйство туда. С тех пор она каждое утро протирала факс спиртовой салфеткой. Не сказать, что брезгливо, но все-таки протирала.

Самое странное – она начала с самого утра ожидать этой демонстрации. Той минуты, когда все сотрудники покидали свои рабочие места, а он выходил из кабинета, неуверенными – она была готова поклясться нарочито неуверенными – шагами подходил к ее столу, после чего раздавался легкий звон бляшки ремня и аккуратный шелест выкладываемых на факс «предметов».

Те пятнадцать-двадцать минут, в течение которых он испытывал, видимо, главное удовольствие в своей жизни, казались ей как минимум двумя-тремя часами. Но она ждала их без страха, без агрессии и ненависти. В ней проснулся животный интерес к этой процедуре. И она не знала, что с этим интересом делать…

4

Она нарушила запрет, хотя буквально сводило мышцы шеи от напряжения, такое ощущение, что боковое зрение расширило свои возможности. Ужасное… мерзкое… и бесстыдно глупое фальшивое действо.

Это на самом деле было чем-то из ряда вон выходящим. На уровне паха над факсом он держал черепаху… здоровую и живую… шевелящуюся.

Она захотела закричать, но не смогла… Какой-то нелепый детский розыгрыш… над ней издевались вдвойне все это время… издевались, оказывается, не просто над женщиной, а над дурой!

Она прижала руки к лицу и заплакала… все напряжение последних дней вырвалось сейчас наружу… она рыдала в голос как белуга.

– Пишите заявление… с завтрашнего дня… расчет получите за два ближайших месяца в том числе… – услышала она его голос. И потом он добавил: – Тупое женское любопытство…

Но на следующий день она не уволилась. И через две недели тоже. Дома ее скрутила резкая боль в животе. Аппендицит… Ей не должны были делать операцию, поскольку страховка еще не была оформлена, но в больнице закрыли на это глаза.

Развязка наступила и дома. Через два дня дед отдал концы. Благополучно и тихо отошел в мир иной.

Она не видела ни похорон, ни счастливых обладателей квартиры – родственников, которые чуть ли не обвинили Олю в его смерти. После выписки из больницы ей предстояла нелегкая задача – собрать вещи сразу в двух местах: дома и на работе. За две недели в больнице – а восстановление протекало не очень гладко – долго не сбивалась температура – к ней никто не пришел в палату. У нее не было молодого человека, который помог бы отнести вещи… Она работала и ухаживала за больным, а больше не делала ничего.