Пилюля - Артур Жейнов

Фил, всхлипнув, утвердительно качнул головой.

– Вот видишь, – Рэм улыбнулся, спрятал пистолет и протянул руку. – Рассудительный, деликатный старина Фил возвращается к нам. Лежащий на полу взял босса за кисть, поднялся. Пришла девочка и стала сметать в совочек осколки фарфора. Рэм терпеливо наблюдал за реакцией Фила. Тот держался стойко, но как только девушка принесла новую чашку кофе, на губах человека-кролика еле заметно запузырилась слюна. Шеф поморщился, достал из кармана телефон и вышел из комнаты.

– Здравствуйте, профессор! – донесся с улицы его голос. – Как здоровье?! Кто? Разве у нас так много друзей, чтобы забывать друг друга, а! Павел Игоревич?! Так, как вы говорите здоровье?! Это несказанно радует! А у меня беда. Не знаю к кому и обратиться. Вернулся мой приятель из командировки… Совсем больной вернулся. Вы бы ему хоть пару саженцев акации прислали, а то бедняга все табуретки сгрыз. Как-как… Слюнки пускает, ушками дергает, собственным гаремом обзавелся… Ах, ничего страшного?! Один тоже так говорил, пока ему скорпионов в трусы не накидали. Вы ни при чем? Ничего не знаете… Павел Игоревич, посчитайте, пожалуйста, сколько у вас пальцев на ногах. Я знаю, что вы ничего не знаете. Просто посчитайте… Да, праздное любопытство… Вы, точно, все посчитали? Я ведь узнаю. Теперь назовите тот, который хотите оставить. Даю вам слово офицера, его я не трону. Что значит, он сам виноват? Вот как?.. Как это пробрался? А вы где были? Угу…

Пока шеф говорил по телефону, на ноутбук Фила пришло сообщение. Прочитав его, он стремглав кинулся к окну.

– Рэм! Рэм! – закричал он на всю улицу. – Мы нашли его, Рэм! Объявилша наш рушкий! Он в тюрьме, в тридшати километрах от наш! Рэм, это я! Я нашел его!..

Хуши сказал: «К летящему в пропасть рук помощи не тянут «вот и хватаются за копыта»

Это была на удивление чистая и просторная камера. В других заключенных было битком. Там не только спали, но и сидели по очереди. Саня слышал нестихающие стоны измученных людей и проклятия в адрес тюремщиков.

Он был здесь единственный европеец, и поэтому отношение к нему было особое. Те, что привели его сюда, еще не знали, как с ним быть. Камеру ему выделили отдельную, но на прогулку он выходил вместе со всеми, и кормили его как всех. Впрочем, за четыре дня, которые молодой человек провел в тюрьме, к еде он так ни разу не притронулся.

Первый день он с замиранием сердца следил, как мимо его камеры проходит охранник. Все ждал, что тот откроет замок и скажет, что пришла Рита. Но Рита не приходила, и каждую секунду внутри него будто что-то умирало. Он хотел защищать ее, хотел радовать, готов был жить для нее, но ей это оказалось не нужно. В голове прокручивались одни и те же кадры: его ведут за руки, впереди маячит спина полицейского, открывается дверь, вечерняя прохлада вмиг обволакивает вспотевшее тело. Вокруг толпятся люди, тычут в него пальцами, а там вдалеке, у фонтана, она. Холодная, безучастная. Он умоляет ее: «Оглянись!», но она не слышит. Она отворачивается.

Прошло четыре дня, и ему уже не хотелось ни радовать ее, ни защищать. Обида вытеснила все желания и мечты. Обида затуманила разум. Он вспоминал каждый ее вздох, каждый взгляд, ее признания и клятвы всегда быть вместе, оберегать, верить… Эти воспоминания, будто раскаленные клейма, впивались в его сердце, оставляя на нем уродливые болезненные шрамы.

Обычно на прогулку заключенных выводили по утрам, но в этот день их томили в душных камерах почти до вечера. Диск солнца уже скрылся за высокими стенами, когда группы по двадцать-тридцать человек стали выводить в тюремный двор. Саня вышел последним. Обычно он отправлялся в конец двора и садился на бревно, рядом с двумя играющими в шашки индусами. Но сегодня не пошел к ним. Его внимание привлекли люди, ходившие по решетке над головами заключенных. Несмотря на оружие в руках, на охранников они похожи не были. Еще одна странность бросилась ему в глаза: двое полицейских, обычно следивших за узниками со стены через прицелы снайперских винтовок, сегодня были вооружены только дубинками.

«Военный переворот у них тут, что ли? – предположил Саня, – или это армия? А может, какое-то спец-подразделение наподобие нашей «Альфы»?»

Но он ошибался. Ни к армии, ни к спецслужбам эти люди не имели никакого отношения. Все они были телохранителями императора Метхума Справедливого. Это имя несколько раз прошептали заключенные, когда на стене, в сопровождении коменданта тюрьмы, появился грузный, одетый в ослепительно белый костюм индус. Рядом с ним стояла полная, пышногрудая индианка, одетая в красное сари и обутая в деревянные падуки с колокольчиками, окаймленные золотом. Рассматривая истощенных, грязных людей внизу, женщина брезгливо морщилась, но эта гримаса не могла испортить ее невыразительное, с одутловатыми щеками лицо.

Метхум Справедливый не спеша прогуливался над головами осужденных, иногда останавливаясь и делая знак коменданту.

Тюремщик подходил, записывал в блокнот номер осужденного, делал какую-то пометку и показывал запись индусу, тот утвердительно кивал, и комендант отходил в сторону.

Отметив таким образом человек тридцать, Метхум добрался до Сани. Минуту он с интересом рассматривал молодого человека, а когда позвал тюремщика, тот еще издали отрицательно покачал головой. Индус ухмыльнулся и снова повторил жест. Когда комендант подошел, Метхум забрал у него блокнот и сам сделал пометку. Тюремщик заколебался, а затем снова ответил отказом. Темная, как дубовая кора, рука индуса накарябала новую пометку, но только с пятой попытки несговорчивый комендант согласился.

Вскоре заключенных опять загнали в камеры. Саня думал, что его заберут с минуты на минуту, и долго не ложился. Но время шло, и уже не солнце, а луна расчертила полосами оконной решетки пол и стену. Саня задремал. И как только его обмякшее сонное тело повалилось набок, в коридоре послышались шаги, забряцал ключами охранник, заскрипела дверь.

– К вам пришли, – произнес он, зевая, открыл дверь и сделал шаг в сторону.

Саня встрепенулся, с замиранием сердца кинулся к двери, но вдруг остановился. Это была не Рита. Из темноты коридора ему навстречу шагнул человек в черном плаще. Сане показалось, что он не шел, а плыл по течению, и это течение останавилось в метре от узника.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Лунный свет выхватывал холодный взгляд и беспристрастное лицо ночного гостя. Саня не чувствовал страха, только пустоту и разочарование.

Рэм ждал, что молодой человек отвернется, опустит глаза или как-нибудь иначе проявит слабость, но тот смотрел ему в лицо, не отрывая взгляда. Рэма это не разозлило, наоборот, польстило его самолюбию. Слишком много сил он потратил на этого врага. Прояви Саня слабость или трусость, Рэм тут же прострелил бы ему колени, злясь на самого себя.

Дверь в камеру закрылась, ночной посетитель, постояв с полминуты, улыбнулся чему-то и прошел мимо Сани к оконной решетке. Какое-то время молчали. Рэм, почти касаясь железных прутьев лицом, смотрел на диск молодой луны. Саня сел на единственную в камере табуретку, привалился к стене и устремил безразличный взгляд в потолок.

– Они часто говорят, что не любят жизнь, что им ни до чего нет дела, ничто их тут не держит, – тихо сказал Рэм. – А оставь их там одних лет на сто – попросятся обратно.

Саня посмотрел на Рэма, тот продолжал:

– В детстве мне снилось, что меня засовывают в большой зеленый шар и отправляют в космос. Я лечу и вижу, как большая голубая планета отдаляется от меня. Становится все меньше, меньше… И я больше никогда ее не увижу, и никто не вспомнит обо мне.

Дверь в камеру закрылась, ночной посетитель, постояв с полминуты, улыбнулся чему-то и прошел мимо Сани к оконной решетке.

Тоска и боль одиночества были такими реальными! Они так поразили мое обостренное детское воображение! Своим ночным плачем я будил весь дом. Но этот сон снился мне каждую ночь. Нет, ад это не черт с вилами. Ад – это страшнее. Я видел ад.

Вы умрете в этой тюрьме или на арене – без разницы. Но это будет скоро. Разве вам не хочется жить? – он на секунду замолчал, глянул на Саню. – Поверьте, мой молодой друг: небытие ужасно. Мы заключим сделку. Я вытащу вас отсюда, а вы вернете мне мою флэшку и поможете поймать Кастро. Он выйдет на вас, а вы расскажете мне, где и когда должны встретиться.

Саня поднялся с табуретки и стал прохаживаться по камере.

– Если вы так любите эту голубую планету, почему не хотите ей помочь? Сафронов уничтожит флэшку. Если не отдавать ему, если отдать это знание людям, мир станет лучше.

– Деньги Сафронова дадут мне власть. С помощью власти я сделаю мир лучше. Видите, как похожи наши цели. Если бы Бог хотел, то дал бы нам что-то взамен нефти. Но он дал нам нефть. Кто мы, чтобы спорить с Богом? У всего и у всех есть предназначение. Мое – изменить мир. Сделай воздух чище – ничего не изменится. Сильные все равно будут давить слабых, хитрые умных, чистое будет мараться о грязное, и никак иначе. Я изменю это. Я могу. Не будет границ. Я сделаю мир справедливым. Можно говорить о благих намерениях и дороге в ад, но это не про меня. Моя дорога приведет в рай. Дорожка так себе: ползем по трупам и гниющим останкам. Вопрос куда! Важно куда!