Состязание в непристойностях - Иван Жагель

– Что?! – насторожился Дурманов.

– Я подозревала, что люди творческих профессий болезненно воспринимают критику, но не думала, что этим недостатком они страдают поголовно.

– Петр уже пытал вас на эту тему? – догадался продюсер. – Я прав?

Он мельком взглянул на Калачникова, впрочем, без особого интереса.

– Да, – подтвердила Волкогонова. – Ну хорошо, – не стала она ломаться, – я повторюсь. Как я уже говорила Петру, мне совершенно не интересно наблюдать за танцевальными упражнениями дилетантов. – Марина оглянулась, не слышит ли ее кто-нибудь, но в студии стоял такой гвалт, что можно было не осторожничать. – А ваши так называемые звезды – именно дилетанты. Их уровень – соревнования районного масштаба.

– Вы необъективны…

На лице Дурманова появилась обида, но она была не смертельной, а скорее игривой: он не хотел, чтобы разговор прервался, едва начавшись.

– Абсолютно объективна! – настояла Марина на своем. – Пусть бы эти люди отплясывали на творческих капустниках в своих организациях или на днях рождения у друзей, так нет же, они нагружают всех телезрителей!

– Нагружают?! – саркастически переспросил Дурманов. – Побойтесь Бога! Вы же были сегодня на записи нашей программы, а значит, слышали, как им аплодируют.

И опять Волкогонова не уступила, можно даже сказать, она полезла в бутылку:

– Это означает только одно: все остальные ваши телепередачи настолько примитивны, что на их фоне танцевальные упражнения, простите, звезд кажутся интересными. Но самое ужасное, что их дилетантизм становится все более и более агрессивным, воинствующим.

– Что вы имеете в виду? – не понял Дурманов.

– Да, воинствующим! – повторила Марина. – Как бы вам объяснить…

– Да уж, постарайтесь.

Продюсер хохотнул и покачал головой: мол, бывают же на свете такие злючки.

– Хорошо, вы сами напросились! – подбоченилась Волкогонова. – В общем, телешоу, где дилетанты соревнуются в танцах, вначале претендовали всего лишь на роль милой шутки, от телезрителей как бы ждали снисхождения. Но потом ваши доморощенные звезды освоились на телеэкране и вообще потеряли всякий стыд! Теперь они не только танцуют на всех каналах, но еще и поют, показывают примитивные цирковые упражнения, боксируют, участвуют в других дурацких состязаниях. Им отводят лучшее время, их везде рекламируют, и все это преподносится в качестве первосортного зрелища. Нам внушают, что это и есть настоящее искусство, то есть суррогат практически полностью вытеснил все остальное. Вот почему я и говорю, что их дилетантизм стал воинствующим.

Калачников хотел что-то вставить в этот гневный монолог, но Марина так распалилась, что оборвала его на полуслове:

– И не надо со мной спорить! Постыдились бы! Как будто не понимаете, что с этими танцами вы не только выглядите по-дурацки, но и подаете дурной пример молодым. Юноши и девушки смотрят такие шоу и приходят к выводу: чтобы стать знаменитым, нет нужды много работать, не надо годами учиться петь, как Вишневская, или танцевать, как Васильев. Достаточно, как это принято говорить, раскрутиться любыми, даже самыми отвратительными, мерзкими способами, и ты гарантированно попадешь на телевидение, где сможешь и петь, и танцевать, и показывать фокусы, даже не обладая соответствующими талантами. Это агрессивное, массовое нашествие дилетантов на телеэкраны напоминает мне ситуацию с геями…

Дурманов как раз хотел сделать глоток шампанского, но подавился и закашлялся, расплескивая содержимое своего пластикового стаканчика.

– С кем, с кем?! – переспросил он, доставая носовой платок и вытирая рот, руки, лацканы пиджака.

– С геями и в целом с гей-культурой! – решительно повторила Волкогонова.

Она была так возбуждена, что даже сквозь ее смуглую кожу на щеках проступил румянец.

– Но они-то здесь при чем?! – удивился продюсер.

– При том! Я где-то читала очень точное наблюдение о поведении секс-меньшинств. Вначале люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией говорили, что, мол, никого не касается, чем мы занимаемся у себя дома и в своих клубах, – это наше личное дело. Но, отстояв свои права, они не остановились, а пошли дальше: из гей-клубов вышли на улицы. Теперь же они повсеместно устраивают пышные гей-парады, пытаясь приобщить к своим, так сказать, ценностям всех окружающих. Им уже мало, что их не трогают, они хотят, чтобы все танцевали под их дудку! Примерно так же поступают и ваши доморощенные звезды: если первые свои опыты они выдавали за милый эксперимент, то теперь, какой телевизионный канал ни включишь, обязательно наткнешься на них. Знайте, все ваши телеконкурсы – это бесконечное состязание в непрестойностях, пошлости.

Гневный пассаж Марины, кажется, совсем не обидел Дурманова, или он хорошо притворялся. Закончив вытирать руки, продюсер спрятал платок в карман и сказал:

– Общаться с вами чрезвычайно занятно. У вас цепкий ум, вы начитанны, да и с логикой все в порядке. О внешности я уже и не говорю. Вы могли бы работать на телевидении.

– Полегче! Полегче! – немедленно встрепенулся молчавший до этого Калачников. – Совращение малолетних преследуется в уголовном порядке!

– А ты что, ее дедушка? – не спустил ему Дурманов. – Никогда бы не подумал, что ты заботишься о нравственности подрастающего поколения.

Слово «дедушка», безусловно, было из арсенала запрещенных приемов – недвусмысленный намек на заметную разницу в возрасте у Петра и Марины.

– Я привел ее в этот бордель, а значит, несу за нее полную ответственность, – с улыбкой парировал Калачников.

В этом вроде бы легком пикировании, праздном трепе вдруг почувствовался злой нерв. И если бы у Калачникова спросили, зачем он полез в бутылку, Петр вряд ли смог бы дать вразумительный ответ. Он не имел на свою спутницу никаких прав, и ограждать ее от других мужчин было просто глупо. Но еще глупее было в его положении ссориться с генеральным продюсером канала, от которого зависело практически все. Тем не менее Петр ясно дал понять Дурманову, что здесь он не уступит.

Возникшее напряжение разрядила Волкогонова, причем сделала она это самым простым и естественным образом.

– Ну что ж, мне действительно пора, – сказала она и обратилась к Калачникову: – А вы идете?

– Конечно, – подтвердил он.

– Надеюсь, мы еще увидимся. Заходите при случае, – слегка кланяясь, любезно осклабился Дурманов.

И пока Петр и Марина шли к выходу из студии, продюсер смотрел им вслед с недоброй улыбкой на лице.

Глава 10

Чтобы добраться от телецентра до дома Волкогоновой, надо было пересечь практически всю Москву, строго с севера на юг. Для любого автомобилиста это было непростым испытанием, так как даже поздним вечером дороги в городе были перегружены – композитор Дереза знал, о чем говорил. Петр и Марина ехали почти полтора часа, и большую часть этого времени они провели в напряженном молчании.