Чудаки с Улики. Зимние птицы - Анатолий Максимов

Людмила — нырк рукой в кармашек юбки, достала немного мелочи — и больше ничего. И опять, как деньги, стала искать корешок с адресом. Удальцы тоже закопошились в своих карманах. Одна Люсямна сидела на стуле смирно, до боли стиснув зубами нижнюю губу. Она мысленно бранила себя за то, что ни разу не напомнила матери о корешке.

— Мама Мила, пойдем отсюда, — дрожащим голосом сказала девочка.

— Жаль, что потеряли адрес, — искренне посочувствовал начальник. — Я бы вам что-нибудь посоветовал, а теперь не знаю, чем и помочь.

— Так ведь вертолеты летают на БАМ, — не отчаивалась Людмила. — Вы нас только увезите туда, а там мы уж сами найдем Милешкина.

Начальник не согласился отправлять их в неизвестность.

Унылые Милешкины вышли на улицу, пересекли гуськом сквер, сели на скамейку под тополем; ребятишки с надеждою уставились на мать.

— И что теперь нам делать? — проговорила Люсямна. — Адрес потеряли, деньги расфукали. Нас даже «Заря» не возьмет домой.

Люсямна сняла с ушей серьги, держала их на ладошке — искристые и прохладные, — скрепя сердце, сказала:

— Сережки продадим…

— Ишо я могу козу пасти, — не остался в стороне Петруша.

— Какая тетеря шьет юбки с одним карманом! — стала возмущаться Людмила. — В одном и деньги, и адрес, и все… Ну разве не посеешь.

Помолчала. Ее густая, тонкая бровь над левым глазом лихо изогнулась — верный признак, что Людмила о чем-то крепко задумалась.

Удальцы ждали, когда у матери выправится бровь. Как выправится, так, значит, нашла она выход из тупика.

Не забыть ребятам, как мать спасла их от гибели на лугу.

Шли тогда с рыбалки. Было ветрено и знойно. Высокий пырей, разомлев, низко свесил метелки. От его корней исходил влажный, удушливый жар. В ясном небе, наверно, тоже было горячо: коршун уселся на сухую осину и распустил крылья. Сплошная черная туча, с синими подтеками, быстро надвигалась от севера к солнцу. Кривыми зигзагами вспыхивали молнии, как будто железными раскаленными прутьями кто-то нахлестывал тучу. Вслед за порывом ветра со стороны тучи глухо зашумела трава и помчалась впереди Милешкиных волнами.

Людмила передала мешок с рыбой Васильку, а сама подхватила на руки Мишутку. Он задохнулся от напористого ветра и увидел, как буйно разгулялась трава, какие яркие молнии сверкали и как косматыми лапами туча тянулась к солнцу. Людмила шла быстро и оглядывалась на тучу. Но когда поняла, что не убежать ей с удальцами от грозы, сбавила шаг. Теперь у нее была одна забота: где бы спрятать детей. Вокруг ни куста, ни дерева. Гроза настигла рыбаков на чистом лугу с озерками.

Неведомый погонщик продолжал жестоко нахлестывать бичом тучу, оставляя на ее грузном теле огненные рубцы. Солнце пропало, улетел коршун. Ветер крепчал. За матовой полосой ливня тускло виднелись дальние релки, потом и релки скрылись, точно в снежном вихре. Людмила растерянно остановилась. Дети ухватились за подол матери, не отрывая испуганных глаз от белой, широко надвигающейся на них стены ливня. Людмила прижимала к себе удальцов; левая бровь ее круто изогнулась: она усиленно думала, как спасти детей. По ее плечам картечинами ударили первые капли; бровь выпрямилась, лицо посветлело. Мать схватила на руки маленьких и побежала в залив.

«Все ко мне!» — закричала Васильку и Люсямне.

Вода в заливе показалась им неожиданно теплой. Людмила сняла с себя платье и растянула пологом над собой и детьми. Вокруг бесновался град и грохотал гром, ключом закипел залив, а Милешкины торжествовали в надежном укрытии, несказанно гордые за мать — находчивую и отважную.

Через полчаса туча скатилась по другую сторону неба, вокруг посветлело, и выглянуло солнце. Милешкины вышли из воды, отжали одежду и отправились домой. Уж если мать смекнула, где спрятаться от града, то в городе и подавно удальцы не пропадут. Ей надо только хорошо подумать.

Людмила улыбнулась:

— Нам ли вешать носы, удальцы-молодцы! Едем в город, займем у людей рублей сто, потом и контору Милешкина разыщем.

Ребята не возражали. Они не могли подумать, что им откажут. Ведь Милешкины давали в долг всем, кому не лень было просить. Почтальон с переводом от отца в дверь — и заемщики тут как тут. И не каждый отдавал вовремя. Случалось, выходили деньги у Людмилы, она рассылала удальцов за долгом.

Они стояли в центре города.

— В какой же дом нам зайти? — колебалась Людмила. — Домов много, а дверей и того больше, даже глаза разбегаются.

Людмила пересекла тротуар, оглядываясь назад, не растерялись ли среди толпы ребятишки, вошла в дом и постучала в клеенчатую дверь.

— Хто? — спросил из-за двери женский голос.

— Дед Пихто и Мартын с балалайкой! — по-свойски шутливо ответила Людмила.

Милешкиных пустили в коридор. Перед ними — невысокая женщина, средних лет, в фартуке. Из комнаты выглянул лысый мужчина и скрылся.

Людмила доверчиво рассказала женщине, что едет с детьми к мужу на БАМ, что деньги растеклись ручейками неизвестно куда. Женщина, пока слушала Людмилу, ни разу не моргнула светлыми глазами; на лице ее не было и тени сочувствия.

— Сто рублей занять!.. — удивилась она, а про себя подумала: «Как можно просить у незнакомых!.. Вот ненормальная…»

Хозяйка сходила на кухню и вынесла домашних пирожков.

— Таких денег у нас не водится, зато могу угостить вас пирожками с капустой, — и начала было раздавать.

Мишутка первым потянулся за пирожком.

— Это что, милостыня?.. — нахмурилась Людмила. — Мы не нищие, не побираемся, душа моя, мы просим у тебя взаймы. — Она выхватила из руки Мишутки пирожок и положила на тарелку.

Милешкины, сконфуженные первой неудачей, вышли из дома и сели под яблоней-дичком.

— Подаяние поднесла! — возмущалась Людмила. Закусив шпильки, она резкими движениями рук поправляла свои расчудесные волосы. — А деньги, по глазам видела, есть. Ладно. Мир не без добрых людей. У других займем.

Мишутка не понимал значение слова «нищий». Слушая мать, думал: нищий — оскорбительная дразнилка. Но отчего бы не взять у тетки такие мягкие и душистые пирожки? Мишутка голодно принюхивался к замасленным пальцам.

Закатывалось солнце, багрово пылая в окнах.

— Есть хочу, — проговорил Мишутка и взглянул на Люсямну.

— Хоть бы ты не вякал, — ответила она. — И без тебя тошно. — Подняла братца на колени, вытерла ему платочком нос, ладошкой пригладила вихры и крепко прижала к себе.

Удальцам никуда не хотелось идти; они долго сидели в скверике, не оставляя надежды на чудо.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — встала Людмила.

— Я больше никуда не пойду, — ответила Люсямна.

Вид у нее был скучный и усталый. Людмила начала внушать девочке, что если гурьбой ходить, то легче отказы выслушивать, и обиды делятся на всех поровну, а не достаются одной. Люсямна согласилась в последний раз отправиться с матерью.

Теперь у Милешкиных малость поубавилось самоуверенности. Они пропустили несколько дверей, обитых черной и коричневой клеенкой. Постоят возле двери, пошепчутся, по каким-то приметам решив, что за дверью живут скупые, и поднимаются выше.

Мишутка надавил пальчиком на розовую низкую кнопочку и прогудел: «Пи-и-и…»

— Что ты озоруешь! — отдернула его руку от кнопки Люсямна и остановилась: понравился ей музыкальный звук — как бы тронули куклу-неваляшку.

Милешкины выразительно переглянулись, и Люсямна сама нажала на кнопку — и опять за дверью послышалась приятная мелодия.

Дверь отворила худенькая черноглазая женщина, с бледным лицом, запахнутая в длинный расписной халат. Она внимательно посмотрела на ребят, как бы припоминая, кто такие явились, потом взяла за руку оторопевшего Мишутку и потянула в квартиру, сказав остальным:

— Заходите, пожалуйста…

— Звонок у вас играет забавно, — проговорила Людмила, — просто как на пианино, вот и нажимали на кнопку… — Ступив в тесный коридор, она искала глазами на стене звонок.

Женщина крикнула в комнату молодым, сильным голосом:

— Саша, посмотри, кто к нам пришел!..

— Вы нас за долгожданных гостей принимаете? — смущенно спросила Людмила. — Так мы не те, кого вы ждете… — И сбивчиво начала объяснять расторопной хозяйке, что они, Милешкины, из деревни Павловка…

Люсямна пристально следила за маленькой проворной женщиной, ждала: вот-вот появится на ее бледном лице разочарование и она скажет: «А я-то приняла вас за своих…» Но женщина, как бы не слушая Людмилу, отняла у Люсямны сумку, чмокнула ее в смуглую щечку.

— Вы те самые, кого мы заждались. Милости просим, проходите… Саша, да где же ты? Встречай!

Из комнаты явился плотный, загорелый мужчина и со всеми поздоровался за руку.

Хозяйка глядела и не могла наглядеться на ребят; то Мишутку поднимет на руки, то Петрушу приласкает.