Адольф Гитлер (Том 2) - Фест

Под шквал приветствий зрителей теперь входят торжественным строем коричневорубашечники. Впереди две шеренги барабанщиков, за ними – знамя. Люди приветствуют их на фашистский манер вытянутой рукой. Публика им аплодирует. На сцене тем же манером поднял руку в приветствии Гитлер. Грохочет музыка. Череда знамён, сверкающие штандарты со свастикой в венке и с орлами по образцу древнеримских боевых флагов. Продефилировало, наверное, около двухсот человек. Они заполняют манеж и выстраиваются там, а знаменосцы и те, кто несёт штандарты, занимают место на сцене…

Гитлер быстрыми шагами выходит на авансцену. Он говорит свободно, сначала с медленным напором, потом слова начинают обгонять друг друга, в местах, произносимых с преувеличенным пафосом, у него перехватывает голос, и слова различать уже невозможно. Он жестикулирует руками и кистями рук, мечется в возбуждении туда и сюда и всё время старается захватить внимательно слушающую его многотысячную публику. Когда его прерывают аплодисменты, он театрально вытягивает вперёд руки. Слово «нет», которое все чаще слышится к концу его речи, звучит как-то по-актерски, да и сознательно выделяется им. В смысле ораторских достижений его речь… по мнению автора донесения, не представляла собой ничего выдающегося».[123 - Geheimes Staatsarchiv Muenchen, цит. по: Deuerlein E. Aufstieg, S. 269 ff. И в этой речи Гитлер в качестве сравнения ссылался на раннее христианство.]

Отвоёванная свобода выступлений не решала тех трудностей, с которыми сталкивалась НСДАП. Самому же Гитлеру, как теперь оказалось, запрет был скорее на пользу, ибо в пору весёлого равнодушия, когда даже он не смог бы привлечь полные залы, это предохраняло его имя от процесса девальвации. Поэтому он вскоре сам решает не очень высовываться: если в 1927 году он публично выступил пятьдесят шесть раз, то два года спустя сократил количество своих выступлений до двадцати девяти. Кое-что говорит за то, что только к этому времени он осознал, какие преимущества давало ему состояние полубожественной отрешённости. В момент возвращения к массам он столкнулся с конкуренцией превосходящей силы неблагоприятных обстоятельств: и тут же начались неудачи, а вместе с ними послышалась и критика. Она была направлена как против его стиля руководства, так и против выдерживавшегося со всей строгостью курса на политику легальности. Даже Геббельс, преданный Гитлеру душой и телом и бывший одним из пророков-провозвестников культа фюрера, в своём памфлете 1927 года «Наци-соци» критикует безоговорочный курс на легальность и на вопрос, как вести себя партии, если её усилия по завоеванию на свою сторону большинства провалятся, строптиво заявляет: «Что тогда? Тогда мы стиснем зубы и приготовимся. Тогда мы выступим против этого государства, тогда мы решимся на последнее великое выступление ради Германии, и из революционеров слова будут тогда революционеры дела. Тогда мы устроим революцию!»

Критике подвергалось и личное поведение Гитлера, его пренебрежительное отношение к заслуженным товарищам, «столь прославляемая стена вокруг господина Гитлера», за существование которой порицал его один старый партиец, его невнимание к партийным делам, а также его комплекс ревности в отношении собственной племянницы. Когда в начале лета 1928 года он нечаянно застал Эмиля Мориса в комнате Гели Раубаль, то, по свидетельству последнего, набросился на него со своей плёткой, так что тому пришлось, чтобы спастись, выпрыгнуть из окна. И председатель комиссии по расследованию и улаживанию конфликтов Вальтер Бух вынужден в конечном итоге, «будучи без лести предан», все же довести до сведения своё впечатление, «что Вы, господин Гитлер, постепенно доходите до презрения к человеку, что наполняет меня горькой озабоченностью».[124 - Цит. по: Tyrell A. Op. cit. S. 211 ff, Ibid. S. 196, а также: Hoffmann H. Op. cit. S. 151 f.]

Ввиду мятежных настроений в партии Гитлер отменяет запланированный на 1928 год съезд и созывает вместо него в Мюнхене совещание партийных руководителей. Он запрещает местным организациям проводить любого рода подготовительные собрания и, открывая 31 августа эту встречу, превозносит в своём возбуждённом выступлении послушание и дисциплину. Только безоговорочно преданные делу элитарные образования, говорит он, будучи «историческим меньшинством», в состоянии делать историю, НСДАП должна насчитывать максимум шестьсот-восемьсот тысяч членов: «Это то количество, которое на что-то годится!» Всех же других следует считать просто сторонниками, собирать и использовать их в целях партии. «Маленькая группа фанатиков увлекает за собой массу, смотри пример России и Италии… Борьба за большинство удаётся только тогда, когда есть боеспособное меньшинство», – заявляет он[125 - Так Гитлер говорил ещё в начале 1927 года на совещании объединения руководителей «фелькише» в Тюрингии, Jacobsen H.-A., Jochmann W. Op. cit. «Начало 1927 г.», S. 2.]. С сарказмом отбрасывается им предложение насчёт создания ему в помощь некоего «сената» – он и без советчиков обойдётся. И Гитлер добивается вскоре исключения из партии автора этого предложения – тюрингского гауляйтера Динтера. В имевшей место до того переписке он уверяет, что как политик «отвечает за безошибочность», и заявляет, что «слепо верит в то, что будет принадлежать к тем, кто делает историю». Когда вскоре вслед за первым было созвано новое совещание, организованное по ставшей отныне уже обычной приказной форме, он сидит на нём во время дебатов молча, демонстративно изображая скуку на своём лице и распространяя тем самым постепенно столь давящее чувство ничтожности и ненужности этого мероприятия, в результате чего совещание заканчивается в атмосфере всеобщей подавленности. Один из его участников выскажет потом предположение, что Гитлер согласился на проведение этого мероприятия только ради того, чтобы таким вот образом полностью сорвать его.[126 - Krebs A. Op. cit. S. 131 f. Письмо А Динтеру от 25 июля 1928 г., опубликовано в журнале Динтера «Христианство духа»: Das Geistchristentum, l. Jahrgg., Heft 9/10, S. 353 f. По поводу «исторического меньшинства» см.: Heiden К. Geschichte, S. 269., а также Hitler A. Mein Kampf, S. 651 ff., где Гитлер определяет различные формы соучастия: «Если движение намеревается разрушить мир и построить на его месте новый, то в рядах его собственного руководства должна быть абсолютная ясность в отношении следующих принципов: любое движение должно сперва рассортировать завоёванный им человеческий материал на две большие группы – на сторонников и членов. Задача пропаганды заключается в вербовке сторонников, задача организации – в привлечении членов. Сторонником движения является тот, кто разделяет его цели, членом – кто борется за них. На десять сторонников всегда будут приходиться максимум один-два члена. Стать сторонником значит осознать, быть членом – иметь мужество самому защищать и распространять осознанное… Победа идеи при дет тем скорее, чем больше людей обработаны пропагандой в совокупности и чем исключительнее, дисциплинированней и крепче организация, ведущая борьбу на практике. Из этого следует, что число сторонников никогда не может считаться слишком большим, число же членов легче пре вращается в слишком большое, чем слишком маленькое. Если пропаганда захватила весь народ, то организация может использовать это, ограничиваясь горсткой людей».]

Вождь неприметной, но строго организованной партии, Гитлер поджидает свой шанс. Он не видит причин для уныния, ибо уже добился своей независимости как внутри партии, так и вне её. Начиная с этого времени, она порой и официально выступает уже как «движение Гитлера». Не имея ни сколь-нибудь значительной поддержки, ни влиятельных покровителей, либо мощных институтов, это движение тем не менее доказывает, что обладает внутренней силой, которая обеспечит ему если и не победу, то уж наверняка выживание.

Когда 20 мая 1928 года состоялись новые выборы в рейхстаг, НСДАП, получив 2, 6 процента голосов, оказалась на девятом месте, среди избранных от неё двенадцати депутатов – Грегор Штрассер, Готфрид Федер, Геббельс, Фрик и Герман Геринг, вернувшийся к тому времени с богатой женой и широкими связями из Швеции. Сам Гитлер, будучи «лицом без гражданства», свою кандидатуру не выставлял. Однако с присущим ему умением подавать свои беды и неудачи как успехи он использовал эту помеху, чтобы и тут ещё раз увеличить дистанцию и – не делая никаких уступок презираемой им системе парламентаризма – усилить свою роль единоличного, стоящего высоко над всеми заботами, делами и соблазнами текущего дня фюрера. Принятое после долгих колебаний решение об участии в выборах было не в последнюю очередь продиктовано соображением помочь партии путём использования привилегий, которые давались депутатскими мандатами, о чём и свидетельствовал Геббельс в статье, опубликованной через неделю после выборов и проливавшей свет на все заверения партии насчёт легальности: «Я – не член рейхстага. Я – ОИ. И ОБДБП. Обладатель иммунитета, обладатель билета для бесплатного проезда. Какое нам дело до рейхстага? Мы избраны как оппозиция рейхстагу, и мы будем осуществлять свой мандат в том смысле, как это нам поручено… ОИ разрешается называть кучу дерьма кучей дерьма, и ему не нужно завуалированно оправдываться перед государством». Это признание заканчивалось такими словами: «Теперь вы удивляетесь, а? Но не думайте, что нам уже конец… Вы ещё с нами попрыгаете. Пусть только начнётся представление».[127 - Goebbels. J. Der Angriff. Aufsaetze aus der Kampfzeit. Muenchen, 1935, S. 80 ff.]