Небесная подруга - Джоанн Харрис

Я покосился на темноволосого — тот опять улыбался. Рэйф не ответил, только издал тихий стон да недовольно отвернулся, как больной ребенок.

— Где ты живешь? — Я тронул его за плечо и сквозь тонкую рубашку ощутил ледяной холод. Меня пронзила другая мысль, и я настойчиво спросил темноволосого: — О чем вы говорили? Что он пил? Что это было?

Мне показалось, что мальчик едва дышит, лицо у него слишком бледное, а кожа слишком холодная.

— Ради бога, скажите, что это было? — вскричал я. — Вы не видите — он умирает!

Но темноволосый не успел ответить, потому что приоткрытая дверь распахнулась и вошла Розмари, стройная как тростинка, с разметавшимися по плечам чудесными волосами. Длинное платье из черного муслина вилось вокруг ее тонких лодыжек, словно дым. Она не обратила на меня никакого внимания и повернулась к своему «другу»:

— Джава, как он сюда попал? Я велела никого не пускать, особенно Дэниела. Почему ты позволил ему войти?

Он что-то неразборчиво пробормотал в ответ. Розмари нетерпеливо встряхнула влажными кудрями.

— Ты способен думать о чем-то другом?

Затем она обратилась ко мне и произнесла:

— Бедный Дэниел.

Поверьте мне, в ее улыбке было все, о чем только может мечтать мужчина: ангельская любовь, нежность и ласка.

— Бедный глупый Дэниел.

Я не успел вымолвить ни слова, как она открыла дверь за моей спиной и втолкнула меня в ванную. Я едва удержался на ногах и жалобно вскрикнул, когда Розмари захлопнула дверь прямо перед моим носом. Дернул за ручку и обнаружил, что меня заперли снаружи. Опять поскользнулся, уронил очки (они ударились о кафельный пол), стал искать выключатель… Я метался в панике. Прошло несколько минут, прежде чем я сумел включить свет и осознать, что находится рядом со мной.

В ванне лежало тело. Точнее, то, что от него осталось. Белую эмаль покрывали пятна крови, отпечатки рук и длинные размазанные полосы там, где труп тянули и переворачивали. Останки были расчленены, руки и ноги отделены от туловища, как у забитой свиньи. Омерзительно бледная истерзанная плоть, неизвестно чья — потому что головы не было, на обрубке шеи запекшаяся кровь чернела вокруг белой кости. Кувшин рядом с раковиной до краев наполняла густая темная жидкость. Тут я понял, откуда взялась кровь на губах юноши по имени Рэйф, понял, какого ужасного вина он напился. Дикий ужас охватил меня. Я попытался закричать, попытался что-то понять, упал, заметался, отвернулся от света. Скрылся от всего — в ничто.

Часть третья

Смерть и дева

Один

Может, это был сон? В мрачные дни, когда я не отличу человека от чудовища, порой приходит сомнение — не приснилось ли мне все. Я ищу ответы в бутылке, но вместо утешения вижу лишь зверя, который скалится со дна стакана. В глазах его смерть. Мне не на что жаловаться, ко мне здесь добры — насколько могут быть добры люди, не замечающие живущего среди них демона.

Добрые сиделки в чистых белых халатах приходят и уходят. Некоторые уделяют немного времени бедному старому пьянице из девятой палаты, а в прошлый вторник одна из них — совсем девочка, наверняка собравшаяся на свидание, — подарила мне гардению, украшавшую ее прическу. Она поставила цветок в стакан с водой у моей кровати. Вы и представить себе не можете, как драгоценна была для меня эта гардения, какой нежный и свежий аромат она источала — словно глоток душевного здоровья в темном коконе безумия. Весь вечер я был преисполнен надежд и уверен в том, что я не один, что в свете нового утра я увижу Господа, если сумею дождаться зари. Но когда пришла ночь, из углов палаты выползли тени. Они собрались вокруг моей постели, как голодные демоны, и я не выдержал, потянулся за бутылкой, чтобы найти забвение в горькой влаге, а потом уснул и вновь увидел сны.

Я очнулся от тупого животного оцепенения. Смрад заполнял мои ноздри, словно меня похоронили заживо.

Несколько мгновений не удавалось ничего вспомнить, затем память вернулась, я вскрикнул и дернулся, стоя на коленях во тьме. Я был слеп; мои ладони осязали камни и землю, смертный пот выступил на лбу. Я чувствовал запах грязи, крови, дешевого виски и понятия не имел, где нахожусь.

Когда мир восстал из хаоса, я пополз вперед. Это не улица, нет сомнений. Зрение прояснилось, и я различил узор теней на неровной поверхности. То, что я принял за фонарь, оказалось сиянием, проникавшим сквозь щель в темноте. Похоже, я был внутри какого-то строения. Лачуга, подумал я, или заброшенная ферма. Может быть, хлев. Должно быть, я забрел сюда в пьяном беспамятстве, чтобы укрыться от холода, и уснул, никем не замеченный. Вероятно, я очень напился — только этим можно объяснить ужасающую яркость кошмарных образов, всплывших из глубин подсознания и терзавших мой мозг. Я дотянулся до стены слева, чтобы опереться на нее и подняться на ноги, но камень был омерзительно влажным, и я отдернул руку, словно дотронулся до разлагающейся плоти. Здесь было светлее — я разглядел дверной проем, груду камней с одной стороны, отсыревшую стену у входа. За дверью виднелось что-то вроде ворот — металлические прутья с острыми наконечниками, чугунные завитушки… Желудок скрутило, и остатки мерзкого виски изверглись наружу вместе с горькой желчью. Я понял, что это за место и почему мне снились столь жуткие сны.

Это была гробница.

В тот же миг я рассмотрел множество незамеченных прежде подробностей: свет, падающий из окна церкви снаружи, ряды табличек на сырой стене, в которую, как ящики комода, были задвинуты гробы, остатки венка, свисающие с металлических прутьев. Я застонал. Меня пугало не то, что я оказался здесь, а состояние моего рассудка. Зачем я пришел на кладбище? Откуда эти фантазии о Розмари и ее друзьях? Неужели меня так потряс случай с утопленницей, что я испытываю потребность снова пережить нечто подобное? Почти протрезвев, я побрел к выходу из склепа, хотя меня еще пошатывало. Споткнулся о камень, упал на одно колено, попытался встать, поскользнулся…

Руки коснулись чего-то мягкого, мокрого и холодного, как глина. Я глянул вниз. Нет, это не глина — с таким радужным отблеском, такой ужасной, упругой мягкостью… И пока я смотрел вниз, не в силах закричать, отвести взгляд и даже шевельнуться, замурованный в адском безвременье бесконечного мгновения, я понял: если это происходит на самом деле, то и остальное мне не приснилось. Значит, все произошло на самом деле — не рождено моим подсознанием, а создано чем-то иным, смертоносным и ужасающим. Может быть, я знал это и раньше, но пытался укрыться от истины.

Сейчас истина находилась в двенадцати дюймах от моего лица, и я уже не мог ее отрицать. Там лежал труп, который я видел в ванной у Розмари: расчлененный, окровавленный, безголовый. Я стоял над этим трупом на коленях, касаясь его обеими руками. Более того — мои руки были по локоть погружены в растерзанную грудную клетку, словно руки прачки, склонившейся над корытом.

Два

Что-то большее, чем простое любопытство, заставило Элис снова подняться в комнату Джинни. Было почти три часа ночи; девушка еще не вернулась, а Элис, несмотря на усталость, совсем не хотела спать и не понимала, что с ней происходит. Она распахнула дверь, включила свет, заглянула внутрь: постель по-прежнему не тронута, все аккуратно и безлико, будто здесь никто не живет. Элис внезапно разозлилась, прошла прямиком к гардеробу, открыла его и стала вынимать вещи Джинни, разглядывать их и бросать на кровать. «Черт бы тебя побрал!» — мысленно выругалась она. Подруга Джо что-то скрывала, и Элис должна была с этим разобраться, пока гнев, загнанный внутрь и задавленный страхом, не удушил ее. Она перебрала всю одежду из шкафа, несколько мгновений разглядывала пару шприцов и ампулы, потом отшвырнула и их. Все не то. Элис чуть не плакала от разочарования. У нее была необъяснимая, иррациональная уверенность в том, что где-то здесь находится ключ к тайне. Она занялась уборкой: сворачивала свитера и вешала на плечики платья, и тут ее внимание привлек чемодан, задвинутый под кровать. Элис вытащила его и распахнула с торжествующим возгласом. Внутри, небрежно завернутый в старые газеты, лежал ящик.

Размером почти с церковную Библию, он был сделан из твердого дерева с металлическими скрепами, а сверху приделана ручка, за которую его можно поднимать. Крышка была изрядно обшарпана, однако на ней легко читалась надпись: «СПАСИ И СОХРАНИ».

Элис несколько секунд вспоминала, где она видела эту надпись. Когда вспомнила, ее ужас усилился вдвое. Ловушка захлопнулась.

Замок был крепкий, но дерево в конце концов подалось, и металлические накладки отломились, словно картонные, когда Элис приложила усилие. Она помедлила несколько мгновений.

Совершенно очевидно: этот ящик — открытая дверь в неизвестное, выход в мир тайн. Но Элис была совершенно уверена, что на сегодня с нее хватит и тайн, и дверей. Хотелось забыть все, что случилось в последние дни, спокойно лечь в постель и уснуть, а секреты пусть остаются там, где они спрятаны.