Мия - Тамара Витальевна Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тулукт вдруг остановился, глянул ей в глаза и нырнул в какую-то нору у дерева. Он мяукал оттуда жалобно, как побитый котенок, но не хотел вылезать. Мия потопталась рядом, чувствуя, как время уходит, он все ближе, еще немного, и ее, Мии Гаррэт, дочери смотрителя маяка, сбежавшей из дома с агибами и уцелевшей в лапах дракона, любительницы бабушкиных сказок и помощницы контрабандистов, просто не станет, она растворится в струях дождя. Тулукт плакал в норе. «Он спрятался, – поняла Мия. – Мне тоже нужно укрытие!» Но нора была слишком мала для нее, а ничего другого поблизости не находилось. «Ливень и ветер, это просто ливень и ветер, а он спрятался, он вцепился в землю, ливень и ветер, очень сильный ветер», – и Мия поняла, что нужно успеть сделать то единственное, что она еще может сделать сейчас. Лихорадочными пальцами она развязала и сняла с пояса веревку, сложила ее вдвое и, как смогла, примотала себя к дереву. Узел завязала хороший, отец называл его «чары Эрли». Эрли – так зовут ее маму. Этот узел не развяжется, хоть как его тереби. Мия вздохнула и закрыла глаза. И ливневый ветер упал на нее.
Дома, в Хотталаре, Мия любила дожди. Любила смотреть, как приходят от горизонта пышные белые облака, предвестники ненастья, как они набирают силу и цвет, как гремит гром, будто ворочаются тяжелые волны небесного моря; любила ждать, когда первые капли застучат по крыше дома, по грядкам, по песку на пляже, по воде. Как резкий порыв ветра вдруг принесет острый запах водорослей и мокрой земли. Она любила шторма (только если братья вернулись домой), когда море встает на дыбы, будто хочет заглотить небо и всю дождевую воду. Любила короткие солнечные ливни и затяжные зимние дожди. Но то, что обрушилось на Круговую дорогу сейчас, было мало похоже на дождь. Это вообще не было похоже ни на что, что Мия знала и видела раньше, и никакое слово ему не подходило.
Сначала Мия услышала высокий резкий звук, будто пищит возле уха огромный комар, потом завибрировало дерево, к которому она себя привязала, и земля у нее под ногами. Она обхватила ствол руками, зажмурилась. Казалось, что еще секунда, и мир рухнет под напором страшной силы. Мия передернула плечами: какой-то жучок или паук, а может, гусеница свалилась ей за шиворот, ища спасения. В тот же миг огромная волна упала с неба на землю, захлестнула ее. Мия оглохла и ослепла, потеряла возможность шевелиться. Вода лупила ее, будто огромными палками, отдирала от дерева и, если бы не веревка и «чары Эрли», давно бы унесла с собой, в своем мутном потоке.
«Как там тулукт? Никто не выживет, если не спрячется», – подумала Мия, и это была ее последняя мысль.
Ливень будто вытягивал из нее жизнь – по капле. По капле, еще и еще. Она теряла зрение, она перестала слышать, она не ощущала ни холода, ни голода и мокрой тряпкой висела на веревке. Она старалась думать о тулукте.
Кошка-гора
Мия не заметила, как ушел ливневый ветер, как расчистилось небо и лес наполнился щебетом и шорохами спасшихся существ. Для нее ничего не изменилось. Она по-прежнему не чувствовала себя, у нее не открывались глаза, уши были будто воском залиты. Тулукт долго звал ее, потом нашел, обнюхал, потеребил лапой веревку, фыркнул. Он был тощий и грязный, но он не отходил от нее, все терся о ее безвольно висящие ноги. Мия никогда не узнает, как ему удалось вытащить ее из веревочного кольца. Может, она просто отощала и выскользнула сама, упала на мягкий мох и буковые листья.
Она лежала у подножия спасшего ее дерева, по ней ползали муравьи, пробегали лесные мыши и кролики, однажды проползла змея. Мия чувствовала их, но не могла пошевелиться, чтобы отогнать. Хорошо, что тулукт был начеку. От его когтей, когда он ловил мышей, на теле Мии оставались глубокие царапины, но она была ему благодарна за заботу. Ее забытье не было похоже на сон, наоборот: она почти не спала и очень устала. Она не видела, как день сменяется ночью и как снова приходит рассвет, но умом понимала, что лежит она тут очень-очень давно. Может, она уже поросла травой и мхом. Может, вот так и бывает с теми, кто оказался на Круговой дороге во время ливневой недели.
К ней приходили ее родные. Садились рядом. Мама гладила ее по голове, шептала: «Бедная моя девочка, любимая моя!» Мия беззвучно плакала в ответ. Отец молчал, просто сидел рядом и перебирал ее пальцы. А может, и нет. Мия ничего не чувствовала, но ей хотелось, чтобы папа взял ее за руку. Братья и сестры болтали без умолку, Санди даже читал ей вслух какую-то книгу про китов, а девочки умудрились поссориться и сейчас – за право сидеть поближе к Мии.
И только бабушка ни разу не пришла.
Зато раз сто наведалась та старуха из Контакоры. Приходила и каркала, каркала:
– А я говорила! Говорила! Никто не слушает пряху, всем все равно! Вот узнаешь теперь, узнаешь, где кончаются дороги!
«Ну уж нет! – сердилась Мия. – Моя дорога еще не кончилась! Я не могу остаться здесь. А то так никто и не узнает, что такое ливневая неделя. И еще надо понять, почему не приходит бабушка…»
В один из дней Мия поняла: «Это место убивает меня. Очень медленно и незаметно. Оно высосет меня по капле. Я должна вернуться домой, к морю». И в тот же миг что-то терпкое, вязкое, остро-сладкое, удивительное и невыносимое, как боль, обожгло ей губы. Она почувствовала это что-то у себя во рту, будто первую еду в своей жизни, потом в горле, она ощущала, как жидкое
