Киллеров просят не беспокоиться - Сергей Лукницкий

-- Это московский рейс?

-- Что вы, московские рейсы в той стороне обычно паркуются, а мы из Ташкента, -- улыбнулась та и прошмыгнула в салон самолета.

-- Когда же начнется город? -- второй раз в нетерпении спросила Наталья Николаевна.

На сей раз водитель обернулся и, простодушно улыбнувшись золотыми зубами, кивнул:

-- Уже десять минут по городу едем.

-- Но это же поле, -- удивилась Наташа, -- а где центр?

-- Наверное, за комбинатом, не знаю, -- пожал плечами водитель.

-- Вы хотите сказать, что как такового центра в городе не имеется? -помог Нестеров.

-- Вот именно, если не считать Дома правительства.

Они подъехали к панельному пятиэтажному зданию с огромным козырьком над парадной с отбитыми ступеньками. Нестеров щедро расплатился с частником и повесил обе сумки на плечо.

Они вошли в скромный, окрашенный в бордовый цвет холл и направились к стойке администратора. Нестеров назвал свою фамилию и

получил в ответ подобострастную улыбку пятидесятилетней администраторши и ключ с тяжеленным набалдашником в качестве брелка: чтобы не уносили с собой из гостиницы -- тяжело ведь.

-- Вот это отель, сюда бы владельцев отелей с Кипра на обучение, -засмеялась Наташа. -- Извините, я только что с отдыха, такой контраст!

-- Понимаю, -- засмеялся и Нестеров, -- держитесь, как бы не было психического расстройства. Он повернулся к администраторше: -- Это у вас в городе, наверное, лучшая гостиница?

-- Несомненно, "Запах газа" -- лучшая гостиница, во всяком случае, лучше "Нефтяной струи", -- с гордостью ответила та и поспешила добавить: -Но только у вас номер одноместный согласно броне. Других номеров нет.

-- Понимаю, -- кивнул Нестеров с еле скрываемой улыбкой. -- Наташенька, вы посидите на скамеечке, отдохните.

Наташа послушно села возле немытых окон на скамейку, какие раньше стояли на московских бульварах, -- огромную, сколоченную из длинных реек, изогнутую, как арфа.

Нестеров, проводив Наташу взглядом, поставил наконец сумки на пол и облокотился на стойку.

-- Простите, а кто мой номер бронировал? Написано у вас там?

Женщина отыскала запись и внимательно прочла. Реакция ее была неадекватной.

-- Покажите ваши документы, -- требовательно призвала она Нестерова.

Он достал свое удостоверение, протянул вниз.

-- Уважаемая, любезная... простите, как ваше имя?

-- Вольва Пижоевна, -- администраторша растерялась и от должности, и от звания в удостоверении, и от обращения.

-- ...ваше императорское величество, -- понизив тон, произнес Нестеров, -- с этой минуты вы врач, а моя должность -- это заболевание, которое вы должны хранить в секрете. И капризы больного исполнять во имя оздоровления общества: вот этой женщине нужен отдельный номер -- только и всего.

Еще через десять минут Нестеров, поменявшись с Наташей местами и дождавшись, сидя на скамейке, пока та оформит проживание, провожал ее в номер. Комната оказалась как раз напротив. На вечер, который, кажется, уже начинался, было назначено еще одно испытание ненавязчивым уренгойским сервисом -- ужин в ресторане. Нестеров решил посвятить этот день следственным экспериментам.

11

Леня Веселый потерялся в этой жизни в пятнадцать лет, когда умерла мама. Остались они вдвоем с братом в двухкомнатной квартире на Нарвской. Окна выходили в колодец обычного петербургского двора, но поскольку жили они под самой крышей, пейзаж за окном был не самым удручающим, все-таки рукой можно было коснуться неба.

Они с братом выросли в этой квартире, отсюда уводили или уносили представителей четырех поколений Веселых: кого на кладбище, кого в Кресты. И все, о ком рассказывала им мать, работали в издательстве "Советская энциклопедия".

Родственники братьев, да и сама мама работали корректорами. Только об их отце мама никогда ничего не говорила сыновьям. Усталая, тихая, мягкая, она сразу замолкала, когда младший -- Ленечка -- начинал выспрашивать, задавать свои детские вопросы: а где наш папа?

Отец бросил их пятнадцать лет назад, бросил и исчез навсегда. Ушел или увели? И вскоре мама заболела. Болела два года. Сыновья дежурили у ее постели.

Она просила старшего никогда не бросать Ленечку. Она заклинала Сашу, словно предвидела нечто ужасное. И в голосе ее была безнадежность; скажет, а сама головой покачивает...

Не знала умирающая женщина: потеряются оба. Так бывает в лесу, в пустыне, в море. Заплываешь подчас, а потом не знаешь, в какую сторону двигаться, не видно, где жизнь, а где нежизнь.

Саша, проработав два года корректором, бросил работу. Леня тоже сидел дома. Вскоре деньги кончились. Тогда-то Леня и принес домой свою первую добычу: барахло, украденное им у зевак-продавцов на блошином рынке, и фотоаппарат. Саша покрутил пальцем у виска, но товар продал, купил поесть.

Спустя несколько месяцев, которые они провели на рынке, где стали завсегдатаями, а иногда и торговали чужим товаром за плату, они поняли, что больше не в состоянии жить в этой квартире. Возвращаться туда, в этот серый дом за Нарвскими воротами возле трамвайного круга, в этот двор с продуктовыми ящиками и разнорабочими, куролесящими у черного входа ресторана, было мучительно, невозможно -- мама ведь уже больше никогда не вернется туда.

Первым женился младший -- Леня. Первым уехал к жене в Москву. Когда Саша встретил свою первую женщину, у Ленечки уже родилась дочь. Жена никуда его не пускала, посадила с ребенком, сама делала карьеру в префектуре округа.

Судьба свела Сашу с семьей профессора, старого петербургского интеллигента. Дочь профессора Маша была студенткой, а Саша -- лоботрясом со странностями, хотя и эрудированным: проработав два года корректором, он заложил в свою голову информацию полного свода "Энциклопедии" в ее последнем издании, но зато внезапно мог сорваться и уйти из дому в неизвестном направлении, отсутствовать неделю, а то и месяц.

Иногда он приводил с собой ораву друзей. Одаренные ребята, они еще когда учились вместе, в пятом классе, организовали свой школьный ансамбль, получили музыкальное образование. Саша классно играл на пианино. Маше нравились эти сборища. Даже ее родители живо участвовали в молодежных концертах и спорах по поводу смысла жизни и бренности бытия.

Сходились на том, что материя вторична, идея была вначале, а потом уж возникло бытие. Словом, старший Веселый не находил себе места в этой жизни, но маета его была не мелкой, а растянутой на неопределенность: то он принимал обстоятельства своей жизни, то ощущал свою ненужность и свой паразитизм, и тогда убегал из дому.

Материнскую квартиру братья продали. Деньги поделили. Хватило каждому на два года. Столько же и продержались их семьи. Леня в Москве еще жил с женой, но та разделила с ним хозяйство, холодильник, а дочку отправила к бабушке. Она часто не приходила ночевать, мужа била, а очкастый Ленечка даже не защищался: пьяному море по колено.

Саша ушел от жены сам. Уехал в Москву. Деньги кончились возле палатки на Ленинградском вокзале, где Саша позавтракал, выйдя из поезда.

-- Я к тебе, -- сказал он кратко открывшему дверь брату.

-- Проходи.

Саша сразу понял, что у брата не обычное опьянение. Глаза его обозревали сразу все стороны света, на лице застыло рассеянное выражение, но двигался он уверенно, не шатаясь, а лишь сникая на миг и снова, пожалуй, даже слишком четко двигаясь дальше, на кухню.

Из комнаты выскочила Витка, жена Ленечки, в белом пышном пеньюаре, с бигуди на голове.

-- Очень хорошо, вот и братан приперся. Может, мне еще и тебя кормить и поить? Что ты уставился, ты что, не видишь, на кого твой ублюдочный братец похож? А ты спроси, почему у него на наркоту деньги есть, а на собственную дочь -- нету?

-- ... .

Первым заданием Нестерова, которое он дал Женечке, улетая в Новый Уренгой, был допрос задержанного Леонида Викторовича Веселого.

Снегов весь день контролировал квартиру Анатолия Ганичева, который вторые сутки не выходил оттуда.

Алтухов отрабатывал фамилии невозвращенцев, тех, кто канул в Египте, по сведениям спецслужб этой страны.

Женечка с детства ненавидела деградировавших типов, вроде пьяниц и наркоманов. Знала, что иногда судьба бывает жестока и к весьма достойным людям, но ничего не могла с собой поделать.

Омерзение, охватывающее ее при виде пьяного или наркомана, было каким-то биологическим, неконтролируемым ею самой. Может быть, все началось с того случая, когда лет в десять ей пришлось столкнуться один на один с пьяным человеком? Тогда она поняла, что значит одурманенный человеческий мозг, какую опасность он несет. Вспоминать об этом не хотелось...

Готовясь к первому допросу задержанного, она представляла себе грязного развращенного мальчишку, которого они поймали вчера у "Киевской", и ей хотелось надеть резиновые перчатки и маску, словно она шла к зачумленному.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СУББОТНЯЯ НЕЗАВИСИМОСТЬ