Когда пробуждаются вулканы - Михаил Белов

— Географ Соснин, — в свою очередь отрекомендовался Алексей. — Погода у вас не балует людей.

— В горах спокойно, — сказал Лагутин. — Но здесь…

Он не успел закончить фразу, как ударил порыв ветра и сорвал брезент. Чайник упал, и вода разлилась. Примус погас.

— В двухстах метрах отсюда у меня горит костер, пойдемте туда, там нет ветра, — пригласил Лагутин.

В ложбине было тихо. Подбросив охапку дров, все трое поудобнее устроились у огня. Вскипел чайник, Алексей развязал рюкзак и выложил на брезент консервированное молоко, банку куриного филе и эмалированную кружку. Лагутин принес банку засахаренных лимонов, вареную оленину. Свои запасы выложил и Левченко.

Плотно закусив, занялись чаем. Лагутин копался, пытаясь открыть банку с лимонами.

— Одну минуту, — сказал Алексей и полез за ножом в один из накладных карманов рюкзака. Он, выложил на брезент содержимое обоих карманов, но ножа в них не оказалось.

— Простите, что это у вас за ключ? — спросил Лагутин и потянулся, чтобы взять его в руки.

— С этим ключом целая история, — сказал Алексей, засовывая вещи обратно.

— Весьма и весьма оригинальная работа, — заметил Лагутин. — У меня коллекция ключей. Толк в них я понимаю. Но такого у меня нет. Продайте!

— Не могу! Это пароль, — и Алексей рассказал, при каких обстоятельствах он получил ключ.

— Я знаю одного Куна. Охотник первейший.

— Вы меня познакомьте с ним, — попросил Алексей, засовывая ключ в рюкзак.

Лагутин кивнул головой.

Ветер на озере стих к вечеру. Можно было лететь.

Короткий разбег — и машина в воздухе. Лагутин сделал рукой прощальный жест. В ответ Соснин кивнул головой.

Самолет, набирая высоту, уходил на запад. Лагутин долго еще стоял на льду, уставившись в серое небо. Сердце тревожно билось. Буйвол смотрел вслед скрывающемуся в облаках самолету и слегка скулил.

— Пошел вон! — злобно крикнул Лагутин.

Самолет летел над скалистыми вершинами, сжимавшими долину Индигирки.

Алексей глянул вниз.

Под крылом тянулась темная масса лесов, взбегающих к перевалу. Чем дальше в горы, тем ближе становились пушистые макушки лиственниц.

— Оймякон! — сказал летчик в микрофон.

С большой высоты поселок казался расположенным на дне каменной чаши, разрезанной надвое Индигиркой. А вокруг, насколько может охватить взгляд, простирались горы.

Самолет пошел на снижение.

Глава девятая

ДИВЕРСИЯ В КОЛХОЗЕ

В Оймяконе было начало лета. По Индигирке прошел ледоход. Ее берега ярко зеленели молодыми побегами ивы. Но в затененных местах еще лежал снег.

Алексей, ожидая начальника экспедиции профессора Валентина Васильевича Цинченко, бродил по окрестностям Оймякона. В небольшой долине, куда он случайно зашел, на северном склоне хребта его внимание привлекли сугробы снега. Они полыхали, как утренняя заря, переливаясь то ярко-красными тонами, то нежно-розовыми, то темно-малиновыми. Алексей приблизился и, нагнувшись, взял горстку снега. Ничего необыкновенного! Снег как снег… белый. Но кругом на всем участке по-прежнему горело пламя.

Алексей хорошо знал по литературным источникам причины этого явления: снег окрашивали солнечные лучи, преломленные в потоках тяжелого воздуха, но то, что он увидел в долине, поразило его.

Через несколько дней в Оймякон прилетел профессор Цинченко. Захватив необходимое для экспедиции оборудование, Цинченко и Соснин на катере отправились в Комкур, где непосредственно должны были приступить к своей работе.

На берегу реки в Комкуре встречать катер собралась большая толпа. Цинченко первый соскочил с катера и, пожимая руку стоявшей впереди молодой женщине, кивая головой, поздоровался с собравшимися.

— Знакомьтесь, — беря за локоть Алексея, сказал Цинченко. — Надежда Владимировна Каштан, мой заместитель.

— Каштан?.. — удивился Алексей, пожимая руку Нади.

Оба смущенно смотрели друг на друга.

— Чему вы так удивились? — спросила Надя Алексея, когда он и Цинченко отправились в правление колхоза.

— Когда я получил ваше приглашение в экспедицию, никак не думал, что Каштан — это женщина, и тем более — давно знакомая, — ответил Алексей.

— А если бы знали, не поехали бы? — живо спросила Надя.

— Нет, почему же! Агроном Каштан представлялся мне пожилым человеком и, конечно, мужчиной, — улыбался Алексей. — В Оймяконе мне уже немало рассказали о вас легенд.

Алексей взглянул в лицо Нади. Она вопросительно посмотрела ему в глаза.

— На Полюсе холода вы, очевидно, самая популярная личность. Народ вас очень любит…

Капитан Ветлужанин, вернувшись из поездки, доложил начальнику милиции майору Тихонову о ее результатах.

— Я твердо убежден, — говорил он, — что кто-то из работников заготпункта замешан в деле. Мне кажется, дело связано с Лагутиным. Сын Дьякова как-то ездил с отцом на заготпункт и у здания, где принимают пушнину, нашел небольшой виток веревки, похожий на тот, что принес Кун. Вот он. — Ветлужанин достал из кармана смотанный в кольцо кусок веревки и показал Тихонову. — Это сам Дьяков мне передал. В Оймяконе нечего делать, надо отправляться в горы и там искать грабителей.

— Сколько же человек вы хотите брать с собой? — спросил майор Тихонов.

— Думаю пока отправиться один.

— Один? — удивился майор Тихонов. — Не рискованно?

— Вы же знаете, в Сунтар-Хаята выходит экспедиция. Я говорил с Цинченко. Он обещает взять меня в качестве члена экспедиции. С экспедицией уходит в горы и Лагутин…

— Решение интересное, капитан, но…

— Простите, товарищ майор, — перебил Тихонова Ветлужанин. — Я догадываюсь, что вы хотите сказать. Не беспокойтесь, экспедиция снабжена рацией. Ей придан также самолет. В любой момент могу вызвать помощь. Да и члены экспедиции помогут.

— Что ж. Отправляйтесь, Сергей Петрович.

— До скорой встречи, товарищ майор. Ждите радиограмму.

Ветлужанин, пожав руку майора Тихонова, покинул кабинет.

Хорошо летним днем в Комкуре! Солнце все вокруг золотит, сверкают горные вершины, небо голубое, бездонное. Над землей бегут волны теплого воздуха. Слышится щебет птиц, стрекотание кузнечиков. Но как только закатывается солнце, становится прохладно; постепенно в тишине тонут звуки; все окружающее окрашивается в серебристый цвет — наступает белая ночь. На едва потемневшем небе звезды не зажигаются, только медленно плывет бледная луна. Смягчаются очертания гор, сгущается синева в их расщелинах. Тихо. Белая ночь лежит над землей. И не поймешь, чем она волнует тебя: то ли необычайным сочетанием серебристых и сиреневых цветов, то ли тишиной, ощущаемой до боли в ушах.