Мистические истории. День Всех Душ - Уильям Фрайер Харви

им что-нибудь о капитане Даймонде, но они ничем мне не помогли. Под конец я стукнул себя по лбу и обозвал болваном, так как лишь сейчас вспомнил о том источнике сведений, который ни разу меня не подвел. У достойной особы, за чьим столом я регулярно обедал и чьим гостеприимством пользовались за определенную помесячную плату другие студенты, имелась сестра – особа столь же достойная и куда более словоохотливая. Означенная сестра, известная как мисс Дебора, представляла собой законченный образец того, что зовется старой девой. Будучи калекой, она никогда не выходила на улицу, а днями напролет сидела у окна, между птичьей клеткой и цветочным горшком, и вышивала какие-то мелкие штучки для белья – непонятного назначения канты и оборки. Мастерством, как меня заверили, она владела превосходно, и ее изделия высоко ценились. Неходячая и заключенная в четырех стенах, она, однако, всегда бывала в хорошем настроении, и с ее свежего круглого личика не сходила улыбка. Притом мисс Дебора отличалась острым, подвижным умом и недюжинной наблюдательностью и больше всего на свете любила дружескую беседу. Лучшим подарком для нее бывали минуты, когда кто-то – а предпочтительно, думаю, юный студент-богослов – подсаживался к залитому солнцем подоконнику для «обмена мнениями». «Выкладывайте, сэр, – спрашивала она обычно, – каким очередным художеством порадовала нас библейская критика?», поскольку любила в шутку ужасаться современным рационалистическим тенденциям. Однако сила ее философии была неодолима, и, как рационалист, я уверен, она превосходила нас всех, а при желании могла бы задать такой вопрос, что смутился бы и дерзновеннейший из нашей компании. Из ее окна открывалась перспектива на весь город – или, скорее, на всю страну. Знания приходили к ней сами, пока она сидела в своем кресле-качалке, что-то напевая тихим надтреснутым голосом. Она первой узнавала новости и последней их забывала. У нее копились все городские сплетни и подробнейшие сведения о людях, которых она никогда не видела. Когда я спросил мисс Дебору, откуда она все знает, она ответила просто: «О, я наблюдаю!» «Наблюдайте внимательно, – сказала она однажды, – а где вы находитесь, не имеет значения. Хоть в темном чулане. Нужно только с чего-нибудь начать, а дальше одно потянет за собой другое – все в мире связано. Заприте меня в темном чулане, и, понаблюдав за темнотой, я пойму, что кое-где она гуще. И потом – дайте только срок – доложу вам, где нынче собирается обедать президент Соединенных Штатов». Как-то я сказал ей комплимент: «Ваша наблюдательность остра, как ваша игла, а суждения безупречны, как стежки».

Конечно же, мисс Дебора слышала о капитане Даймонде. Было время, когда о нем болтали на каждом углу, но мало-помалу скандал, связанный с его именем, заглох.

– Что это был за скандал? – спросил я.

– Он убил свою дочь.

– Как так – убил? – воскликнул я.

– Нет, не мышьяком, не кинжалом и не пулей! Словом. А еще говорят, что у женщин язык страшнее пистолета! Он ее проклял… самым страшным проклятием… и она умерла!

– А что она сделала?

– Пустила к себе молодого человека, который ее любил и которому ее отец отказал от дома.

– Дом… ну понятно! Дом за городом, в двух или трех милях отсюда, на заброшенной дороге.

Перекусывая нитку, мисс Дебора смерила меня пристальным взглядом.

– Что вам известно об этом доме?

– Немногое, – ответил я. – Я его видел. Но я бы хотел услышать что-нибудь от вас.

Но тут мисс Дебора, против своего обыкновения, проявила скрытность.

– Вы ведь не назвали бы меня суеверной? – спросила она.

– Вас? Да вы просто воплощение трезвого ума.

– Что ж, в каждой нитке есть гнилое место и в каждой игле – зерно ржавчины. Я бы не хотела распространяться об этом доме.

– Вы не представляете себе, как раздразнили мое любопытство.

– Понимаю и сочувствую. Но меня этот разговор выведет из равновесия.

– Что в нем может быть для вас неприятного? – спросил я.

– Неприятность случилась у одной моей подруги. – Мисс Дебора подкрепила свои слова кивком.

– А что сделала ваша подруга?

– Она выдала мне историю капитана Даймонда, которую он ей поведал под большим секретом. Он был к ней неравнодушен, потому и поделился. Но просил ее молчать и предупредил, что, если она проговорится, с ней случится что-то ужасное.

– И что с ней случилось?

– Она умерла.

– О, все мы смертны. Ваша подруга дала ему обещание молчать?

– Она не приняла этот разговор всерьез и не поверила капитану Даймонду. Она пересказала его мне, а тремя днями позже заболела воспалением легких. А еще через месяц я, сидя на этом самом месте, шила для нее погребальный покров. С тех пор я ни словом не упоминаю эту историю.

– Она очень странная?

– Странная, но притом забавная. От нее бросает в дрожь и одновременно хочется смеяться. Но не надейтесь ее из меня вытянуть. Уверена, стоит мне проговориться, и я тут же всажу себе в палец иглу и не позднее чем через неделю умру от столбняка.

Я оставил мисс Дебору в покое и ушел, но с тех пор регулярно, дня через два-три, приходил после обеда и садился рядом с ее креслом-качалкой. Капитана Даймонда я больше не упоминал, сидел молча и делал ножницами надрезы на тесьме для окантовки. И вот однажды она заметила, что я плохо выгляжу. И бледен как полотно.

– Это я умираю от любопытства, – объяснил я. – Потерял аппетит. Не обедал сегодня.

– Вспомните жену Синей Бороды![46]

– От меча или от голода – какая разница, от чего принять смерть!

Но мисс Дебора молчала, и в конце концов я с театральным вздохом встал и пошел к двери. У порога она меня окликнула и указала на стул, который я только что освободил.

– Я не так жестока, – сказала она. – Садитесь, и если нам назначено погибнуть, то по крайней мере погибнем вместе. – И в немногих словах она поведала мне все, что знала о тайне капитана Даймонда. – У старика был необузданный характер, дочь он любил, но свое слово считал законом. Он выбрал для нее мужа и сообщил о своей воле. Мать девушки умерла, отец с дочерью жили вдвоем. Дом он получил в приданое за миссис Даймонд; у капитана, полагаю, не было ни гроша. После свадьбы Даймонды туда переехали, и капитан завел фермерское хозяйство. У бедной девушки был возлюбленный – молодой человек с бакенбардами, из Бостона. Однажды вечером капитан, вернувшись домой, застал их вместе; юношу он схватил за шиворот, а дочь стал проклинать последними словами. Молодой человек крикнул, что она его жена, и капитан