Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта - Александр Широкорад

Особое внимание самозванец уделил своим «родственникам». Так, Михаил Нагой получил боярство, чин конюшего и большие подмосковные вотчины Годуновых. Но больше всех получили Романовы. Скромный инок Филарет возведен в сан ростовского митрополита. А прежний ростовский митрополит Кирилл Завидов был без объяснения причин попросту согнан с кафедры.

Димитрий дал самую высшую церковную должность Филарету. Сделать монаха сразу патриархом было бы слишком, да и на том месте уже сидел послушный Игнатий. А крутицким митрополитом был, как мы уже знаем, старый знакомый Гришки Пафнутий.

Младший брат Филарета Иван Никитич Романов получил боярство. Не был обойден и единственный сын Филарета — девятилетний Миша Романов стал стольником. Замечу, что возведение даже двадцатилетнего князя Рюриковича в чин стольника на Руси было событием экстраординарным.

Многие наши историки утверждают, что Лжедмитрий пожаловал Романовых как своих родственников, чтобы таким образом подтвердить свою легитимность. Такой взгляд не выдерживает критики. Ну, во-первых, настоящему Димитрию Романовы и родственниками не были. Попробуйте в русском языке найти степень родства Федора Никитича и Димитрия Ивановича! Мало того, именно царь Федор, сын Анастасии Романовой, упрятал Димитрия со всей родней в ссылку в Углич, а бояре Романовы во главе с Федором Никитичем с большим усердием помогали царю. Да и не в этом дело. Зачем самозванцу лишний раз напоминать народу, что есть живые родственники царя Федора, которые за неимением лучшего могут стать претендентами на престол? Увы, на этот вопрос ни один наш историк дать ответа не может.

Мало того. Зачем давать Романовым власть и вотчины? Неужели самозванец так глуп, что думает, будто гордый и честолюбивый Федор Никитич станет его верным холопом? А ведь чины и вотчины могли так пригодиться польским и русским сторонникам Лжедмитрия. Вот они бы и стали навсегда преданными холопами царя Димитрия I.

Наконец, чем черт не шутит, ведь Романовы могли и опознать Юшку Отрепьева, который пять лет назад жил у них на подворье.

Из всего этого можно сделать лишь один логичный вывод — бояре Романовы находились в сговоре с заговорщиками церковными, главой которых предположительно был Пафнутий. Теперь Отрепьеву пришлось платить по счетам. Был ли удовлетворен наградами честолюбец Федор Никитич? Конечно, нет, но качать права было рано. Пока Романовы рассматривали полученные чины, вотчины и другие блага как промежуточную ступеньку для дальнейшего подъема вверх. Теперь Федору и Ивану Никитичам казалось, что еще чуть-чуть, и московский трон станет собственностью их семейства.

В поведении Димитрия в ходе его одиннадцатимесячного правления было множество зигзагов, которые позже диаметрально противоположно трактовались историками XIX–XX веков.

Так, узнав о воцарении Димитрия, польский король Сигизмунд поспешил отправить в Москву велижского старосту Александра Гонсевского. Официально акция Гонсевского представлялась визитом вежливости.

На самом деле Гонсевский должен был поднять вопрос о передаче обещанных королю русских земель и о совместной войне со Швецией. В королевской канцелярии даже подготовили текст письма «шведскому узурпатору Карлу» от великого князя московского Димитрия. (Сигизмунд явно не был лишен чувства юмора!)

Принять требования короля для самозванца означало подписать самому себе смертный договор. Передача Польше русских земель неизбежно привела бы к перевороту в Москве. К войне со Швецией Россия была не готова.

Царь Дмитрий придрался к титулу в королевской грамоте. Отрепьеву принципиально не хотелось числиться великим князем московским, а хотелось писаться не менее чем «императором» и «непобедимым Цесарем». Гонсевский от такого поворота буквально обалдел и демонстративно раскланялся.

Столь смелый поступок самозванца трактуется многими историками как решение «царя-реформатора вести политику, независимую от Речи Посполитой».

Но как с этим совместить унизительные просьбы Димитрия к Юрию Мнишку отправить в Москву Марину? Димитрий вновь обещает будущему зятю огромные суммы и русские города. Тут стоит заметить, что польский король не только не настаивал на браке Димитрия и Марии, а наоборот, Сигизмунд сказал Власьеву, что государь его может вступить в брак, более сообразный с его величием, и что он, король, не преминет помочь ему в этом деле. Сигизмунд собирался женить Лжедмитрия на своей сестре или на княжне трансильванской.

Любовь — не последняя карта в политических играх. Но реальный самозванец в отличие от пушкинского совсем не подходит на роль влюбленного Ромео. Как писал Р. Г. Скрынников: «В компании с Басмановым и М. Молчановым он предавался безудержному разврату. Царь не щадил ни замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему. Его клевреты не жалели денег. Когда же деньги не помогали, они пускали в ход угрозы и насилие. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в неведомых лабиринтах дворца. Описывая тайную жизнь дворца, голландец Исаак Масса утверждал, будто Лжедмитрий оставил после себя несколько десятков внебрачных детей, якобы появившихся на свет после его смерти»[56]. Добавлю, что Димитрий еще держал у себя постоянной наложницей дочь Бориса Годунова царевну Ксению. Так что о безумной страсти Отрепьева говорить не приходится.

Так в чем же дело? А в том, что Дмитрий действительно был марионеткой поляков, но совсем иной политической фракции. Мы никогда не поймем сути Великой смуты, если будем считать поляков некой монолитной силой. С 1604 г. на Руси действовали несколько десятков крупных и мелких банд поляков. Если не нравится слово «банды», можно их называть королевской армией и частными армиями магнатов.

Любопытно, что почти одновременно с коронацией Отрепьева в Москве «сейм 1605 г. не утвердил налоги на продолжавшуюся с 1600 г. войну в Ливонии»[57]. А в следующем, 1606 году группа магнатов объявила королю рокош, то есть гражданскую войну. Замечу, что в России, как и в других странах, мятежник — слово ругательное, а в Речи Посполитой паны-рокошане всегда пользовались большим уважением.

«Участники рокоша Зебждовского, отказывая королю в повиновении, думали о возведении Димитрия на польский престол, но их намерения были парализованы бунтом князей Шуйских. Димитрий был убит, жена его вместе с панами, гостившими в Москве, была посажена в тюрьму по приказу нового царя Василия Шуйского. Очень скоро появился второй Лже-Дмитрий, который с польскими добровольцами подступил к Москве»[58].

Видите, как коротко и неясно описывает события в России великий польский историк. Но в сочетании с уже сказанным очевидно, что Димитрий был зависим от панов-рокошан и их друзей. От него потребовали, и он женился на Марине, прекрасно понимая, что приход новых отрядов поляков и брак с католичкой может переполнить чашу терпения москвичей.

Марину же вопреки мнению Грабеньского отправили не в тюрьму, а вместе с отцом во вполне комфортабельные хоромы дьяка Власьева.

Старый пан Мнишек полдня кручинился, а затем предложил московским боярам выдать дочь замуж за… Василия Шуйского! Заметим, что Шуйский был в этот момент не женат, хотя и помолвлен с княжной Марьей Петровной Буйносовой. Мнишек даже намекнул, что в случае победы рокошан и свержения польского короля Сигизмунда у супруга Марины появится шанс стать еще и королем Польши. Когда о марьяжном предложении Мнишка доложили Василию Ивановичу, царь, не мудрствуя лукаво, велел послать его к… матери, и Юрий с Мариной были сосланы в Ярославль.

Позже «гордая польская дева» ляжет в постель к Тушинскому вору (судя по всему, он был евреем из города Шклова), а затем — к казачьему атаману Ивану Заруцкому.

Итак, 17 мая 1606 г. Гришка Отрепьев был убит в Кремле. Его труп сожгли, а затем его прахом выстрелили в западную сторону, поскольку оттуда он и пришел.

Царем стал Василий Шуйский. Он стоял во главе переворота и к тому же был, бесспорно, самым родовитым из князей Рюриковичей. Тем не менее по всей России говорили о «чудесном спасении царя Димитрия». Несколько упрощая, можно сказать, что как минимум десятки тысяч людей в России мечтали «половить рыбку в мутной воде». Клан Романовых по-прежнему желал заполучить шапку Мономаха, а теперь еще и патриарший посох. Десятки тысяч городовых и прочих казаков, боевых холопов и крестьян не желали возвращаться в прежнее состояние и тянуть лямку на засечных линиях Дикого поля или работать на барщине.

С осени 1606 г. по 10 октября 1607 г. царь Василий, то есть Русское государство, ведет кровопролитную войну с «гетманом Болотниковым». Любопытно, что в течение почти восьмидесяти лет советские историки изымали все, что связано с Болотниковым, из раздела, где говорится о Смутном времени и Лжедмитрии II, и переносили в раздел «Крестьянская война под руководством И. И. Болотникова». На самом деле Болотников был таким же «воровским» воеводой, как и «царевич Петр», атаман Иван Заруцкий и другие им подобные. Его методы ведения войны и поведение во взятых городах мало отличались от действий других воевод Лжедмитрия II.