Сотворение брони - Яков Резник

— Привыкай отдавать бразды правления именинникам. — И к сменному инженеру: — Владимир Сергеевич, начинайте!

Те, кто сидел у дверей, едва видели инженера. Его маленькая фигура терялась между плечистыми сталеварами. Казалось, Серго поручил сменному инженеру руководить совещанием с единственной целью — чтобы его заметили. Тот встал сконфуженный, прокашлялся в кулак, густым голосом повторил то, о чем уже знали весь завод и поселок:

— Вчера сталевар Алексей Горнов установил на шестой мартеновской печи…

Алексею было жарче, чем в цехе во время выпуска плавки. Впервые в жизни он по настоянию Любаши надел новый двубортный костюм и галстук, и они душили его, сдавливали, как в тисках. Когда инженер предоставил ему слово, Алексею казалось, он и единой фразы не сумеет произнести.

— Иди, не робей! — подтолкнул его Аврутин к диаграммам, которые вывесили перед началом заседания.

Диаграммы показывали, сколько давалось шихты, раскислителей, сколько газа на отдельных этапах тяжеловесной плавки, где и на чем удалось сэкономить время. И все равно Алексею не хватало смелости заговорить. Серго поспешил на помощь:

— Алексей Петрович, конечно, растерялся. Немудрено — человек впервые докладывает такому собранию. — И взглядом подбодрил сталевара: — Пожалуйста, спокойно. У Аврутина и у тебя можем поучиться многому и я, и директор, и еще кое-кто.

Алексей почувствовал себя уверенней, начал рассказывать. Харингтон подумал: «Кое-кто… Мистер Орджоникидзе имеет в виду меня».

Накануне, узнав о тяжеловесной плавке, Харингтон не удержался от соблазна посмотреть шестую печь. Он был уверен, что увидит сгоревший свод, провалившуюся подину, но нашел печь в хорошем состоянии. Это было чудом, как и то, что молодой сталевар выступал сейчас перед наркомом и крупными инженерами технически грамотно и с той страстью, которую Харингтон уважал в людях. Откуда у русского парня такое знание технологии, теплового режима? Как он отважился держать при завалке полторы нормы газа, если теорией и инструкцией это запрещено?

Размышления Харингтона нарушил бас главного инженера. Он спрашивал Горнова:

— По-вашему получается, на всех печах можно варить тяжеловесные?!

— Безусловно.

— Бред!

До этой минуты Серго был поглощен рассказом молодого сталевара. Подался к нему туловищем, вытянул шею, приставил ладонь к уху. Он шевелил губами, когда ему хотелось что-нибудь подсказать, но сдерживался, давал возможность Алексею самому отстоять себя. И вдруг — грубый окрик главного инженера. Серго вскочил:

— Это же как камень в лицо, Порфирий Лукьянович! Имеете доводы против тяжеловесных — скажите.

Главный сжал губы, ничего не ответил.

Горнова поддержали начальник мартеновского цеха, сталевар Аврутин и мастер разливочного пролета. Наступила пауза. Серго выждал, не попросит ли главный инженер слова, и, увидев, что тот вперил глаза в пол, обратился к американцу:

— Хотелось бы вас послушать, мистер Харингтон. Я знаю, вы смотрели печь после плавки.

Харингтон ждал, что его попросят высказаться, обдумал, что и как сказать. Признав, что русские инженеры создали печь с резервом мощности, подчеркнул, что на подобных мартенах мало-мальски грамотные рабочие сумеют варить плавки в двести тонн, но если больше, то это будет опасно и для печей, и для людей.

— Я хочу сказать браво русским коллегам, — закончил Харингтон. — Имею мысль: совместно спроектировать мартеновскую печь мощностью в триста тонн. За два-три года. Очень интересно.

Предложение американца многих удивило. Недавно фирма отказалась проектировать стопятидесятитонные печи, а теперь ее старший консультант сам напрашивается на содружество, чтобы создать вдвое большую по мощности. Начальник мартеновского цеха вполголоса внушал соседу, что фирма тут ни при чем, Харингтону еще попадет за своеволие. Сосед качал головой: «Возможно, но все равно лестно: знаменитый Харингтон!»

— А ты что тут скажешь, Алексей? — обратился Серго к Горнову.

— Скажу, что триста тонн законно могу варить на своей печке. Другой мне не надобно. Два-три года ждать — какой резон?

— «Могу…» Один, что ли?

— И другие. Я не так выразился.

За улыбкой вежливости Харингтон скрывал обиду. Он ожидал: Серго ухватится за его предложение, в крайнем случае посоветуется с директором, с ведущими специалистами, а тот затеял разговор по сложнейшей технической проблеме с рабочим и как будто соглашается с ним.

— Допускаю, хороший сталевар и триста даст, — проговорил Серго. — Но печь… Без реконструкции?

— Кое-что сделать надо: нарастить пороги, углубить ванну, желоба раздвоить. Ну и вторые ковши поставить.

— Сам придумал?

— С Владимиром Сергеевичем мозговали, — показал Алексей на сменного инженера.

Серго потер от удовольствия руки, подошел к Харингтону:

— Мне кажется, сталевар толково рассудил: зачем трехсоттонные печи проектировать, если на этих можно давать столько же?.. Что вы скажете, мистер Харингтон?

Американец развел руками: мол, что я могу сказать, когда вы приняли решение…

Серго не дал ему отмолчаться.

— Ваша идея совместного проектирования мне нравится, мистер Харингтон. Может быть, тонн на четыреста попробуем, а?

— Надо много думать. Сложнейшая проблема, — уклонился от ответа американец.

— Конечно, конечно…

Обещание американца поразмыслить устраивало Серго — можно было через какое-то время возобновить разговор. Он улыбнулся Харингтону, закинул за спину руку, зашагал к сменному инженеру:

— Пожалуй, неплохо создать группу реконструкции, Владимир Сергеевич. Возьмитесь! А ты что надумал, товарищ директор?

Выступили директор, сменный инженер и секретарь парткома. Главный инженер буркнул, что о тяжеловесных плавках и реконструкции он напишет в докладной на имя наркома. Это удручило Серго. Он подошел к окну, распахнул створки. Кабинет наполнился неторопливо-властным гулом завода. Голос наркома прорывал этот слитный гул:

— Меня беспокоит позиция главного инженера — Аврутин и Горнов на мартене, как и лучшие доменщики, прокатчики, приближают нас к будущему. К нему нельзя двигаться с неверием в рабочий класс, оглядываясь назад, как это делает опытный и уважаемый главный инженер. Если уж оглядываться, то не затем ли, чтобы увидеть, какие мы вчера были младенцы? А ведь думали, что большие деятели…

Серго улавливал и увлеченность большинства слушателей, и холодок равнодушия на некоторых лицах.

— Я вас прошу, товарищи руководители, не заставляйте ни меня, ни себя краснеть перед страной. Сумеете сделать массовым начинания Горновых — и вы достигнете на заводе поразительных успехов. К вам приедут за опытом и немцы, и американцы.