Я умер вчера - Александра Маринина

Я, конечно, кривил душой. Мне просто не хотелось выходить из дому. Но не говорить же об этом Вике…

Она ушла в магазин, хлопнув дверью. Впрочем, мое утреннее хамство вполне этого заслуживало. Домашней работы хватило на полдня, и занимался я ею с неожиданным для себя энтузиазмом. Вика явилась в четвертом часу, и я сразу заметил, что в парикмахерской она все-таки побывала. Ногти на руках сверкали свежим лаком, а волосы стали чуть-чуть темнее, чем были утром. Она не сказала ни слова, не задала ни единого вопроса, молча выложила продукты в холодильник и ушла в комнату переодеваться. Я в это время на кухне драил раковину и плиту каким-то импортным широко рекламируемым порошком.

Через некоторое время Вика заглянула на кухню. Она была полностью одета, лицо накрашено, волосы уложены.

– Я ухожу, – сообщила она спокойно. – Ты будешь дома или собираешься куда-нибудь?

– Никуда, – ответил я, не отрывая глаз от блестящей поверхности раковины, словно намеревался увидеть на ней огненные буквы, складывающиеся в слова вечной и непреходящей мудрости. – Буду дома.

Ее каблучки простучали до входной двери, щелкнул замок, звонкие шаги по кафельному полу лестничной площадки до лифта. Все. Она ушла. Можно свободно вздохнуть и заняться чем-нибудь приятным.

Однако как легко она уступила! Несколько фраз утром – и больше ничего. Я, честно признаться, ждал истерики, криков, слез, просьб, угроз – чего угодно, только не такого легкого и молчаливого отступления. Нет, что ни говори, а моя жена умна. И меня знает как облупленного. Вернее, не знает, а чувствует. Знать, что у меня сейчас в голове, она не может, потому что не может даже предполагать, что мне известно о ее заказе наемному убийце. Но чувствует, мерзавка, чувствует безошибочно, где можно поднажать, а где не имеет смысла упираться. Тонкая натура, будь она неладна со своим деревенским донжуаном. Господи, как я ее любил!

Стоило Вике уйти, как я тут же быстренько свернул уборку и улегся на диван с книжкой. И не заметил, как задремал. Проснулся, глянул на часы и увидел, что уже восемь вечера. Голова была тяжелой и дурной, и я вспомнил, что мама, когда я был еще пацаном, часто повторяла: на закате спать нельзя, это вредно. Похоже, она была права. С трудом стряхнув с себя одурь, я поплелся в стерильную кухню, чтобы сделать себе кофе. Проходя мимо телевизора, лениво ткнул пальцем кнопку в надежде, что громкие звуки помогут побыстрее проснуться.

– …убийство депутата Госдумы Юлии Готовчиц, – заверещал из динамика голос диктора информационной программы. – Руководство столичной милиции в очередной раз дает обещания раскрыть преступление в кратчайшие сроки. Репортаж нашего специального корреспондента из Главного управления внутренних дел Москвы.

Держа в одной руке пакет с кофейными зернами, в другой – кофемолку, я выглянул в комнату. На экране сверкал генеральскими погонами какой-то милицейский чин.

– Сразу же после обнаружения преступления нами была создана бригада, в которую вошли сотрудники и нашего управления, и территориальных органов внутренних дел, – сообщил генерал. – У нас есть несколько версий, и все они отрабатываются одновременно. Депутат Готовчиц много лет занималась журналистикой, писала острые разоблачительные материалы, и одна из выдвинутых версий как раз состоит в том, что убийство связано каким-то образом с ее журналистской деятельностью.

– Отрабатываете ли вы версию о том, что Готовчиц убили из-за ее деятельности как депутата? – задал вопрос корреспондент.

– Разумеется. Мы работаем во всех направлениях.

– После убийства прошла неделя, за это время, наверное, ваши сотрудники успели многое сделать. Скажите, есть ли какая-нибудь версия, которая полностью опровергнута? Вы можете сегодня точно сказать, какие обстоятельства наверняка не были причиной убийства?

– Сказать точно может только Господь Бог, – зло ответил милицейский чин, – а я всего лишь генерал. Когда поймаем преступника, тогда скажем точно.

На экране снова появился диктор, и я вернулся на кухню. А что, если пригласить в программу кого-нибудь из милиции и поспрашивать об убийстве депутата? Материал горячий, если сегодня найти такого человека и созвониться с ним, оговорить заранее день эфира, а накануне или денька за два дать анонс, то можно оттянуть на себя большой рекламный блок. Ах, был бы жив Витя Андреев, он такие проблемы решал в два счета, а я даже не знаю, куда кидаться и кому звонить. Этой женщине, что ли? Как ее, Каменской. У меня, кажется, и телефона-то ее нет. Ладно, что-нибудь придумаю. В конце концов, и без этого материала можно обойтись, все равно программа – не жилец, да и я тоже. Пусть идет как идет.

Кофе уже готовился убежать из турки, когда раздался звонок. Вот уж кого я не ожидал услышать, так это Дороганя. Был уверен, что после того позорного эфира он будет шарахаться от меня как от чумы.

– Александр Юрьевич, у меня к вам деловое предложение, – сказал он зычным басом. – Я собираюсь снимать цикл фильмов по книгам известной писательницы Татьяны Томилиной. Вы знаете ее?

– Слышал, – коротко ответил я.

– Но сами не читали?

– Нет, не приходилось. Я не любитель подобной литературы.

– Очень хорошие книги, смею вас уверить. Так вот, я собираюсь заняться экранизацией ряда ее произведений, и хочу вам предложить пригласить ее на передачу.

– Зачем? – спросил я, строя из себя полного идиота.

– Как это зачем? Мне нужна реклама. Я нормальный человек, Александр Юрьевич, и готов расценить приглашение Томилиной в эфир именно как рекламу. Вы меня понимаете?

Естественно, я его понимал. Чего ж тут непонятного? Ясно как Божий день. Дорогань платит наличными и не каналу, который покупает нашу программу, а сотрудникам «Лица без грима». В наш собственный, индивидуальный, горячо любимый и близкий к телу карман. И ведь в чем прелесть моего нынешнего положения? В том, что я могу со спокойной совестью давать любые обещания и строить любые планы, потому что мне все это абсолютно ничем не грозит. Я, может, и до завтра-то не доживу. Раньше мне было трудно отказывать людям, я боялся испортить с ними отношения, все думал: вот сегодня я скажу «нет», а завтра как мне с человеком разговаривать? Он же на меня обидится. А когда «завтра» как такового для меня не существует, то и отказать легко и просто. Но, с другой стороны, желание отказывать как-то пропало. Ну пообещаю, ну соглашусь, все равно делать не придется, так что можно не обострять отношения. К Любарским я не пошел, потому что не хотел. Нахально послал в довольно грубой форме еще некоторых знакомых, отношения с которыми поддерживал раньше по инерции, из того самого пресловутого страха перед «завтра». Эти ребята мне давно не нравились, ну не то чтобы совсем не нравились, но раздражали, и я бы удовольствием с ними не общался, но приходилось терпеть. Теперь, слава Богу, терпеть больше не надо.

Короче, с предложением Дороганя я согласился. Томилина так Томилина, какая разница. Подбором гостей занимались Оксана и Витя, мое дело было провести с ними беседу на должном уровне. Искать людей для программы я не умею, кого помощники режиссера найдут – того и тащу в эфир, и если человек сам предлагает, то почему бы и нет? Дорогань сказал, что проработает вопрос с Томилиной и позвонит мне еще раз на днях. С тем и распрощались.

Выпив кофе, я посмотрел по видаку очередной фильм про американскую наемницу Никиту и собрался было уже поставить другую кассету, поспокойнее, когда позвонила Вика.

– Ты не заедешь за мной? – спросила она как ни в чем не бывало. – Уже поздно, я боюсь идти одна. Ты же знаешь, какие здесь дворы.

Это правда, Любарские жили в доме, стоящем в глубине большого жилого комплекса. Там было темно и противно, и все время что-нибудь случалось. А до метро шлепать минут двадцать пешком. Вика не была особенно боязливой, поэтому я решил, что она хочет таким нехитрым способом затащить меня к Любарским. Якобы я действительно жутко занят, но как только освободился – тут же примчался к друзьям на праздник. Фигушки. – Хорошо, я приеду за тобой. Но подниматься не буду. Через час жди меня у подъезда.

– Ладно, – неожиданно покладисто согласилась она. – Через час внизу.

Ехать мне не хотелось, но, как бы я сегодня ни относился к Вике, я все-таки мужчина. И не могу отказать, если женщина просит поздно вечером отвезти ее на машине. Неторопливо переодевшись, я спустился вниз, вывел машину из имитирующей гараж металлической коробочки и поехал к Любарским.

Где-то на середине пути я заметил его. Вернее, сначала я заметил машину – темно-зеленый «Форд-Эскорт», аккуратненький, небольшой, маневренный. Он будто прилип ко мне, даже не обгонял, хотя ехал я не спеша. «Ну вот, сейчас начнется», – как-то отстраненно и даже равнодушно подумал я. Однако примерно за километр до жилого массива, куда мне нужно было попасть, «Форд» исчез. И я решил, что на этот раз ошибся, он не преследовал меня, просто ему было по пути. Я даже ощутил что-то вроде сожаления: отмучился бы уже – и все, а так опять буду пребывать в подвешенном состоянии, каждую секунду ожидая смерти.