Избранная - Вероника Рот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с ним Кристина обнимает темнокожую женщину в черно-белом наряде. За спиной Кристины стоит девочка, тоже правдолюбка. Ее младшая сестра.
Стоит ли утруждаться искать в толпе своих родителей? Может, просто вернуться в спальню?
А потом я вижу ее. Моя мать стоит одна у перил, сжимая руки у груди. Она никогда еще не выглядела так неуместно в своих серых брюках и сером пиджаке, застегнутом до самого горла, со скрученными простым узлом волосами и безмятежным лицом. Я иду к ней; на глаза наворачиваются слезы. Она пришла. Она пришла ко мне.
Я ускоряю шаг. Она видит меня, и сперва ее лицо не меняется, как будто она меня не узнает. Затем ее глаза загораются, и она распахивает объятия. От нее пахнет мылом и стиральным порошком.
– Беатрис, – шепчет она и гладит меня по волосам.
«Не плачь», – приказываю я себе. Я обнимаю ее, смаргивая влагу с глаз, после чего отстраняюсь, чтобы еще раз взглянуть на мать. Я улыбаюсь с закрытым ртом, совсем как она. Мать касается моей щеки.
– Надо же, – замечает она. – Ты поправилась.
Она обнимает меня за плечи.
– Расскажи, как дела.
– Ты первая.
Старые привычки вернулись. Я должна уступить ей право говорить первой. Я не должна слишком долго быть в центре внимания. Я должна убедиться, что ей ничего не нужно.
– Сегодня особенный случай, – возражает она. – Я пришла повидать тебя, поэтому давай говорить в основном о тебе. Это мой тебе подарок.
Моя самоотверженная мать! Ей не следует дарить мне подарки после того, как я покинула ее и отца. Я иду с ней к перилам над пропастью, радуясь тому, что мы вместе. Последние полторы недели были лишены любви больше, чем я сознавала. Дома мы не часто касались друг друга, и родители позволяли себе разве что держаться за руки за ужином, и все же это было больше, чем здесь.
– Всего один вопрос. – Сердце пульсирует в горле. – Где папа? Он навещает Калеба?
– А! – Она качает головой. – Отцу нужно было на работу.
Я опускаю глаза.
– Скажи прямо, что он не захотел прийти.
Она изучает мое лицо.
– Твой отец в последнее время ведет себя эгоистично. Это не значит, что он тебя не любит, поверь.
Я изумленно смотрю на нее. Отец ведет себя эгоистично? Поразителен не столько сам ярлык, сколько то, что она его применила. По ее виду не скажешь, злится она или нет. Глупо было надеяться определить это. Но она наверняка злится, если называет отца эгоистичным.
– А Калеб? – спрашиваю я. – Ты навестишь его позже?
– Хотела бы, – отвечает она, – но эрудиты запретили альтруистам заходить в свой лагерь. Если я попытаюсь, меня выведут за ворота.
– Что? – поражаюсь я. – Это ужасно. Почему они так поступили?
– Напряженность между нашими фракциями сильнее, чем когда-либо, – отвечает она. – Мне это не нравится, но я мало что могу поделать.
Я представляю, как Калеб стоит среди неофитов-эрудитов и ищет в толпе нашу мать, и у меня сводит живот. Я еще немного злюсь на него за скрытность, но не хочу, чтобы ему было больно.
– Ужасно, – повторяю я и смотрю на пропасть.
У перил в одиночестве стоит Четыре. Хотя он уже не неофит, большинство лихачей встречаются в этот день со своими семьями. Либо его семья не любит собираться, либо он не прирожденный лихач. Из какой фракции он мог перейти?
– Это один из моих инструкторов.
Я наклоняюсь ближе к матери и добавляю:
– Немного пугающий, правда?
– Красивый, – поправляет она.
Я машинально киваю. Она смеется и убирает руку с моих плеч. Я хочу увести ее от Четыре, но, когда я собираюсь предложить отправиться в другое место, он оборачивается.
При виде моей матери его глаза широко распахиваются. Она протягивает ему руку.
– Привет. Меня зовут Натали, – сообщает она. – Я мать Беатрис.
Никогда не видела, чтобы мать пожимала кому-нибудь руку. Четыре неловко берет ее ладонь и дважды встряхивает. Жест кажется неестественным для обоих. Да, Четыре не может быть прирожденным лихачом, если рукопожатие дается ему так нелегко.
– Четыре, – произносит он. – Приятно познакомиться.
– Четыре, – улыбаясь, повторяет мать. – Это прозвище?
– Да.
Он не развивает эту тему. Как же его зовут на самом деле?
– Ваша дочь неплохо справляется. Я присматриваю за ее обучением.
С каких это пор «присмотр» включает метание ножей и нагоняи при любой возможности?
– Рада это слышать, – отвечает она. – Мне кое-что известно об инициации Лихости, и я переживала за дочь.
Он смотрит на меня, переводит взгляд с носа на рот, со рта на подбородок. Затем он произносит:
– Вам не о чем волноваться.
Я против воли заливаюсь краской. Надеюсь, это незаметно.
Он просто успокаивает ее, потому что она моя мать, или действительно верит, что я способная? И что означал этот взгляд?
Она наклоняет голову.
– Вы почему-то кажетесь мне знакомым, Четыре.
– Не представляю почему. – Его голос внезапно становится ледяным. – Я не имею привычки общаться с альтруистами.
Мать смеется. У нее легкий смех, бурлящий воздушными пузырьками.
– Как и многие в наши дни. Я не принимаю это на свой счет.
Он, кажется, немного расслабляется.
– Ладно, не буду мешать вашему воссоединению.
Мы с матерью смотрим ему вслед. Река ревет у меня в ушах. Возможно, Четыре был эрудитом – это объясняет, почему он ненавидит Альтруизм. Или, может, он верит статьям, которые Эрудиция издает против нас… против них, напоминаю я себе. Но все равно очень мило с его стороны сказать матери, что я неплохо справляюсь, ведь я знаю, что на самом деле он в это не верит.
– Он всегда такой? – спрашивает она.
– Хуже.
– Ты завела друзей?
– Несколько.
Я оборачиваюсь на Уилла, Кристину и их семьи. Когда Кристина ловит мой взгляд, она улыбкой подзывает меня к себе, и мы с матерью идем по дну Ямы.
Но прежде чем мы успеваем подойти к Уиллу и Кристине, невысокая, кругленькая женщина в черно-белой полосатой блузке касается моего плеча. Я дергаюсь, борясь с желанием смахнуть ее руку.
– Прошу прощения, – произносит она. – Вы не знаете моего сына? Альберта?
– Альберта? – повторяю я. – А… вы имеете в виду Ала? Да, я его знаю.
– Вы не в курсе, где мы можем его найти? – спрашивает она, указывая на мужчину за своей спиной. Он высокий и массивный, как валун. Очевидно, отец Ала.
– Извините, но я не видела его сегодня утром. Возможно, вам стоит поискать его вон там? – Я указываю на стеклянный потолок над нами.
– О боже. – Мать Ала обмахивается ладонью. – Я лучше и пытаться не стану. У меня едва не случилась паническая атака, когда мы спускались. Почему вдоль этих тропинок нет перил? Вы что, сумасшедшие?
Я чуть улыбаюсь. Несколько недель назад я, возможно, сочла бы подобный вопрос оскорбительным, но теперь я провела слишком много времени с переходниками-правдолюбами, чтобы удивляться бестактности.
– Сумасшедшие – нет, – отвечаю я. – Лихие – да. Если увижу вашего сына, скажу, что вы его ищете.
Я вижу на губах матери такую же улыбку, как у меня. Она ведет себя не так, как родители некоторых переходников, – вертит головой, разглядывая стены Ямы, потолок Ямы, пропасть. Разумеется, любопытство здесь ни при чем, ведь она альтруистка. Любопытство ей чуждо.
Я знакомлю мать с Кристиной и Уиллом, а Кристина знакомит меня с матерью и сестрой. Но когда Уилл знакомит меня с Карой, своей старшей сестрой, она бросает на меня испепеляющий взгляд и не протягивает ладонь для рукопожатия. Она сердито смотрит на мою мать.
– Поверить не могу, что ты общаешься с одной из них, Уилл, – говорит она.
Мать кусает губы, но, разумеется, молчит.
– Кара, – хмурится Уилл, – не надо грубить.
– Ну конечно, не надо. Тебе известно, кто это? – Она указывает на мою мать. – Это жена члена совета, вот кто. Она управляет «добровольной организацией», которая якобы помогает бесфракционникам. По-вашему, я не знаю, что вы просто запасаете товары, чтобы раздавать членам своей фракции, в то время как мы не видели свежей еды уже месяц? Еда для бесфракционников, как же!
– Прошу прощения, – спокойно произносит мать. – Полагаю, вы ошибаетесь.
– Ошибаюсь? Ха! – рявкает Кара. – Уверена, вы именно то, чем кажетесь. Фракция беззаботных благодетелей без единой эгоистичной косточки. Ну конечно!
– Не смейте так говорить с моей матерью, – говорю я, краснея, и сжимаю кулаки. – Еще одно слово, и, клянусь, я сломаю вам нос.
– Полегче, Трис, – требует Уилл. – Ты не ударишь мою сестру.
– Неужели? – Я поднимаю обе брови. – Уверен?
– Он прав, не ударишь. – Мать касается моего плеча. – Идем, Беатрис. Мы же не хотим докучать сестре твоего друга.
Ее голос спокоен, но рука сжимает мое плечо так сильно, что я едва не вскрикиваю от боли, когда она тащит меня прочь. Она быстро идет со мной к столовой. Перед самой столовой, однако, резко поворачивает налево в один из темных коридоров, которые я пока не исследовала.
– Мама, – окликаю я. – Мама, откуда ты знаешь, куда идти?