Том 2. Сцены и комедии 1843-1852 - Иван Тургенев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кузовкин. Как чего смотреть? Ольга-то Петровна в Петербурге замуж вышла. Каков-то у нее муженек? Ну, да и ее мы с тобой давно не видали. Шесть лет с лишком. Сядь.
Иванов. Да что, Василий Семеныч, право…
Кузовкин. Сядь, сядь, говорят. Ты не смотри на то, что новый дворецкий кричит. Бог с ним совсем! Он ведь для этого приставлен.
Иванов. Ольга Петровна-то, чай, за богатого вышла? (Садится.)
Кузовкин. Не знаю, Ваня, как тебе сказать, а чиновник, говорят, важный. Ну, Ольге Петровне так и следовало. Не век же ей было со своей теткой жить.
Иванов. А как бы, Василий Семеныч, новый-то барин нас с тобою не выгнал.
Кузовкин. А зачем ему нас выгнать?
Иванов. То есть я про тебя говорю.
Кузовкин (со вздохом). Знаю, Ваня, знаю. Ты, брат, что ни говори, все-таки помещик. А на меня и платье-то не из целого кроят. Всё с чужого плеча. А всё-таки новый барин меня не выгонит. Покойный барин — и тот меня не выгнал… А уж на что был сердит.
Иванов. Да ты, Василий Семеныч, петербургских молодцов не знаешь.
Кузовкин. А что, Иван Кузьмич, разве они… того?
Иванов. Просто, говорят, беда! Я их тоже не знаю, а слыхал.
Кузовкин (после минутного молчания). Ну, посмотрим. Я на Ольгу Петровну надеюсь. Она не выдаст.
Иванов. Не выдаст! Да она, чай, и забыла тебя совсем. Ведь она отсюда, после смерти покойной матушки своей, — с теткой-то с своей, — ребенком выехала. Что ей? и четырнадцати лет не было. Ты с ней в куклы игрывал — велико дело! Она и не посмотрит на тебя.
Кузовкин. Ну нет, Ваня.
Иванов. Вот увидишь.
Кузовкин. Ну полно же, Ваня, пожалуйста.
Иванов. Да вот увидишь, Василий Семеныч.
Кузовкин. Право, Ваня, перестань… Сыграем-ка лучше в шашки… А? как по-твоему? (Иванов молчит.) Что так сидеть-то? Давай-ка, брат, давай.
(Берет шашечницу и расставляет шашки.)
Иванов (тоже расставляет шашки). Нашел время, нечего сказать. Дворецкий позволит тебе, как же!
Кузовкин. А мы разве кому мешаем?
Иванов. Да господа сейчас приедут.
Кузовкин. Господа приедут — мы бросим. В правой или в левой?
Иванов. Уж прогонят нас с тобой, Василий Семеныч, вот увидишь. В левой. Тебе начинать.
Кузовкин. Мне… Я, брат, сегодня вот как начинаю.
Иванов. Вишь, что вздумал. А я вот как.
Кузовкин. А я сюда.
Иванов. А я сюда.
(Вдруг в передней поднимается шум. Казачок Васька вбегает сломя голову и кричит: «Едут! Едут! Нарцыс Коскенкиныч! едут!..» Кузовкин и Иванов вскакивают.)
Кузовкин (в большом волнении). Едут? едут?
Васька (кричит). Махальный знак подал — едут!
(Из гостиной раздается голос Трембинского: «Что такое? господа — господа едут?» Он вместе с Петром выбегает из гостиной.)
Трембинский (кричит). Музыканты! музыканты по местам!
(Убегает в переднюю; Петр и казачок за ним. Из коридора выскакивает Маша.)
Маша. Господа едут?
Кузовкин. Едут, едут.
(Иванов с тоской забивается в угол. Маша бежит в коридор с криком. «Едут!» Через мгновенье из коридора вырывается Прасковья Ивановна, а из передней Трембинский.)
Прасковья Ивановна. Едут?
Трембинский. Девок зовите сюда, девок!
Прасковья Ивановна (кричит в коридор). Девки! девки!
Егор (выбегая из передней). А где ж хлеб-соль, Нарцыс Константиныч?
Трембинский (кричит во все горло). Петр! Петр! Хлеб-соль! Где хлеб-соль? (Из коридора выходят шесть разряженных девок.) В переднюю, девки, В переднюю!
(Девки бегут в переднюю и сталкиваются в дверях с Петром. У него в руках блюдо с огромным кренделем и солонкой.)
Петр. Тише вы, сумасшедшие!
Трембинский (вырывает у Петра блюдо, и передает его на руки Егору). Это вам… Ступайте на крыльцо, ступайте.
(Выталкивает его вон вместе с Петром и Прасковьей Ивановной, бежит сам за ним и кричит в передней: «А люди-то где?.. людей сюда!»)
Голос Петра. Анпадиста позовите!
Другой голос. У него десятский сапоги отобрал…
Голос Трембинского. Кучеров сюда, кучеров!
Голос а девок. Едут, едут!
Голос Трембинского. Молчать теперь, молчать!
(Воцаряется глубокое молчание. Кузовкин, который во всё время тревоги находился в большом волнении, но почти не сходил с места, с жадностью прислушивается. Вдруг музыка начинает фальшиво играть: «Гром победы, раздавайся…» Карета подъезжает к крыльцу, раздается говор, музыка умолкает. Слышны лобызанья… Через мгновенье входят Ольга Петровна, ее муж; у него в одной руке крендель; за ними Трембинский, Егор с блюдом, Прасковья Ивановна и дворня, которая, однако, останавливается в дверях.)
Ольга (с улыбкой мужу). Ну вот, мы дома, наконец, Paul. (Елецкий жмет ей руку.) Как я рада! (Обращаясь к дворовым.) Благодарствуйте, благодарствуйте! (Указывая на Елецкого.) Вот вам ваш новый господин… Прошу любить и жаловать. (К мужу.) Rendez cela, mon ami.[79](Елецкий отдает крендель Егору.)
Трембинский (наклонив всю верхнюю часть тела). Не угодно ли будет что приказать… покушать… или, может быть, чаю…
Ольга. Нет, благодарствуйте, после. (К мужу.) Я хочу показать тебе весь наш дом, твой кабинет… Я целых семь лет здесь не была… семь лет!
Елецкий. Покажи.
Прасковья Ивановна (принимая с рук Ольги шляпу и мантилью). Матушка вы наша, голубушка…
Ольга (улыбается ей в ответ и глядит кругом). А постарел наш дом… И комнаты мне меньше кажутся.
Елецкий (голосом ласкового наставника). Это всегда так кажется. Ты отсюда ребенком выехала.
Кузовкин (которий всё время глаз не спускал с Ольги, подходит, к ней). Ольга Петровна, позвольте… (Голос у него прерывается.)
Ольга (сперва не узнает его). А… ах, Василий… Василий Петрович, как ваше здоровье? Я вас и не узнала сперва.
Кузовкин (целует у ней руку). Позвольте… поздравить…
Ольга (мужу, указывая на Кузовкина). Старый наш приятель, Василий Петрович…
Елецкий (кланяется). Очень рад.
(Иванов издали тоже кланяется, хотя его еще не заметили.)
Кузовкин (кланяется Елецкому). С приездом… Мы все… так рады…
Елецкий (кланяется ему еще раз, и вполголоса жене). Кто это?
Ольга (тоже вполголоса). Бедный дворянин, у нас в доме проживает. (Громко.) Ну, пойдем, я тебе хочу весь дом показать… Я здесь родилась, Paul, я здесь выросла…
Елецкий. Пойдем, С удовольствием… (Обращаясь к Трембинскому.) А вы, пожалуйста, прикажите моему камердинеру… вещи там мои…
Трембинский (торопливо). Слушаю, слушаю-с.
Ольга. Пойдем же, Paul. (Оба идут в гостиную.)
Трембинский (ко всей дворне, вполголоса). Ну, друзья мои, ступайте теперь по местам. Вы, Егор Алексеич, останьтесь в передней — неравно барин спросит.
(Егор и дворовые уходят в переднюю, Прасковья Ивановна с горничными в коридор.)
Прасковья Ивановна (в дверях). Идите, идите… Да ты, Машка, чего смеешься? (Уходит.)
Трембинский (к Кузовкину и Иванову). А вы, господа, здесь останетесь, что ли?
Кузовкин. Мы здесь останемся.
Трембинский. Ну хорошо… Только, пожалуйста, вы знаете… (Делает знаки руками.) Ради бога… а то ведь с нас же взыщут… (Уходит на цыпочках в переднюю.)
Кузовкин (глядит ему вслед и быстро обращается к Иванову). А, Ваня, какова? Нет, скажи, какова? Как выросла, а? Красавица какая стала? И меня не забыла. А видишь, Ваня, видишь: выходит — я прав.
Иванов. Не забыла… А зачем же она тебя Васильем Петровичем-то величает?
Кузовкин. Экой ты, Ваня! Ну, что ж тут такое — Петрович, Семеныч, ну, не всё ли равно; ну, сам посуди, ты ведь умный человек. Мужу своему меня представила. Видный мужчина! Молодец! и лицо такое… О, да он, должно быть, чиновный человек! Как ты думаешь, Ваня?