КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Валентина Мальцева

Апрель 1978 года

…Вернувшись после встречи с Колесниковым к себе на Лексингтон-роуд, Стас Волков снял плащ, сварил на плитке крепкий кофе и уже с чашкой направился к письменному столу. Плотно задернув шторы, лондонский резидент ГРУ аккуратно вскрыл пакет, извлек оттуда четыре сколотые скрепкой машинописных листа с текстом на английском языке, бережно разгладил их, после чего подошел к полке с книгами, достал оттуда довоенное издание справочника-путеводителя по Вестминстерскому аббатству и положил красочно оформленный буклет рядом с шифровкой из Центра. Оригинальный текст, который передал ему час назад спецкурьер ГРУ, имел совершенно безобидное содержание и, попади он в случайные руки, ровным счетом ни о чем не говорил. На четырех страницах машинописного текста приводилась ксерокопия из ежегодного справочника «Британия» о климатических особенностях Средней Англии. Должно было совпасть слишком многое, чтобы совершенно безобидным текстом заинтересовались профессионалы из контрразведки. Но даже в том случае, если миссия Вадима Колесникова каким-то непостижимым образом была бы раскрыта, прочесть шифровку, не имея кода, была практически невозможно. К составлению шифрованных документов в советской военной разведке всегда относились творчески…

Проделав все необходимые манипуляции с дешифровкой текста, Стас Волков углубился в чтение. В никифоровском послании содержалась исчерпывающая информация о том, что именно ему предстояло сделать в рамках операции «Бомж», в которой Волкову отводились одновременно две роли — приманки и диспетчера. Буквально с первых же строчек шифровки Стас понял: Центр не намерен вступать ни в какие переговоры с Мишиным. Речь шла об операции по его изъятию и переправке в Центр, указывались пароли, способы связи, профилактические меры, запасные варианты…

По мере того как перед лондонским резидентом все отчетливее вырисовывались контуры и масштабы предстоящей операции, настроение Стаса постепенно ухудшалось. Последняя инструкция в шифровке — сразу же после завершения операции немедленно покинуть пределы Англии, используя один из четырех вариантов — не вызывала никаких сомнений: его миссия на берегах туманного Альбиона была завершена. Хорошо зная практику подобного рода кадровых перемещений, Стас понимал подноготную последнего приказа Центра: Никифоров, славившийся своей маниакальной подозрительностью ко всему, что выходило за рамки его понимания стабильности секретной работы за рубежом, естественно, не сбрасывал со счетов вариант, при котором Виктор Мишин выполняет задание какой-нибудь иностранной спецслужбы. Но даже в том случае, если Мишин и впрямь действовал в одиночку, сам факт его прямого выхода на лондонского резидента ГРУ и использование Волкова в качестве «почтового ящика» был очевидным сигналом тревоги и по всем законам разведки требовал немедленного отзыва резидента, каким бы стабильным ни выглядело его положение и какими бы серьезными ни были его оперативные успехи.

«Вот паскуда кагэбэшная! — выругался про себя Волков, поднося горящую спичку к расшифрованным листкам и наблюдая, как белая бумага медленно, как бы нехотя, скручивается в кокон, превращаясь в коричневатосерый пепел. — Черт принес его на мою голову! Это же надо было вляпаться в такое говно!..»

Раздевшись догола, Волков втиснул свой мощный, тренированный торс в стеклянное пространство узкой душевой кабинки и пустил максимальный напор холодной воды. Не издавая ни звука, Стас глубоко дышал и раз за разом методично прокручивал в памяти содержание шифровки.

Технические нюансы осуществления операции «Бомж» его особенно не волновали: план был разработан в Центре, его личная роль в операции была конкретной и исчерпывающей, а всю ответственность за возможную неудачу нес лично генерал Никифоров. В значительно большей степени Стаса волновали ПОСЛЕДСТВИЯ этой операции, в частности, его собственная судьба, после того, как все закончится и посланцы Центра вернутся на базу. Захват Мишина живым — а именно в этом и заключалась главная цель операции «Бомж» — сразу же высвечивал несколько весьма неприятных лично для Волкова перспектив. В частности, Мишин, под воздействием «химии», вполне мог рассказать в Москве кое-какие подробности их недавней встречи, из которых однозначно вытекало, что сам Волков не был до конца искренен с Центром. Прекрасно зная методику допросов, культивировавшуюся в его родной конторе, Стас реально представил себе, как, зацепившись за кончик нитки, следователи военной разведки начнут раскручивать эту перспективную во всех отношениях линию и обязательно докопаются до малоприятной истории, имевшей место пять лет назад в Барселоне. Хотя, при чем тут Барселона, если…

Оглушенный внезапной мыслью, Стас резко прикрутил кран и замер, испытывая неприятное, болезненное чувство озноба, когда мелкое покалывание внезапно охватывает все тело — от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Ужасная мысль, мелькнувшая в его сознании секунду назад, стремительно раскручивалась, обрастая логикой и трансформируясь в четкий, однозначный вывод, и совершенно ужасный: ЕГО ОТЗЫВАЛИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УБРАТЬ.

Еще раз «промотав» в голове эту версию, Стас меланхолично кивнул: на месте генерала Никифорова он сделал бы то же самое, поскольку это было единственное верное решение. Трудно сказать, чьи именно цели — свои собственные или какого-нибудь фирмача-заказчика — преследовал явившийся ниоткуда подполковник Виктор Мишин. Но, при любом раскладе, Витяня, стремившийся к личной встрече с генералом Цвигуном, попутно прихватывал и его, Стаса, душу. Иными словами, беглый подполковник КГБ практически подставил отнюдь не постороннего человека, к которому обратился за помощью. Совершенно нормальный для работы в разведке пример цинизма! И только сейчас Стас был вынужден признаться самому себе, что недооценил эту опасность. Ему казалось, что, не выпытывая у Витяни ничего лишнего, а только добросовестно передавая в Москву полученную информацию, он как бы застраховался от возможных неприятностей. В этом, собственно, и заключался его просчет: Волков не сообразил вовремя, что сам факт личного контакта с Мишиным автоматически превращал его в единственного, а потому нежелательного во всех отношениях свидетеля. А чтобы знать, КАК в советской военной разведке складывается будущее нежелательных свидетелей, совсем не обязательно было заглядывать в Книгу Судеб…

Придавленный невеселыми мыслями, Стас вернулся в комнату, погасил свет, лег в постель, закинул руки за голову и попытался сосредоточиться.

«Шевели мозгами! — приказал он себе. — Речь идет о твоей голове. Стало быть, шевели как следует, Волков! Ты не преувеличиваешь нависшую над тобой лично опасность? Нет, все реально. Стало быть, вопрос твоей ликвидации уже решен? Да, процентов на девяносто пять, не меньше. Теперь важно определить, КОГДА это произойдет? На каком этапе задуманного? Судя по шифровке, я им нужен для проведения операции. В конце концов, Мишин знает визуально только меня и только через меня выйдет на связь. Можно, конечно, спустить меня в любой момент, но… Какой смысл перерезать телефонный кабель, если с нетерпением ждешь важного звонка? Следовательно, если они действительно хотят повязать Мишина, — а это так практически на все сто процентов, — то я им ПОКА необходим. Нужен ли я им после этого? Не думаю… Скорее всего, они постараются избавиться от меня сразу же после того, как Мишин выйдет на связь. Но это рискованно! Виктор не дурак, голыми руками его взять трудно. Допустим, он назначит встречу со мной… Понятно, что он не явится на условленное место до тех пор, пока лично не убедится, что мы не устроили ему какую-нибудь каверзу. А первым признаком того, что все — пусть даже внешне — идет по намеченному плану, станет ЖИВОЙ Стас Волков, на которого Витяня может выйти своими, только ему известными способами… Нет, они не станут убирать меня до завершения операции. Следовательно, у меня есть в запасе какое-то время. Ну и что с того? Что я успею сделать за это время? Скрыться в неизвестном направлении? Оборвать все концы? Прятаться всю оставшуюся жизнь хрен знает где?.. А смысл? Рано или поздно они меня все равно достанут — и не до таких докапывались… Тем более что у меня нет ни реальных средств, ни крепких документов для того, чтобы лечь на дно хотя бы на полгода. А что, если?.. А что, если операция… срывается? Что, если при осуществлении акции захвата Мишина не удается взять живым? Неудачный, в панике сделанный выстрел в голову — и моментально исчезает стержень возникшей проблемы. Нет Мишина — нет операции «Бомж». Нет операции «Бомж» — нет необходимости ликвидировать опытного резидента ГРУ, способного принести своей организации еще немало пользы… Вывод, конечно, не бесспорный, но приказ о моем немедленном уничтожении будет уже рассматриваться заново. Какой- никакой, а шанс… Неужели все так просто? Неужели они не просчитали этот вариант? Впрочем, чего гадать, Стас? Другого шанса выжить у тебя, похоже, все равно нет. Стало быть, надо воспользоваться собственными возможностями и сделать все необходимое, чтобы слепой случай, роковая нелепость или что-то еще в этом роде привело в исполнение приговор, вынесенный Мишину на Лубянке… Ликвидировав его, Стас, ты спасаешь собственную жизнь. А живой Мишин в руках наших «химиков» — это твоя немедленная смерть. Или-или…»