Убийства в замке Баустринг - Джон Карр

– А теперь, – сказал он, – спать. Я совершенно без сил. Все равно мы ничего не сможем сделать до утра. Я попросил Вуда отнести ваши вещи в Королевскую комнату, мистер Гонт. Я вас провожу, если не возражаете…

Гонт покачал головой:

– Благодарю вас. Я посижу здесь какое-то время. Все равно я сейчас не смогу уснуть.

…Только когда Тэрлейн взял со стола рядом с лестницей в Большом зале свечу, приготовившись идти в свою комнату, он понял, как сильно устал. Кестеван и Мэссей уже поднялись наверх, а Фрэнсис удалился для обмена мнениями с инспектором Тейпом. Так что Тэрлейн отправился наверх в компании сэра Джорджа.

Было час ночи. Одинокий приглушенный удар нескольких часов разнесся по всему дому. Вуд давно уже погасил камин, и в Большом зале стало прохладно. Вуд стоял возле парадной двери, приготовившись выпустить инспектора из дома.

В портретной галерее наверху все свечи были погашены. Сэр Джордж замедлил шаги и сказал:

– Ну, спокойной ночи, старик! – Он опустил свою свечу, так что на портретах видны были только ноги – в доспехах, в рейтузах, в полосатых брюках. – Я в Комнате настоятеля. – Он задумался. – Послушай, тебе не кажется, что кто-то все-таки бродит здесь по ночам?

– Кажется, – спокойно ответил Тэрлейн.

– То-то и оно! – сказал сэр Джордж. – Я бы заперся изнутри на твоем месте. Спокойной ночи.

Тэрлейн попытался проанализировать свои ощущения, идя к себе в комнату. Он пощупал свой пульс и не обнаружил никаких нарушений. Если он и испытывал страх, то это был страх сродни оторопи. Маленькие молоточки стучали у него в висках, а сердце замирало. Но он мог поклясться, что не был испуган.

Он не стал зажигать свет в своей комнате. Лунный свет лился сквозь два окна, выходившие во внутренний двор. Стены были очень толстые, а на оконных стеклах виднелись оттиснутые гербы Рейла. Одно из окон было распахнуто. Тэрлейн различил в темноте высокую кровать с серебрящимся балдахином. В камине мерцал огонь, к камину было придвинуто кресло. На столике, возле кресла, стояли серебряное блюдо с фруктами и филигранной работы графин с виски.

Высоко подняв свечу, Тэрлейн пошел по комнате. Желтое пламя свечи отразилось в зеркале над комодом. Он поставил свечу на комод и внимательно взглянул в зеркале на свое отражение. На него смотрело худощавое лицо с какими-то подслеповатыми глазами и седеющим клинышком бороды. Ему уже много раз советовали обзавестись очками. Сейчас он моргал, глядя на себя, и думал о том, что пара глотков виски ему не помешает, да и визит к окулисту тоже. Виски, очки… О чем он думает? Внизу, в музыкальном салоне, лежат два трупа, и убийца под одной с ним крышей. Он долго смотрел в зеркало, до рези в глазах, и ему грезились видения прошлого.

Город в Новой Англии, омываемый серым морем. Белый затхлый дом, полный хрусталя, где прошла юность. Рассвет… Жестяные тазики с водой… Утренний туалет в соответствии с традициями дорогостоящей частной подготовительной школы для поступления в престижный колледж… Полусонное преодоление десятка шагов на молитву в часовне при школе… Долгожданные письма из дома, где сплошь суровые отеческие наставления, накорябанные паукообразным почерком отца.

Весенние каникулы в Гротоне, городишке на юго-востоке штата Коннектикут, где он с битой, на бейсбольном поле, с утра до вечера носится как заведенный.

Потом Гарвардский университет в Кембридже, пригороде Бостона. Тогда еще звучал язвительный голос ныне покойного Уильяма Джеймса, умницы и эрудита, психолога и философа, создавшего лабораторию экспериментальной психологии, автора книги «Принципы психологии», остающейся до сих пор классикой психологии, и многих других фундаментальных трудов. Любимец студентов Уэнделл Холмс, юрист, государственный деятель, преподаватель конституционного права, член Верховного суда США, заслуживший уважительное прозвище «великий инакомыслящий» за свое особое мнение в ряде судебных разбирательств, вошедших в историю как мощный аргумент в защиту свободы слова.

Бурная студенческая жизнь, деятельный декан со своим перечнем студентов, не уплативших вовремя за обучение, и, наконец, относительный покой… Вот уже более тридцати лет.

Вглядываясь в свое отражение в зеркале, Тэрлейн вспоминал тихие комнаты на Брэттл-стрит, с синей фарфоровой посудой в отблеске камина и тремя белыми стеллажами с книгами. Сегодня ему довелось стать свидетелем убийства, пришлось ощутить непосильную ношу бремени страстей человеческих, но почему-то он переживает не больше, чем когда смотрит по телевизору шоу «Панч и Джуди», где горбун Панч с крючковатым носом полон оптимизма, а его жена Джуди – неряха и нескладеха.

В чем дело, почему такая вялость души?

Врожденное свойство его характера? Трудно сказать. А ведь Фрэнсис Стайн был влюблен в Дорис Мундо! И вот такая жестокая гримаса жизни…

Поддавшись неожиданному импульсу, Тэрлейн провел ладонью поперек пламени свечи. Но сделал это быстро и не почувствовал боли. Пламя было не для него! В его собственном прошлом не было никаких страстей. Какие-то потуги на романтические отношения, и не более. Была у него юная Левингстон с желтыми розами на талии, которую он водил на пьесу Уильяма Жилетта в старом театре «Критерион» в Нью-Йорке. После спектакля, когда ее тетя и дядя следовали за ними в другом кебе через весь город до Медисон-авеню на Манхэттене, она почти прижималась к нему, а он говорил, в основном от смущения, о пьесах Генрика Ибсена. Потом была одна чувствительная умница, синий чулок из Бикон-Хилла, престижного района Бостона, на которой он едва не женился. Почему не женился? Да потому, что испугался. Семейная жизнь сулила расставание с мечтами, навеянными книгами, умиротворяющей атмосферой библиотеки, вольнолюбивым духом бара «Русалка». Жена стала бы проявлять интерес к шляпкам, пустой болтовне и, что самое ужасное, испытывать жажду известности, почестей по отношению к своему мужу. Так что, следуя разумной логике, следовало не поддаваться порыву, дабы не перевернуть страницу холостяцкого бытия.

Тэрлейн опустил ладонь на пламя свечи. Свеча погасла, и он смял горячий воск. Теперь только бледный голубоватый лунный свет отпечатывал на полу контуры оконных рам. Фрэнсис, должно быть, роняет скупую мужскую слезу, оплакивая гибель любимой… Тэрлейн подошел к столику у камина, налил себе полстакана виски и выпил залпом.

Он почувствовал себя намного лучше, но понял, что в чем-то разделяет настроение покойного лорда Рейла – в этом замке электричество просто анахронизм. Так что он зажег свечи, которые всегда стояли на каминной полке, и сел, собираясь раздеться. Его халат висел в стенном шкафу. Странно, что здесь стенные шкафы вместо гардеробов. Их, видимо, соорудили в толще стен сравнительно недавно. Он обратил на них внимание еще в комнатах лорда Рейла. Двери из толстенных дубовых панелей превращали каждый из таких встроенных шкафов в маленькую звуконепроницаемую комнату. Может, это и разумно, подумал он, с опаской посмотрев на кровать, потому что паразиты, как правило, кишмя кишат в старинных деревянных гардеробах…

Ночь была прохладной, но не холодной. Помешав угли в камине, Тэрлейн подошел в халате к одному из окон, сел на край широкого каменного подоконника и закурил трубку. Можно запросто схватить радикулит, в его возрасте следовало бы быть осмотрительнее! Ну да ладно. Вид из окна захватил Тэрлейна целиком.

Легкая дымка придавала внутреннему двору призрачный вид. Окна напротив серебрились в лунном свете, доносилось приглушенное журчание водопада. В противоположном конце двора был виден крытый балкон прямо над аркадой первого этажа. Балкон тянулся вдоль комнат лорда и леди Рейл.

Одно из окон светилось.

Тэрлейна сильно клонило в сон. Мышцы спины ныли оттого, что он сидел привалившись к каменному откосу окна, но он не шелохнулся. Где-то ухала сова, в кронах деревьев шелестел ветер. Ни звука в замке, ни огонька, кроме этого одиноко светящегося окна под навесом балкона. Тэрлейн нахмурился! Леди Рейл, должно быть, не спит, это ведь окно ее спальни!

Тэрлейн не отрывал глаз от этого окна. Вот появилась вертикальная полоска света. Должно быть, открылась дверь спальни леди Рейл. Раздался какой-то звук, напоминающий собачий лай. Маленькая тень стремительно промелькнула в нижней части этой полоски света. Потом промелькнула еще одна тень, и лай прекратился. Полоска света исчезла, когда дверь закрылась.

Своенравная собака у леди Рейл, подумал Тэрлейн. Того и гляди, убежит! Леди Рейл приоткрыла дверь – и вот пожалуйста… Чувствуя нарастающую дремоту, он спустился с подоконника, задул свечи и отыскал свою кровать.

А он-то считал, что не сможет заснуть в эту ночь. Ему грезились какие-то великаны в масках, кто-то подкрадывался к нему, грозя пальцем… страх, который он старался подавить, не давал покоя мозгу. Постель казалась холодной и бугристой, а один раз ему показалось, будто он вскрикнул. Но он, видимо, спал, потому что, когда проснулся, за окном занимался рассвет. Всю ночь ему мерещились шорохи и какие-то звуки, словно кто-то крался по коридору. Пришлось встать и запереть дверь. Шлепая босиком, он вдруг услышал медленные шаги.