Светлана - Нина Артюхова

— Ну, расскажи, как ты теперь…

Они входят в зал. Надя не знает, куда девать бутылку:

— Девочки, кто умеет играть в «волшебную бутылку»?

Но ее подруги не знают, как играть в «волшебную бутылку» из-под ситро.

— Алеша знает… Алексей? Где он?

Кто-то заметил, что он пошел с мальчиками в читальню.

— Алеша, ты фокусник, это по твоей специальности!

Надя навязывает ему бутылку, а сама остается в читальне.

Алеша принимает бутылку:

— С удовольствием!

Пожав Косте руку, он выходит в зал. За ним, по одному, уходят и мальчики. Костя остается в читальне. Дверь из читальни в зал широко открыта. Ребята опять становятся кругом, Алеша Бочкарев посередине, высоко поднимает бутылку:

— Ребята! Прошу внимания! Эта бутылка — волшебная! Ей можно задавать любые вопросы, обо всех присутствующих в зале — и она ответит.

Бутылку спрашивают, кто из присутствующих здесь самый храбрый, самый жадный, кто самый счастливый, кому не понравились фокусы знаменитого китайского фокусника, кто боится мышей — и так далее, и так далее.

Алеша после каждого вопроса кладет бутылку на пол и придает ей вращательное движение. Бутылка вертится сначала быстро, потом все медленнее и медленнее, наконец останавливается и дает ответ, нацелив на кого-нибудь свое горлышко. Оказывается, что самая храбрая — всем известная трусиха Олечка, самый счастливый — именно Алеша Бочкарев (бутылка так и замерла горлышком вперед у его ног). Фокусы не понравились Вите, давшему свою кепку для приготовления яичницы. А боится мышей чернобровый студент, в плечах косая сажень, с громоподобным басом.

Игра интересная и смешная, но самому Алеше не смешно, и улыбка на его лице — обыкновенная артистическая улыбка.

…Малыши давно уже спят. К никелированным шишечкам кроватей на ярких шелковых лентах подвешены кармашки для носовых платков.

А в зале танцы.

Мальчики в детском доме стараниями Елены Михайловны умеют танцевать не хуже девочек. Они не стоят в стороне, отчужденные и критически настроенные, как обычно бывает на школьных вечерах. Больше всех стесняются Галя и Муха и танцуют только друг с дружкой, пока их не разлучает Юра Самсонов, пригласив Муху на вальс.

После этого испуганную, сияющую Галю начинает кружить высокий студент, певший басом. Даже Надя и Костя не могут спокойно сидеть и разговаривать. Надя встает, кладет руку Косте на плечо.

— Я, кажется, забыл все твои уроки.

Но он почти и не забыл. Чтобы вспомнить, они делают несколько кругов в читальне и не сразу выходят в зал. Потом Костя говорит:

— Ты меня извини, я еще со Светланкой не поздоровался, нужно будет ее пригласить.

Рука Светланы не достает до его плеча и ложится на локоть.

— Да ты неплохо танцуешь, Светланка!

Она радостно улыбается.

— Костя, я получила ваше письмо от девятого мая.

— А я твое поздравительное получил. Спасибо.

— Костя, вы пойдете в воскресенье на Красную площадь? Мы еще не уедем в лагерь, будем смотреть салют. Отсюда очень хорошо видно. В день Победы не только ракеты были, а еще и прожекторы! Так прямо и бегали по всему небу!

Костя улыбается:

— Прожекторы бегали?

У рояля — Елена Михайловна, раскрасневшаяся, усталая, довольная. К ней подходит Надя и предлагает ее заменить:

— Леночка, вы совсем замучились. Пойдите потанцуйте.

Ребятам из детского дома кажется странным, что Елену Михайловну назвали Леночкой. Но, когда она стоит рядом с Надей у рояля и потом, когда начинает танцевать, становится понятным, почему девушки-студентки называют ее по имени: она совсем такая же, как они.

Тамара Владимировна озабоченно поглядывает на часы и начинает незаметным образом по одному вылавливать из зала младших школьников. Им весело, им еще не хочется спать.

Прощаются и уходят Галя и Муха — они обещали вернуться засветло.

Стрелка часов приближается к десяти. Сегодня двадцать первое июня.

Может быть, только один человек на детском празднике в этот вечер помнил, годовщина какого дня наступит через несколько часов и почему парад Победы назначен именно в ближайшее воскресенье.

Наталья Николаевна медленно прошла по коридору в свой кабинет и присела у письменного стола, подперев рукой седую голову. Хотелось хотя бы на пять минут остаться одной.

Хорошо, что могут веселиться ребята, приятно смотреть на молодежь. Но иногда чем-то неуловимым то один, то другой так остро напомнит… В особенности сегодня — этот счастливый мальчик лейтенант…

А в зале студенты тоже начинают поглядывать на часы. Заметив это, Елена Михайловна бросается разыскивать директора.

— Наталья Николаевна, можно к вам?

В зале уже давно зажгли электричество, а в кабинете еще сумерки.

— Наталья Николаевна, они собираются уходить.

Елена Михайловна останавливается смущенная, как будто виноватая. У нее часто бывает это чувство. В детском доме она работает первый год. Слишком много горя кругом. А у нее все так благополучно в семье — живет с папой, с мамой, брата демобилизуют в этом году…

Наталья Николаевна встает:

— Я сейчас приду. Задержи их, Леночка.

Обычно она, как и все, называет вожатую Еленой Михайловной, а Леночкой только вот так, с глазу на глаз.

Наталья Николаевна зовет студентов ужинать.

— Нет, нет, спасибо, — говорит Надя, — мы по традиции собираемся после каждого экзамена у моей подруги. Нас ждут.

Светлана и старшие ребята провожают их до ворот, чтобы показать, как быстрее пройти к остановке троллейбуса. Как только выходят на улицу, Алеша начинает прощаться.

— Ты куда? — спрашивает Надя.

— А я, Надюша, на метро. Думаю прямо домой поехать. Поздно уже.

Надя хочет заглянуть ему в глаза, но он стоит спиной к фонарю, и лицо его в тени.

— Глупости какие! — говорит Надя. — Никуда ты не поедешь, пойдешь с нами.

Она берет его под руку, с другой стороны ее под руку ведет Костя. Все поворачивают к троллейбусной остановке. Алеша не говорит «с удовольствием», но и не сопротивляется. Доставляет ли это удовольствие Косте, неизвестно. Костя молчит.

XXVII

Правильно сделал Надин громоголосый товарищ, что в воскресенье привел всю компанию на мост задолго до начала салюта. Захватили передние места, около самых перил. Отсюда виден Кремль и темные глыбы домов с сияющими окнами. Никто не хочет спускать занавески. В домах — свет и радость. Взлетают над городом ракеты, их огненные зыбкие отражения колеблются в воде. Гулко раскатывается эхо после каждого залпа.

За Костиным плечом — Надин голос:

— Спасибо Вовочке, что сюда привел: очень красиво!

Вовочка бьет себя кулаком в грудь и самодовольно басит:

— Коренной москвич, Надюша!

Они все так обращаются друг к другу: «Вовочка», «Манечка». И ребята и девушки зовут Надю Надюшей. Очкарик тоже. Очень ласково получается. Но что же делать, если еще со школьных времен привык говорить просто: «Надя». Для Кости «Надюша» будет звучать не просто дружески-шутливо, а совсем иначе. Сказать «Надюша» так же невозможно, как назвать маму мамочкой. А ведь иногда хотелось, но не выходило почему-то, даже в письмах.

На мглистом небе вспыхивают лучи прожекторов. Они мечутся по небу, переплетаясь, догоняя друг друга, они ищут, ловят, встречаются и расстаются. Вот протянулись откуда-то издалека и соединились в высоте, образуя гигантский купол из светящейся лиловой паутины… И опять разлетелись в разные стороны, как будто и не встречались никогда. Погасли.

И вдруг вспыхнули снова, устремляясь все вместе, параллельными путями — вперед и кверху.

Как часто Костя мечтал об этой минуте: стоять вместе с Надей в Москве во время салюта.

Почему, если что-нибудь сбывается — кроме радости, иногда в то же время и грустно? Может быть, подсознательные мысли о тех, кто шел вместе с тобой, чтобы вернуть свет и радость в наши дома… и никогда домой не вернется?

Или каждое сбывшееся желание рождает новое — и начинаешь чувствовать ответственность за будущее? Да, ты, не жалея себя, воевал вчера, ты сегодня празднуешь Победу, но что ты будешь делать завтра?..

К тому же не совсем точно сбылось желание. Правда, он стоит с Надей в Москве, во время салюта, но тут же рядом с ними (кроме незнакомой толпы, которая не помешала бы!), тут же рядом все эти Вовочки, Манечки и Алеши (кстати, Очкарика Надя зовет просто Алешей, не уменьшая дальше!). Хорошие, славные ребята, но что за нелепая привычка ходить обязательно «всей группой» и гулять и в кино… и смотреть салют. Только и поговорили с глазу на глаз тогда, в читальне детского дома, при открытых дверях.

Почему-то и в общий разговор не удается войти. Всегда легко себя чувствовал в любой компании.

Девушки требовали рассказов, «боевых эпизодов». То, что легко вспоминалось и хотелось рассказать дома, здесь не получается. Ну их совсем! Еще подумают, что он хвастается!