Последний рассвет одиночества - Людмила Ситникова

Ксения выжидательно смотрела на няню.

— За шесть месяцев в моей жизни произошло много событий. Главное из них — любовь к твоему отцу. Я его полюбила, Ксюша. Полюбила и вас с Ниночкой.

— Так не бывает. За полгода полюбить невозможно.

— Когда вырастишь, ты меня поймешь.

— Я и сейчас не маленькая.

— Не будем спорить. — Людмила протянула Оксане календарик.

— Зачем он мне?

— Красной ручкой я обвела сегодняшнее число.

— Вижу, а для чего? И семнадцатое декабря тоже в кружке.

— Верно. Прошу у тебя всего сто дней. Сто дней, в течение которых моя судьба будет находиться в твоих руках. Если по истечении срока ты не захочешь, чтобы мы с твоим отцом были вместе… я уйду. Уйду насовсем — безвозвратно.

— А как же любовь? — Оксана бросила календарик на кровать.

— Любовь к Виктору будет жить в моем сердце вечно.

— Папка знает?

— Нет. Ему незачем знать о нашем соглашении. Ты ведь согласна дать мне шанс?

Ксюша ответила не раздумывая:

— Сто дней так сто дней.

— Спасибо.

Начался отсчет.

Говоря с Оксаной, Людмила ничуть не лукавила. Она действительно в случае отрицательного ответа Ксюши готова была добровольно проститься со своей любовью.

И вот парадокс — стоило Алимовой начать мысленно готовиться к очередному удару судьбы, как в ее взаимоотношениях с Ксенией наметился незначительный сдвиг.

Нет, девочка вовсе не бросалась на шею няньки и не целовала ту в обе щеки. Оксана вела себя по-прежнему — подчеркнуто отчужденно, но… Нежданно-негаданно ее холодное «Эй!» кануло в Лету. Она стала называть Людмилу по имени.

В конце октября Ксюша впервые присоединилась к Ниночке, когда та играла с Алимовой в настольную игру.

В ноябре Оксана подхватила ангину. Несколько дней ртутный столбик термометра упорно не желал опускаться ниже сорока градусов.

Людмила дежурила у кровати ребенка практически круглосуточно. Даже Ниночка, привыкшая, что Люся всегда находится при ней, начала капризничать:

— Ты теперь все время сидишь у Оксаны, мне скучно.

— Детка, она болеет, я должна за ней ухаживать, чтобы Ксюша быстрее выздоровела.

Когда с неба упали первые снежинки, Оксана попросила Алимову принести стакан морса.

Вернувшись в спальню, Люда застала Ксюшу стоящей у окна.

— Ты почему встала? Быстро ложись в кровать.

— Подожди, дай посмотреть на снег.

— Успеешь еще насмотреться — зима впереди. Давай-давай, ложись.

Нехотя подойдя к кровати, Оксана закашляла.

— Надоело болеть.

— Скоро поправишься. Температура спала. Теперь главное — больше пить и спать.

— Горло еще дерет и дышать трудно.

— Может, тебе почитать?

— Почитай.

Людмила включила ночник и, поудобнее устроившись у изголовья Ксюши, открыла книгу.

Вскоре Ксения задремала. Но стоило Алимовой встать, девочка быстро заговорила:

— Ты не закончила.

— Я думала, ты спишь.

— Нет, я слушала.

Чтение продолжилось.

В десять вечера на Оксану напала зевота.

— Засыпаю, — прошептала она, с благодарностью глядя на Людмилу.

— Свет оставить включенным?

— Как хочешь. А ты сама можешь идти, не надо сидеть в кресле.

— Я уложу Ниночку и сразу вернусь.

— Люда, мне нужна твоя помощь.

— Слушаю.

— Там, на полке, лежит твой календарик.

У Алимовой екнуло в груди.

— Возьми его.

Людмила выполнила указание.

— А теперь бери ручку и зачеркни сегодняшний день, — слабо молвила Оксана.

Люда посмотрела на оборотную сторону календаря и едва удержалась от вырывающегося из груди стона.

Все цифры до сегодняшнего дня были аккуратно перечеркнуты синими чернилами.

Выходит, Оксана ежедневно отсчитывает денечки ее пребывания в коттедже. Внезапно шальная мысль пронзила мозг: а вдруг она стала такой положительной вовсе не по собственной воле? Что, если Ксюша, заранее зная о неминуемом уходе Алимовой, решила скрасить последние недели няньки, демонстрируя хорошее поведение и покладистость?

«Нет. Я отказываюсь этому верить, — стучало в висках. — Все обстоит иначе».

Поставив жирный крест на цифре двадцать пять, Людмила вышла.

Призрачные надежды на положительный исход постепенно растворялись, уступая место знакомому чувству тревоги.

Виктор неустанно твердил о необходимости отнести заявление в ЗАГС.

— Милка, сколько можно тянуть?

— Еще не время.

— Я начинаю нервничать. Ты от меня ничего не скрываешь?

Люда обвила шею любимого и слегка коснулась губами его губ.

— Я тебя люблю.

— Так в чем проблема, откуда столько упорства? Я заметил, вы с Ксюхой нашли общий язык, все складывается хорошо.

— Наберись терпения. Оно нам всем необходимо.

— Мое терпение иссякает с каждой минутой. Не желаю терпеть, не желаю ждать. Хочу дать тебе свою фамилию и закричать во всеуслышание, что ты — моя законная жена!

— Я жду этого момента не меньше твоего, но не все так гладко.

— Дело в Оксане?

— В ней.

— Она смягчилась.

Отстранившись, Людмила тихо проговорила:

— Семнадцатого декабря дам окончательный ответ.

— Почему именно семнадцатого?

— Считай это моей прихотью.

Глава 14

Второго декабря отмечали пятый день рождения Ниночки.

Получив множество подарков, Нина с грустью в голосе констатировала:

— Почему я всегда дарю Оксане подарки, а она мне нет?

Виктор переглянулся с матерью.

Людмила посмотрела на циферблат часиков.

— Ксюша задерживается, я ее позову.

— Не стоит. — Алла Леонидовна разглаживала край скатерти. — Она не спустится.

— Оксанка не любит праздновать мой праздник, — плаксиво сообщила Нина.

— Я все-таки к ней зайду.

Постучав, Люда толкнула дверь.

Ксюша сидела на полу, пристально вглядываясь в цветные фотографии, разбросанные рядом.

— Оксан, тебя ждут внизу.

— Пусть ждут, я не выйду из комнаты.

— Нина сегодня именинница.

— Только не для меня. Пять лет назад в этот день умерла мама, а ты хочешь, чтобы я смеялась и помогала Нинке задувать свечи на торте?

Людмила села на корточки.

— Можно посмотреть с тобой фотографии?

— Смотри.

Со всех снимков улыбалась Татьяна.

— Эта фотография моя любимая. — Девочка протянула фото, на котором были запечатлены смеющиеся супруги Леонтьевы и хохочущая Ксюша. — Мама уже ждала Нинку, видишь, какой живот большой.

Людмила заплакала. Стараясь, чтобы Оксана не увидела ее слез, быстро обняла девочку за плечи и прижала к себе.